«Священная дружина» в буквальном смысле путалась под ногами Департамента полиции, пытаясь «обойти его на вороных» и усердствуя не по уму и разуму.

Нокаутирующий удар дружине нанес один из ее отцов-основателей, товарищ министра внутренних дел и командующий Отдельным корпусом жандармов генерал П. В. Оржевский, который в записке на имя министра внутренних дел графа Д. А. Толстого, хранящейся в фонде № 102 (Департамента полиции) Государственного архива РФ (3-е делопроизводство, 1883 год), писал: «Практика доказала, что Общество Святой Дружины, не принося до сих пор никакой пользы, очень часто вредило делу розысков. Между тем оно имеет своих секретных и наблюдательных агентов. Очень часто секретные агенты Дружины, будучи не известны Отделению по охранению общественной безопасности и порядка, становились объектами для наблюдения со стороны последнего, через что, конечно, только затрачивалось непроизводительно время и силы, которые могли бы быть употреблены на другое наблюдение с большей пользою.

Кроме того, очень часто Священная Дружина позволяла себе наблюдать за агентами Отделения и тем ставить дело в рискованное положение. Кроме того, почти с уверенностью можно сказать, что одни и те же лица служат как секретные агенты в Отделении и Дружине… Без знания членов Дружины и ее агентов нельзя ручаться, чтобы это тайное общество, действующее пока солидарно с правительством, не стало действовать со временем против него».

Обер-прокурор Синода забил последний гвоздь в крышку гроба дружины, изложив в письме к императору от 23 ноября 1882 года эту же крамольную мысль о ее потенциальной ненадежности. Благодаря объединенным усилиям министра Д. А. Толстого и К. П. Победоносцева Александр III уже 26 ноября 1882 года повелел упразднить дружину, но ликвидация ее затянулась до января 1883 года.

У нас сложилось твердое убеждение в том, что генерал П. В. Оржевский, для вящей пользы дела, слегка лукавил, сетуя на якобы полную автономность и независимость «дружинников». В действительности же всевидящее око государево не дремало и держало дружину под своим колпаком, о чем свидетельствуют материалы дела № 67 «Сведения иностранных агентов, доставленные в Центральный комитет „Священной дружины“», хранящегося в фонде № 1328 (Управления дворцового коменданта министерства императорского двора и уделов) Российского государственного исторического архива (РГИА) в Петербурге.

Контроль Департамента полиции (тогда он назывался еще ДГП — Департаментом государственной полиции), который с апреля 1881 года возглавил профессионал высокого класса В. К. фон Плеве (1846–1904), сменивший на посту директора барона И. О. Велио (назначенца М. Т. Лорис-Меликова), осуществлялся по трем основным направлениям:

личным участием в работе руководства «Священной дружины» товарища министра внутренних дел и командующего Отдельным корпусом жандармов генерала П. В. Оржевского;

периодической отчетностью «Священной дружины» перед Департаментом государственной полиции о сведениях, получаемых ее заграничной агентурой о деятельности русской эмиграции;

разработкой «Священной дружины» с помощью внедренных в ее структуры полицейских агентов и перлюстрацией корреспонденции ее руководства.

В указанном деле имеются несколько отчетов Управления иностранных агентур «Священной дружины» на имя директора Департамента государственной полиции, озаглавленных «Краткий перечень сведений, поступивших в Управление Иностранных агентур» за период с 4 февраля по 1 апреля 1882 года. Из их содержания видно, что управление периодически получало информацию от лондонской, парижской, женевской и берлинской агентур и что по сообщениям проходили П. Б. Аксельрод, Л. Г. Дейч, В. И. Засулич, С. М. Кравчинский и П. А. Кропоткин. Правда, сведения об этих лицах были поверхностны и неполны, а нередко содержали явную дезинформацию, например, о нелегальном выезде Л. Г. Дейча и В. И. Засулич в Россию, что, естественно, было воспринято департаментом с большим недоверием.

