До Бриакана всего-то 45 километров, но полоса расположена на склоне сопки, в предгорье могучего хребта Меванджа. Полосу надо отыскать, а всякий поиск в такую погоду чреват сам по себе.
Точно в такую же погоду командир Благовещенского ОАО на самолете АН-2 в равнинном аэропорту Чумикан не стал заходить по схеме на посадку, а решил визуально искать Удское, тоже, как и Бриакан, расположенное на склоне сопки, и врезался в другую сопку. Командир Цингот, второй пилот и штурман погибли. В таких случаях наказание получают руководители полетов, диспетчеры.
Разбился в тумане магаданский ИЛ-14, а диспетчер Анатолий Саранин получил три года химии за то, что не сделал запись в плановую таблицу, как будто чернильная строка отвела бы самолет от скалы в Охотском море.
В Южно-Сахалинске летом 1962 года диспетчеры прыгали с вышки и разбегались в страхе, когда махина ИЛ-18, ревя четырьмя винтами, вынырнула из тумана и, сокрушая тайгу, словно заправский лесоруб, грозно надвигалась на вышку КДП. Командир Дейнеко уклонился от посадочной прямой, а при уходе на второй круг груженая машина просела. Мощность двигателей вынесла из тайги самолет, оставив на память просеку в тайге да бревна в стойках шасси. Экипажу посчастливилось добраться до Хабаровска с неубранными шасси и кучей дров на них. Мы рассматривали изогнутые, в забоинах лопасти винтов, куски елей, торчащих из стоек шасси, когда из неподалеку остановившегося самолета вышел молодой майор.
– Здорово, друзья! – он тоже опешил, увидя экзотическую картину. – Ну герои!
– Да это не мы, – оправдывался мой командир Юрий Коваленко.
Тут нас оттеснила быстро собравшаяся толпа, шумно приветствуя майора. Только теперь до нас дошло, что это Юрий Гагарин. Он тогда летел в Японию, и мало кто знал о его посадке в Хабаровске. Позже был кортеж по улицам Хабаровска и митинг на площади. Но ни мы, ни молодой майор, стоящий тогда у поврежденного ИЛа, оказавшийся первым героем космоса, не предполагали, что и он крыльями своего МИГа много лет спустя будет крушить деревья Подмосковья угрюмым, ненастным мартовским днем.
В городе Мичуринске похоронен наш бывший военный инструктор майор Галай. Он заходил ночью на посадку на самолете ИЛ-28, угодил в полосу тумана и, видимо, тоже поспешил увидеть землю. (Этим чувством страдают почти все летчики.) Скоростные самолеты этой ошибки не прощают никому. Сложно заставить себя действовать строго по расчету в любой наитруднейшей ситуации, но надо. Кто в первую очередь думает о собственной жизни, а не о данном этапе полета, тот, как правило, погибает. Руки невольно отжимают штурвал, а мысль работает в одном направлении: быстрее установить визуальный контакт с землей. Тогда и надо контролировать действия рук и мыслей. Примеров можно привести множество.
Виктор Бутенко, командир АН-2 Хабаровского ОАО, попав в туман, настолько перепугался, что влетел в провода и срезал киль вместе с рулем высоты. Кое-как «дополз на животе» до Совгавани и чудом остался жив. Что интересно, окончив позже Академию и став инспектором поснимал с летной работы своих же товарищей за нарушения куда менее своих.
Что греха таить – все заочники, вылетая на сессию, везли из Николаевска-на-Амуре вместо знаний чемоданы икры и рыбы, а уважаемый инструктор тренажера Анатолий Шуйский беззлобно шутил:
– Почему на значке нет кетины?
Обладатель диплома краснел, пыхтел, но, что поделаешь! Шуйский когда-то тоже летал на ТУ-4 и был уволен из армии как все в то время. В тренажерной по утрам было импровизированное шоу, где обсуждались все злободневные вопросы: от плохих дорог до хреновых руководителей. Только у Шуйского жили воробьи. Привез он их из татарской деревни, аж из-под Мензелинска и развел на диво всем. Раньше в этих местах наглая птица не жила. Рано утром воробьи слетались на березку и громким чириканьем требовали пищу. Береза походила на грушневку со спелыми плодами. Как-то, обсуждая очередную поломку самолета, инженер летного отряда Виктор Залозных возмущался:
– Почему летчики ломают самолеты?
Мимо как раз проезжал бульдозер. Шуйский, склонив набок голову, отвечал:
– Василич, по нашим аэродромам надо летать вот на этом бульдозере, если ему крылья привязать! Аэродромы плохие, условия жестокие, а летчиков присылают всех подряд. Многим не то, что в горной местности, в равнинной опасно доверять!
Окна тренажерной были полузатемненными, и чьи-то унты месили головы воробьев.
– Виктор, глянь кто идет! – попросил я инженера.
