Консулу, оказавшемуся на «бойком» месте, из-за огромного объёма работы иногда невозможно было отлучиться в отпуск. Когда надворный советник и вице-консул в Мешхеде Мусников в октябре 1896 года ушёл в отпуск, то вместо него посланник в Тегеране Е. Бюцов был вынужден срочно посылать стажёра миссии Константина Иванова. Но вот беда, докладывал посланник в Центр: «Страдая упорной болезнью глаз, Г. Иванов обратился ко мне с просьбой разрешить ему уклониться на 10 дней от пути следования своего в Мешхед через Баку», чтобы проконсультироваться там у окулиста. Естественно, отпуск Мусникову пришлось на неопределённое время отложить.
Опытный консульский работник, оставивший после себя фундаментальный труд по консульскому праву и практике, барон А. А. Гейкинг считал: «Доступность консула должна, между прочим, выражаться также подходящим адресом… Квартира консула должна помещаться не дальше, чем на расстоянии пяти вёрст от его канцелярии. Произвольное частое отсутствие консула также недопустимо. Всё равно — бывает ли он в официальном отпуску или гуляет по собственному почину на каком-нибудь пляже, или в горах, или в Париже, — служба его от этого неизбежно страдает…»[109]
Ко всему прочему, оклады у консульских работников были намного ниже, чем у дипломатов, карьерный рост ограниченный (не выше генконсула, что соответствовало рангу советника), а ответственности куда больше. Уделом какого-нибудь вице-консула было просидеть с десяток лет в каком-нибудь портовом городишке типа Малаги или Вальпараисо и уйти на пенсию в ранге чиновника не выше IV–V класса. Не удивительно, что дипломаты всячески избегали назначения на консульские должности, и это приводило к появлению в системе Министерства иностранных дел обособленной от «белокостных дипломатов» обиженной консульской касты.
Показательным примером бытующего уже в начале XIX века мнения о престиже консульской службы является попытка Н. И. Тургенева стать генеральным консулом России в Лондоне. Ему надоела душная обстановка Министерства финансов, и он хотел уехать на какое-то время из России. В качестве предлога для этого он использовал только что освободившееся в Лондоне место генконсула. Ходатайство его рассматривалось на самом высоком уровне, и что же? Александр I отказал Тургеневу в его ходатайстве, мотивировав своё решение тем, что должность генконсула была для Николая Ивановича малопрестижна и плохо оплачиваема.
Приведём пример того, как в идеале фукционировала консульская служба в начале XIX века. В ноябре 1824 года в норвежский портовый городок Арендаль зашёл шлюп «Смирный», направлявшийся в русскую колонию в Калифорнии. Заход был вынужденный, судно изрядно потрепал жестокий шторм в Северном море, и прежде чем продолжить дальнейшее плавание, требовалось произвести на нём кое-какие ремонтные работы. Командир шлюпа капитан-лейтенант Павел Афанасьевич Дохтуров немедленно доложил о прибытии почётному российскому генеральному консулу в Кристиансанде надворному советнику Кристьяну Стивену, а тот составил свой подробный доклад и отправил его с курьером в Петербург на имя самого К В. Нессельроде. Дело было государственной важности — недаром накануне Коллегия иностранных дел России проинструктировала всех своих консульских работников о том, чтобы они оказывали «Смирному» всяческое содействие. На деньги консульства (и, по всей видимости, на средства самого генконсула, богатого человека, державшего торговлю) был закуплен необходимый провиант, и начаты необходимые ремонтные работы на шлюпе. Через месяц пришёл ответ, подписанный Карлом Васильевичем, в котором говорилось о том, что КИД уведомила о происшествии военно-морской штаб. Так, в общем-то, при отсутствии современных средств связи, оперативно решались тогда вопросы взаимодействия между консульскими и морскими властями России.