На этих отчетах имеются карандашные резолюции (без подписи и даты), которые, надо полагать, сделаны В. К. фон Плеве, адресатом этих документов. Резолюции предназначались двум чиновникам Департамента государственной полиции: Н. К. Фаланшу и А. Д. Коваленскому, очевидно, осуществлявшим разработку «Священной дружины». Плеве подчеркивал карандашом наиболее интересную, по его мнению, информацию и указывал А. Д. Коваленскому: «Неочеркнутое внимания не заслуживает». Таких подчеркиваний совсем немного, что свидетельствует о том, что руководство ДГП вряд ли высоко оценивало работу заграничной агентуры дружины. Внимание Плеве привлекли сообщения от марта 1882 года из Парижа о приезде С. М. Кравчинского из Лондона в Швейцарию и из Женевы о том, что В. И. Засулич «проживает в Валду близ Кларенса с Набоковым, бывшим редактором „Черного Передела“, который, по-видимому, начинает играть видную роль среди эмигрантов». Агентура «Священной дружины» вносила коррективы в одно из своих ранних сообщений: «Поездка Засулич в Россию представляется крайне неожиданною, ввиду трусливости этой женщины, подтвержденной всеми секретными агентами, бывшими с нею в сношениях. Полагаю, что это известие не подтвердится».

Привлекла внимание руководства Департамента государственной полиции в марте 1882 года также следующая информация парижской агентуры: «Корректор „Вольного Слова“ Бонди принадлежал к образовавшемуся революционному кружку в Кронштадте и имел постоянные сношения с Сухановым, Люстигом и Оловенниковой. Кронштадтский кружок состоял (и, по мнению агентуры, состоит и нынче) из морских офицеров, инженеров и мол од ежи-кондукторов. Он состоял в тесной связи с воспитанниками Артиллерийской академии (сведения эти подтверждаются и внутренними агентами „Священной дружины“). Агентура обращает внимание на агитацию в народе „Южно-Русского союза“ (Киев — Одесса)».

В марте 1882 года «Священная дружина» представила в департамент следующую неозаглавленную за писку аналитического содержания:

«Эмиграция представляет из себя среду, находящуюся с русской революционной партиею в менее тесных отношениях, какими обыкновенно предполагается. Потому излишне искать в означенной среде особого внимания, а тем более руководительства народовольческим движением, развивающимся в России. Тем не менее на эмиграцию возлагаются некоторыми руководителями, жительствующими в России, некоторые народовольческие функции, а именно: изготовление взрывчатых веществ и поставку смертельных орудий и аппаратов; печатание сравнительно небольшого числа запрещенных изданий (газет и брошюр) и доставление означенных веществ и предметов в пределы России.

Преступное сообщество „Народной воли“ не в состоянии, по всем видимостям, извлечь другой пользы из отношений к эмиграции, вследствие чего и следует предположить, что всякие иные отношения имеют характер не органический, но мелкий или случайный.

Потому предположения о существовании целенаправленного управления партиею за границею; или же о каких-либо крупных денежных оборотах между эмигрантами и революционерами, действующими внутри России; или о возможном приезде выдающихся заграничных террористов (фотографические карточки которых предполагаются партиею у каждого полицейского офицера), — едва ли представляют какую-либо серьезную вероятность.

Вследствие вышеизложенных соображений казалось бы полезным определить задачу заграничных агентур более точною инструкциею, требующею от них разрешения примерно следующих вопросов: где и кем подготовляются смертоносные вещества и орудия? где и кем печатаются заграничные издания? кем заказываются и оплачиваются означенные вещества и предметы? кем и какими путями перевозятся означенные вещества и предметы в пределы России? куда и кому доставляются они в Россию?»

Как нам представляется, в записке довольно объективно и полно проанализированы отношения между немногочисленными членами «Народной воли», оставшимися на свободе в России и бежавшими за границу (Лавров, Засулич, Кравчинский, Кропоткин, Ошанина и Тихомиров). Ее авторы оперативно грамотно определили главные задачи заграничной агентуры. Беда только в том, что даже близко подойти к решению этих насущных задач агентура «Священной дружины» не смогла.