Но истекающий кровью в результате последовавших за убийством Александра II многочисленных арестов Исполком уже не в силах был ни на какие более или менее активные действия, не говоря уже о подготовке очередного цареубийства. Обе противоборствующие силы укрылись: одна в Гатчине, другая в Москве, для того чтобы зализать нанесенные друг другу кровоточащие раны и подготовиться к новому раунду смертельной борьбы.

В минуту душевной слабости в конце 1881 года Александр III признавался в письме к К. П. Победоносцеву: «Так отчаянно тяжело бывает по временам, что, если бы я не верил в Бога и в его неограниченную милость, конечно, не оставалось бы ничего другого, как пустить себе пулю в лоб. Но я не малодушен, а главное, верю в Бога и верю, что настанут, наконец, счастливые дни и для нашей дорогой России».

Тем не менее его ответ на мученическую смерть своего отца был предельно жесток и неумолим: 3 апреля пять цареубийц были казнены, а 14 августа того же 1881 года им было утверждено «Положение о мерах сохранения государственного порядка и общественного спокойствия», согласно которому предусматривалось введение министром внутренних дел на территории империи положений «усиленной охраны» и Комитетом министров — «чрезвычайной охраны». В условиях «усиленной охраны» местные генерал-губернаторы получали особые полномочия; «воспрещать всякие народные, общественные и даже частные собрания»; «делать распоряжения о закрытии всяких вообще торговых и промышленных заведений»; «воспрещать отдельным личностям пребывание в местностях, объявленных в положении усиленной охраны»; «передавать на рассмотрение военного суда отдельные дела о преступлениях, общими уголовными законами предусмотренные»; «требовать рассмотрения при закрытых дверях всех тех судебных дел, публичное рассмотрение коих может послужить поводом к возбуждению умов и нарушению порядка». Генерал-губернаторам предоставлялось также право утверждения всех приговоров военного суда по передаваемым туда делам. Местным начальникам полиции, а также начальникам жандармских управлений и их помощникам предоставлялось право предварительного задержания на срок до двух недель всех подозрительных на совершение государственных преступлений лиц и членов «…противозаконных сообществ, а также производство во всякое время обысков во всех без исключения помещениях, фабриках, заводах и т. п.».

Положением о чрезвычайной охране предусматривалось, кроме этих мер усиленной охраны, наделение генерал-губернаторов следующими дополнительными правами: «…подвергнуть в административном порядке лиц заключению в тюрьме или крепости на три месяца или аресту на тот же срок, или денежному штрафу до 3 тыс. рублей»; «приостанавливать периодические издания на все время объявленного чрезвычайного положения»; «закрыть учебные заведения на срок не долее одного месяца». При министре внутренних дел учреждалось Особое совещание, состоящее из двух членов от МВД и двух — от Министерства юстиции, которому предоставлялось право с санкции министра внутренних дел направлять в ссылку предназначенных для этого лиц на срок от одного до пяти лет.

За студентами, исключенными из высших учебных заведений за участие в беспорядках, за лицами, возвратившимися из административной ссылки, а также за лицами, отбывшими тюремное заключение за совершение государственных преступлений, устанавливался негласный надзор полиции сроком до двух лет. Эти суровые карательные меры подкреплялись жесткой судебной практикой. По данным советского историка М. Н. Гернета, опубликованным в вышедшей в 1954 году в Москве книге «История царской тюрьмы», подтвержденным американским исследователем Ричардом Пайпсом, с 1881 по 1894 год по политическим делам в России было вынесено 74 смертных приговора, из которых только 12 приведено в исполнение; всего по политическим делам было задержано и допрошено около четырех тысяч человек, из них на каторгу направлено 106 человек. (В эти цифры не входят пятеро повешенных по делу о цареубийстве 1 марта 1881 года[58].)