Но за этими скупыми словами стояла огромная работа. Капитан-лейтенанту П. А. Дохтурову нужно было связаться с консулом и внятно и подробно изложить суть происшедшего. Господину К. Стивену надлежало лично осмотреть потрёпанный бурей шлюп, во всём подробно разобраться и составить объективный отчёт, а также оказать экипажу судна финансовую помощь — пока из собственных средств. Чиновникам Коллегии иностранных дел, к которым поступил доклад Стивена, тоже было необходимо оценить сообщение почётного консула, разобраться в происшествии и только потом уже составить соответствующий документ Нессельроде. В этой цепочке событий мог произойти любой сбой, и тогда дело «Смирного» затянулось бы на месяцы, а то и годы.
Деятельность консульских учреждений регулировалась Консульским уставом, разработанным и введённым в действие, как мы уже упоминали, в 1820 году. Потом Устав дополнялся и видоизменялся в 1858 и 1893 годах. Консульства по своему статусу и рангу — в зависимости от важности того города, в котором они учреждались — делились (и делятся поныне) на четыре класса: генеральные консульства, просто консульства, вице-консульства и консульские агентства. Например, Антверпен или Марсель удостаивались обычно учреждения генерального консульства, а тихий персидский городок Пешавар должен был довольствоваться вице-консульством. Соответственно во главе консульских учреждений стояли генеральные консулы, консулы, вице-консулы и консульские агенты или секретари. В штатном расписании генерального консульства могли быть консулы, вице-консулы и консульские секретари, а в составе консульств — вице-консулы и секретари[110]. Кроме того, в структуре посольств и миссий существовали консульские отделы, выполнявшие консульские функции, но их сотрудники чувствовали себя всё-таки посольскими служащими.
Свои функциональные обязанности консульские чиновники выполняли на территории, называемой консульским округом. Его размеры и границы определяются по согласованию с властями страны пребывания Министерством иностранных дел, назначившим своего консула в эту страну. Если посол или посланник должен аккредитоваться в стране с помощью верительных грамот, то главы консульств используют для этого консульский патент. Признав его, государство, принимающее консула, выдаёт ему экзекватуру — отдельный документ или разрешающую резолюцию на его патенте. Направляясь в 1830 году в город Сливен (Болгария), русский консул Г. В. Ващенко, до этого секретарь миссии в Константинополе, патент получил из рук посла в Константинополе А. И. Рибопьера, в то время как турецкие власти, на чьей территории находился Сливен, выдали ему вместо экзекватуры так называемый берат. Если в стране имелись миссия или посольство, то консул в вопросах общего оперативного руководства, как правило, подчинялся посланнику или послу.
Российские консульства, расположенные на территориях английских колоний, формально подпадали под юрисдикцию Великобритании, а потому всякое открытие нового консульского учреждения или назначение в него нового консульского работника должно было получить одобрение Форин Оффис. Из внешнеполитического ведомства Великобритании шло соответствующее уведомление в Лондонское посольство: «Статс-секретарь по иностранным делам свидетельствует своё уважение Посольству России и, ссылаясь на ноту Его Высокопревосходительства от 1 апреля с. г., имеет честь уведомить его, что г-н Шоков признан в качестве действующего вице-консула в Коломбо».
Россия долго не могла открыть своё консульское учреждение в Индии, поскольку Англия выставляла ответное требование учредить британские консульства в Тифлисе и Баку. С этим требованием долго не соглашались и на Певческом Мосту, и в Генеральном штабе, справедливо полагая, что английские консулы будут непременно заниматься разведывательной деятельностью на Кавказе. Переговоры на эту тему шли около двадцати лет, пока к взаимному удовлетворению в 1899 году не было открыто российское консульское представительство в Бомбее, переведённое потом в Калькутту (тогда столицу Индии). Английская сторона не хотела повышать ранг этого представительства выше консульства, однако прибывший в Бомбей В. О. фон Клемм «самостийно» объявил себя генеральным консулом, чем вызвал раздражение и недовольство колониальной администрации Индии.
