В жизни каждого агента наступает внутренний кризис: с одной стороны, рано или поздно его информационные возможности исчерпываются, и это переживается им очень болезненно. Он видит, что оперативный руководитель уже не так тепло и внимательно относится к нему, что он скоро будет задвинут на задворки сыска и что его материальное вознаграждение резко уменьшится. С другой стороны, успешно действующего агента поджидает опасность провала и разоблачения со стороны его подпольных товарищей — особенно, если охранка станет неосторожно пользоваться получаемыми от него сведениями и подведет его «под монастырь».
Все указывает на то, что Богров переживал именно такой кризис, и Кулябко его просмотрел. Нет, неверно, Кулябко не просмотрел, сама эта материя была выше его понятий! Кулябко был из тех, кто мог перешагнуть через труп своего агента, лишь бы добиться очередного повышения — случай в истории спецслужб, к сожалению, слишком частый и потому тривиальный. Богров любил широко пожить, а денег постоянно не хватало. Его информационные возможности вряд ли предполагали, что Кулябко повысит ему вознаграждение — для этого просто не было оснований. В то же время у Богрова начинала «гореть земля под ногами», он, несомненно, понял, что его товарищи-анархисты, особенно после громкого разоблачения Азефа, что-то почуяли, И Богров, вероятно, решился на то, что до него делали другие агенты, оказавшиеся в его положении: отомстить за неудавшуюся жизнь охранке, персонифицированной в образе Кулябко, и поправить свое положение в революционном обществе. На «счастье» Богрову вместо Кулябко подвернулся под руку сам Столыпин — так куда же лучше!
Богров великолепно использовал предоставленную ему недотепой Кулябкой редкую возможность войти в историю революционного движения России не заштатным убийцей еще одного неудачного жандармского офицера, а самого Столыпина, на «галстуках» которого по приговорам военно-полевых судов были повешены сотни террористов всех мастей. А вина Спиридовича проистекала из порочной практики политического розыска и состояла в том, что он не только помогал карьере свояка, но и обнаружил, по словам Мартынова, «…если не отсутствие интуиции, то невероятное легкомыслие» при расследовании многих за явлений Богрова, что, конечно, не делало ему, как одному из лучших жандармских офицеров, чести.
Несомненно, если царь знал о вине Спиридовича, то высшие чины Департамента полиции знали намного больше его о том, что скрывалось за убийством Столыпина. И поспешили замять дело «расторопной» казнью Богрова и демонстративным наказанием «стрелочника» Кулябко.
Петербургская охранка
Старейшее в России Петербургское, а с началом Первой мировой войны — Петроградское охранное отделение официально называлось «Отделением по охранению общественного порядка и спокойствия в столице». Оно было создано в 1866 году при канцелярии градоначальника и начало действовать ранее губернских жандармских управлений. Охранное отделение в канун Февральской революции включало в себя четыре подразделения: собственно отделение, охранную команду из 280 человек (Морская улица, 26), центральный филерский отряд из 100 человек (Малый проспект, Петроградская сторона) и регистрационный отдел из 30 человек (Басков переулок, 92). Аппарат Петербургского (Петроградского) охранного отделения имел следующую структуру: агентурно-оперативная часть, наружное наблюдение, канцелярия и архив[94]. Работа оперативных сотрудников ОО строилась по объектовому принципу: каждый жандармский офицер (или группа офицеров) занимался конкретной политической партией или общественной организацией, имел свою агентуру, вел ее изучение и разработку, реализовывал результаты разработки и передавал полученные материалы в следственную часть, а затем в губернское жандармское управление. Канцелярия в лице нескольких делопроизводителей занималась текущей перепиской, сношениями охранного отделения с другими полицейскими и государственными учреждениями, следила за ведением денежной отчетности[95] и вела архив и алфавитную картотеку по всем лицам, когда-либо проходившим по делам. Отдел наружного наблюдения состоял из 100 штатных наблюдателей или филеров и для удобства делился на две группы. Внутренний распорядок охранного отделения, канцелярское делопроизводство и наружное наблюдение лежали на ответственности помощника начальника отделения. В помещении ОО круглосуточно дежурили: 1 офицер, 2 полицейских надзирателя, дежурный по канцелярии чиновник, помощники дежурных и филеры.