– А в чем дело? – не понял он. Разве это летчик который не видит, что у него под ногами?
– Идея. Давай перепишем! – встрепенулся техник Николай Глушенков.
– Годится, – одобрил идею Шуйский.
Мы смотрели в окно, где мелькали унты с собачьей и овечьей шерстью. Одни отпрыгивали, аккуратно обходя гомонящую стаю, другие напролом месили пшено со снегом, распугивая птиц. Все это походило на гаданье. Глушенков всякий раз выбегал на улицу и кричал фамилию проходящего. Вскоре в списке значилось человек двадцать обладателей унтов.
Картина вырисовывалась очень четкая: со знаком минус выстроились все аварийщики, со знаком плюс – лучшие пилоты отряда.
– Что ж вы думаете, командиры, пишите предложение в приемные комиссии летных училищ об отборе курсантов!
Шуйский рассмеялся:
– Виктор, да они завтра с шишками на лбу ходить будут.
– Почему? – не понял наш инженер.
– Начнут зерно искать по дорогам и все столбы дурными башками посшибают, – пояснил Шуйский.
Позже начальник тренажерной начал потихоньку отваживать воробьев по причине резкого роста их численности, да наглого поведения. Рядом располагалась стоянка самолетов АН-2, и воробьи смело приступили к освоению новой территории.
С формы вышел очередной самолет, который предстояло мне перегнать за 750 километров в поселок Нелькан для выполнения лесопатрульных работ. На высоте двигатель время от времени потряхивал, как при обычном смолообразовании. О мелкой тряске я рассказал командиру Анатолию Ананьеву, который два дня спустя произвел вынужденную посадку. Комиссия обнаружила в воздухозаборнике самолета № 50530 воробьиное гнездо. Вынужденную свалили на слишком расторопных нельканских птиц. Так, с виду, безобидные воробьи оказались для нас опасными соседями. Когда их разогнали, мы начали донимать Шуйского:
– Как теперь будем определять уровень подготовки пилотов?
Он отшучивался:
– Дурак, он и есть дурак. Если без высшего образования – беда, если с высшим – бедствие.
Смешным индюком выглядел вчерашний растяпа, когда, получив диплом, а с ним и должность, вдруг превращался в эдакого строгого, высокомерного, всезнающего поборника порядка и дисциплины. Один новоиспеченный инспектор отчитывал опытнейшего командира самолета за то, что тот во время сильной тряски двигателя грамотно выключил его над аэродромом и спокойно посадил самолет. Командир слушал, слушал разъяренного инспектора и спросил:
– А ты знаешь, инспектор, что у командира самолета Виктора Годнова в Воронеже при аналогичной тряске отвалился двигатель, отрубил нижнее крыло винтами и все три члена экипажа погибли? Пошел вон, сопляк!
Молодой командир самолета Павел Байздер, наблюдавший за потешной сценой, расхохотавшись, спросил:
– Ну что, поддается старик воспитанию?
– Сейчас и тебе талон отрежу, – хорохорился инспектор.
– А мне за что? – удивился Байздер.
– Чтоб не смеялся.
– Вы и смеяться запрещать получили право? – Павел махнул рукой и пошел подальше от вчерашнего товарища.
Обычно во всякого рода контролеры идут люди, не умеющие сами хорошо трудиться или психологически настроенные, чтоб другие их всегда боялись. Многие должности получали от парткомов, против своей воли, и тут уж никуда не деться – тяни воз.
Вячеслав Мулин, будучи молодым пилотом, разбил в поселке Чля вертолет МИ-1. Позже набравшись опыта, освоил МИ-4, МИ-8, стал примерным пилотом и пробился в инспектора. Однажды прилетел в поселок Удское и, вроде бы невзначай, заглянул в пилотскую. Поздоровался с находящимися там пилотами: Анатолием Черновым, Иваном Шаровым, начальником партии реки Ними Василием Комаровым и другими геологами. На столе Мулин увидел открытую бутылку шампанского, принесенную геологами. Не говоря ни слова Мулин улетел в Чумикан, где встретил командира отряда Кузнецова и доложил, что в Удском пьянствуют летчики. Кузнецов получил официальный доклад и ему ничего не оставалось, как отстранить пилотов от полетов, а затем снять с летной работы прекрасного человека Анатолия Чернова. То, что Анатолий прошел медобследование, не обнаружившее алкоголя, а вертолет в тот день был неисправен, все оказалось не в счет. Злодейское слово инспектора решило судьбу ни в чем не повинного человека. Как инспектора Мулина можно понять. Совсем недавно в Удском потерпел катастрофу самолет АН-2 командира Николаева, второго пилота Осипенко с шестью пассажирами на борту. Экспертиза обнаружила алкоголь у командира самолета. Мулин думал: «Одних хороним, другие пьют». Но как человек, товарищ, мог бы на месте разобраться, не «кусая» из-за угла.
