Конечно, ни административные, ни уголовные наказания не исчерпывали всех нюансов повседневной жизни дипломатов. За их рамками скрывалось широкое поле морально-этических проступков, остававшихся без всяких последствий. Не случайно, что в 1913 году по инициативе С. Д. Сазонова в Министерстве иностранных дел по аналогии с армией был создан «суд чести», призванный разбирать проступки чиновников, «несовместные с понятиями о чести, служебном достоинстве, нравственности и благородстве». «Традиционный дворянский кодекс чести, — пишет А. Кузнецов, — уже не вполне удовлетворял интересам… ведомства как корпоративного института. В новых условиях оно нуждалось в дополнительных механизмах морального самоочищения». Дело понятное: среди дипломатов теперь были не только дворяне, но и представители купеческого, мещанского и даже крестьянского сословий.

Выборы членов «суда чести» были намечены на 13 апреля 1913 года — сразу после Пасхи. Правом участия в выборах наделили всех штатных чинов Министерства иностранных дел и нештатных сотрудников, имевших ранг не ниже коллежского советника. Кандидатами в судьи было выдвинуто 63 человека из всех подразделений министерства — в основном солидные и уважаемые чиновники рангом не ниже VI класса. В состав суда избирались 9 членов и 9 кандидатов, выборы в него проводились под контролем товарища министра или старшего советника. Отпечатанный на гектографе бюллетень содержал 18 пустых строчек, в которые следовало вписать 18 фамилий кандидатов с указанием их имён и отчеств. В пояснениях к бюллетеню говорилось, что первыми нужно вписать фамилии членов, а потом уже кандидатов в члены суда, и что бюллетени должны сдаваться без подписи в запечатанных конвертах.

В первый состав «суда чести» вошли самые авторитетные и уважаемые дипломаты: И. А. Зиновьев, А. И. Нелидов, Б. Э. Нольде и др. К сожалению, суд так и не заработал в полную силу: скоро началась война, и дипломатам стало не до этого. В архиве сохранилось одно дело, рассмотренное в июне 1913 года, которое касалось титулярного советника и секретаря консульства в Кашгаре Э. Л. Беренса, распространявшего клеветнические сведения о своём начальнике консуле Соколове. Суд, как пишет Кузнецов, запутался в анонимных обвинениях и дело кажется, так и не довёл до конца.

Очень интересным показался нам следующий документ.

В феврале 1890 года в Департамент личного состава и хозяйственных дел от новгородского губернатора поступило письмо, в котором губернатор сообщил о том что бывший консул и действительный статский советник Н. Г. Иванов тяжело заболел, брошен своими домашними и находится «в совершенном одиночестве и при ненадёжной прислуге». Губернатор просит дать знать об этом жене и детям Иванова. По всей видимости, департамент принял близко к сердцу судьбу своего пенсионера и попенял семье Иванова за упущение, потому что сразу после переписки с губернатором в архивном деле подшита записка супруги консула, в которой она лаконично сообщает, что «сын Георгий выехал к отцу в Новгород». Признаться, такое живое участие министерства в судьбе своего бывшего сотрудника было для автора довольно неожиданным.

Много ли платили государевым дипломатам? Перед нами лежит прошение консула в Рущуке статского советника Николая Налётова, дипломата с 30-летним стажем, на имя министра иностранных дел графа Михаила Николаевича Муравьёва от 10 марта 1897 года, в котором он позволил «себе дерзость великую прямо обратиться к состраданию Вашего Сиятельства и почтительнейше умолять высокаго и влиятельнейшаго Вашего ходатайства о принятии моих детей на казенный счёт в учебные заведения». Он всю жизнь провёл за границей, является отцом восьмерых детей, из которых старшей дочери 15, а младшей — всего 3 года, с трудом сводит концы с концами и может позволить себе нанять лишь одну гувернантку, но дать образование детям за границей они с женой не в состоянии. При этом он от министерства уже получает пособие в размере 200 рублей в год на двух старших дочерей и с ужасом ожидает приближение старости.

На ходатайстве консула простым карандашом в столбик перечислены его дети, а рядом чья-то резолюция синим карандашом: «Максимум 300 рублей на старших дочерей». В ответном письме Департамент личного состава и хозяйственных дел сообщил Налётову: «Что касается остальных детей Ваших, то Министерство не имеет возможности принять на свой счёт их воспитание».

Винить в чёрствости руководство министерства у дипломатов особых оснований вроде не было — оно в меру своих возможностей помогало материально нуждающимся, их вдовам и детям. Архивные дела Департамента личного состава и хозяйственных дел МИД России содержат большое количество обращений дипломатов к директору департамента с просьбами материального характера. Другое дело, что государство держало министерство на полуголодном пайке, и денег на все протянутые руки просто не хватало.

Среди документов мы находим ходатайство чрезвычайного посланника и полномочного министра в Берне Жадовского от 3/16 августа 1904 года. Он просит об «исходатайствовании аренды» из средств Министерства земледелия и государственных имуществ. Как пишет чиновник этого министерства, «означенное письмо было повергнуто… на Высочайшее благовоззрение, и Его Императорскому Величеству в 7-й день сего августа благоугодно было Всемилостивейшее на оном начертать "Можно удовлетворить"». Министерство земледелия и государственных имуществ определило выплачивать посланнику пособие в размере двух тысяч рублей в год сроком на три года.

Ну что ж, и на этом спасибо. Две тысячи рублей — не такие уж большие деньги, но, видно, Жадовский совсем «обездюжел» в дорогой Швейцарии.

А вот прошение товарища министра, графа Ламздорфа, на высочайшее имя от 27 января 1897 года о том, чтобы вдова бывшего консульского чиновника Иоанна Фёдоровна Кумберг получила пособие и смогла выехать в Россию. После смерти супруга у Иоанны Фёдоровны не оказалось даже денег на то, чтобы вернуться на родину. Император внял просьбе графа и назначил вдове Кумберг пособие на воспитание, то есть образование её детей. Детишки Кумберг были не единственные, которых подняло на ноги государство. Сколько мальчиков и девочек получили образование за казённый счёт только через одно Министерство иностранных дел!

Ещё один документ Департамента личного состава и хозяйственных дел — уведомление консулу П. А. Мельникову, подписанное директором департамента К. Букс-гевденом:

«Милостивый государь, Павел Алексеевич,

Господин Товарищ Министра Иностранных Дел по докладу моему ходатайства Вашего об ассигновании ежегоднаго пособия на воспитание детей Ваших признал возможным согласиться на назначение Вам, начиная с сего 1897 года, впредь до выхода дочерей Ваших Варвары и Зои из Патриотического института, ежегоднаго пособия на воспитание их по 100 рублей на каждую…»

Растроганный Мельников пишет умилительные письма со словами благодарности Его Превосходительству барону Буксгевдену и Его Сиятельству графу Ламздорфу за удовлетворение его прошения. А ДЛСиХД, назначив содержание на обучение дочерям Мельникова, проверяет в июле 1897 года, как регулярно поступают деньги в Патриотический институт и в каком размере.

Канцелярия Патриотического института на обратной стороне запроса уведомляет МИД: «За Варвару Мельникову вносится ежегодно 400 рублей, так как она музыке не обучается; за Зою Мельникову — 500 рублей, из коих 100 рублей за два урока музыки в неделю. Плата поступает за полгода вперёд к 1 февраля и к 1 августа, внесена же в настоящее время по 1 августа 1897 года».

Департамент доволен — всё идёт, как надо.

Вот ещё один типичный документ объёмистого документообращения Министерства иностранных дел того времени:

«Талон к ассигновке № 367 от 27 января 1897 года,