Охранная команда отвечала за безопасность проезда по городу высочайших особ, охрану императорских театров и некоторых высокопоставленных лиц. Например, такого внимания со стороны команды удостоился Григорий Распутин. Впрочем, под прикрытием команды ПОО фактически вела его разработку.
Центральный филерский отряд состоял из 100 сотрудников наружного наблюдения и руководился специально назначенным офицером охранного отделения. Филеры отряда работали не только в столице, но и часто выезжали с заданиями в провинцию. При высочайших проездах на филеров этого подразделения возлагалось наблюдение по линии проезда. В составе центрального филерского отряда были люди с высшим образованием (так называемые «интеллигентные» филеры), были простые женщины, а также образованные дамы.
Регистрационный отдел состоял из полицейских надзирателей, которыми руководил подчиненный начальнику охранного отделения офицер-заведующий. В задачу отдела входило наблюдение за гостиницами столицы и регистрацией среди их постояльцев всякого неблагонадежного элемента. Весь Петербург делился на районы, которые включали в себя несколько полицейских участков с полицейскими надзирателями во главе. Регистрационный отдел имел агентуру среди дворников и служащих гостиниц и с ее помощью фиксировал появление в районе новых или неблагонадежных лиц, следил за их поведением, делал по местам их проживания и общения установки, проверял их личные документы, делал запросы по местам их выдачи и т. п.
История Петербургского охранного отделения самым тесным образом связана с именем нашего любимого поэта А. С. Пушкина. Дело в том, что отделение располагалось в том же доме, в котором когда-то находилась квартира поэта: дом № 12 на набережной реки Мойки (дом Волконского). Здесь же размещались и квартиры некоторых офицеров отделения. Охранное отделение с 1 октября 1901 года по 1 августа 1907 года занимало два этажа лицевого флигеля с парадной и двумя черными лестницами — всего около 245 квадратных саженей, а также квартиру № 25 во втором этаже правого подворного флигеля. К служебным помещениям охранного отделения относились также конюшня на две лошади, каретный сарай и помещение для кучера в подвальном этаже на два окна.
После переезда охранников в другое здание дом на Мойке занимал музей изобретений и усовершенствований, пока, наконец, в 1925 году в здании не создали музей-квартиру А. С. Пушкина.
Нужно отметить, что квартира поэта сохранилась именно благодаря стараниям «царских сатрапов» из Петербургского охранного отделения. Во время первой русской революции эсеры-максималисты запланировали подорвать здание столичной охранки, но террористический акт удалось предотвратить, поскольку его исполнители, включая известного боевика «Медведя» (М. И. Соколов), были заблаговременно обезврежены. Последние свои дни петербургские охранники во главе со своим начальником генералом К. И. Глобачевым[96] встретили в другом здании — в особняке, принадлежавшем принцу Ольденбургскому, что на углу Мытнинской набережной и Александровского проспекта. 27 февраля 1917 года генерал Глобачев, под давлением разъяренной толпы, отдал приказ своим подчиненным покинуть здание, после чего «революционные массы» приступили к уничтожению интерьера и архивов отделения. О том, что происходило в этот день в Петрограде, дают яркое представление воспоминания супруги Константина Ивановича — Софьи Николаевны Глобачевой: «Уже накануне город замер и жизнь как бы прекратилась. На улицах был полумрак, город был полон всяких ужасных слухов… Всю ночь муж и его подчиненные находились в канцелярии. Днем доложили, что толпа, разрушая правительственные учреждения и убивая должностных лиц, движется к особняку, где была наша квартира и канцелярия (охранного отделения). В доме провода оказались перерезанными кем-то, и муж, не имея возможности сноситься с властями, решил отправиться на Морскую улицу, где находился один из отделов (царской) охраны и где жили его два старых помощника. Услышав о его решении, я быстро отвела нашего сына (дочь была в институте в Москве) к одним знакомым… и помчалась к мужу, который, переодевшись в штатское… уже садился в автомобиль со своим старшим помощником. Я вскочила туда же, и мы поехали. Уходя из дома, я сказала прислуге, что если мы не вернемся к 8 часам вечера, то чтобы обедали без нас. Не думала я тогда, что уже никогда больше не вернусь в нашу квартиру.