Что касается «Положения об охране», то практически вплоть до 1917 года не было ни одного года, когда в той или иной местности обширной империи не применялись бы чрезвычайные меры. В фонде № 1467 (Следственной части Чрезвычайной следственной комиссии Временного правительства) Государственного архива РФ в Москве хранятся особые журналы Комитета и Совета министров о продлении срока действия указанного «Положения об охране», из которых следует, что в 1905, 1907–1909, 1911–1916 годах оно продлевалось на срок от трех лет (в 1905 году) и до одного года в последующие за ним годы под предлогом того, что «.. негативные явления, вызвавшие необходимость применения исключительных мер полицейской охраны, в настоящее время далеко еще не прекратились, а в некоторых районах продолжают проявляться с неослабевающей напряженностью» (1907 год). В последующие годы продление оправдывалось тем, что «проект закона об исключительном положении, призванный заменить действующее положение, не получил в Думе доныне окончательного разрешения». Последний раз он был продлен Советом министров 19 августа 1916 года до 4 сентября 1917 года. Все журналы содержат пометку красным или синим карандашом, свидетельствующую о том, что они просмотрены Николаем II.

«Положение об охране», как мы видим, явилось долговременной правовой основой для Александра III и Николая II, позволившей им наладить политический розыск и охрану в соответствии с изменившейся политической и оперативной обстановкой в империи.

...Между тем в системе политического сыска империи появились новые люди. Одну из главных ролей в разгроме остатков разветвленной структуры «Народной воли» после 1 марта 1881 года, несомненно, сыграл подполковник Отдельного корпуса жандармов Георгий Порфирьевич Судейкин (1850–1883). Судьба этого выдающегося жандармского офицера, одного из пионеров политического розыска России в 80-х годах XIX века, была незавидна: он не только был зверски убит своими политическими противниками народовольцами, но и после смерти усилиями революционной пропаганды был оболган и представлен в незавидной роли отпетого авантюриста, якобы стремившегося самыми низменными и провокационными методами обеспечить себе блестящую карьеру при дворе Александра III.

Выходец из бедной дворянской семьи, получивший начальное семейное образование, он избрал традиционную для его поколения военную карьеру. Окончил смоленское юнкерское училище и вышел в чине прапорщика в армию, в которой прослужил как минимум шесть лет. В июне 1878 года в чине капитана он был принят в Отдельный корпус жандармов и направлен для прохождения дальнейшей службы в Киевское губернское жандармское управление (ГЖУ). Он вполне отвечал требованиям, предъявлявшимся тогда к армейским офицерам при приеме в корпус: был потомственным дворянином, окончил юнкерское училище по первому разряду, не был католиком, не имел долгов и пробыл на строевой службе не менее шести лет.

В воспоминаниях генерала Новицкого подведены итоги розыскной деятельности капитана Судейкина в Киеве в 1879–1880 годах: всего за это время было арестованы 157 человек, осуждены за государственные преступления 70 человек (из них девять женщин), из которых казнены через повешение восемь человек (все мужчины), пятерым мужчинам и одной женщине смертная казнь заменена каторжными работами, а 87 человек высланы административным порядком за пределы Киевской губернии. Судейкин ничего не изобретал, он шел давно проторенными до него многочисленными предшественниками и известными всем профессионалам путями, но делал свое дело, в отличие от многих, мастерски, на высочайшем профессиональном уровне. Вербовку агентуры из разового, чуть ли не экзотического в жандармской среде того времени оперативно-сыскного блюда для изысканных гурманов он превратил в повседневный дежурный «суп дня» оперативно-розыскной деятельности. Метод внедрения агентов в революционную среду он поставил на поток, но при этом готовил свои «блюда» на уровне шеф-повара высочайшего класса. Он был то, что называется вербовщиком и агентуристом от бога; таких одаренных от природы людей для столь специфической деятельности в полицейско-розыскном аппарате империи было совсем немного, и чтобы их перечесть, хватило бы пальцев одной руки.