 Словно крылья гоголя по весне, Ветер в ушах Нюргуна свистел. Дивный конь Широкой грудью своей, Твердой, бронзовой грудью своей Рассекал налетающий вихрь. От ударов его копыт Искры сыпались из кремня, Грива черная на ветру Клубилась тучею грозовой, Кромсаемой молниями в высоте, Пласталась, как темный дым; Хвост, как длинная лодка В быстрой реке, Метался, бился, шипел, Вспыхивая серным огнем, Рассыпая синие искры окрест. Этот конь, Воспеваемый в олонхо, Прославляемый далеко, Поистине был могуч. На грани летящих белых небес Стоя рожденный Конь Вороной С юношей седоком на спине В бескрайнюю ширь, В непомерную высь Торжествующего неба взлетев, Ровно тридцать три Ревущих дня, Тридцать три Вопящих ночи подряд, Не отдыхая, скакал. Мчался ввысь, Устремлялся вниз — На вершине плешивых гор; Напрягая мышцы свои, Ударяя копытами о скалу, Опять в высоту взлетал; По беспредельным степям Широким наметом шел, По перевалам крутым Тропотой пробегал, Топотал. То он в высоту поднимался, кружа, Тонко от нетерпения ржа, То, словно четыре грома с небес, С грохотом на землю ниспадал, Поверху, понизу он летел, Днем и ночью неутомимо скакал. Слетая с колен коня, Восемь вихрей клубилось, гудя; Хватаясь за гриву коня, Семь безумных илбисов Билось, вопя, Под чугунной грудью коня Серные мелькали огни… Мерзлые деревья по следу его, Поваленные скоком его, Как шаманы тунгусские, под горой Камлавшие, волосы растрепав, Крутились по девять дней и ночей; Сухие деревья в тайге, Обрушенные копытом коня, Прыгали и крутились за ним Шесть дней и ночей подряд, Словно Илбис Кыыса, Хлопая в ладоши, вопя, Прыгающая В помраченьи ума… Древние дерева, Рухнувшие в тайге От ударов его копыт, Толпой голосящих старух Выли, вопили вослед. Конь летел могучей стрелой, Пламенел Падучей звездой; Лишь на тридцать четвертый день Понемногу сбавляя бег, Стал среди равнины степной; Всей глубокой утробой своей Громко, радостно он заржал, Горой в долине нагромоздил Горячий, железный кал, Широкую балку меж двух холмов Потоком мочи затопил; По воле всадника своего Иноходью пошел не спеша, Ровно, легко дыша. А юноша Нюргун Боотур — Как сел он, Так и сидел в седле. Только, — после скачки такой, Не жужжал, не гудел Осол Уола; Над макушкой его головы Не вопила в уши ему Неистовая Илбис Кыыса, Не били ему в лицо Восемь гремящих вихрей степных, Семь спутников безумных ее… Семь илбисов — утихли, Прочь отошли. Юноша Нюргун Боотур, Горделиво сидя в седле, Сдвинул брови, Прищурил глаза, Осмотрелся по сторонам, Сам на себя поглядел И в удивленьи увидел он, Что от шкуры лося, Убитого им, От самодельной одежды его Не осталось на нем ни клочка; Все сорвано ветром В скачке лихой, Остался он голым, как был… Вот и вспомнил Нюргун Боотур Обычай древних времен: Прежде исполин-богатырь, Вступив на грань трех миров, Трех своих родичей-кузнецов Просил изготовить ему Несокрушимый трехслойный щит, Четырехслойную Кольчугу-броню, Чтоб от вражеских топоров Крепкая защита была. Охваченный мыслью своей, Подъехал Нюргун Боотур К дому обширному своему, К коновязи с медным столбом, Где сидел, клекотал Небесный орел. Вошел он — Старший брат-тойон — С восьмихвостым Священным ремнем в руке В широкую дверь, В просторный покой; Младшему брату, Младшей сестре Сказал такие слова. СТИХ 33
НЮРГУН БООТУР Ну вот! Ну вот! Вы — зеницы моих очей, Вы — десны белых моих зубов, Златогрудые жаворонки мои! Братец мой младший Юрюнг Уолан, Летающий высоко На Мотыльково-белом коне! И ты, сестричка моя, Младшенькая Айталыын Куо, Красавица с восьмисаженной косой, Желтое сокровище Белых небес. Жаворонок дорогой Жарких весенних небес! Слушайте парой своих Растопыренно чутких ушей Твердое слово мое: Вспомнил я, Что послан сюда В необжитый Средний мир, В долину дикой земли, Властелина не знавшую до сих пор, Для того, чтобы дать отпор Налетающим сверху врагам, Набегающим снизу врагам, Истребляющим род уранхай-саха. Я послан сюда Защитить, оберечь Добросердечные племена Солнцерожденных детей С поводьями за спиной. А чем же сражаться мне? Нет у меня Ни меча, ни щита! Не во что здесь на земле Одеться, обуться мне!.. Мне завещано в древние времена Небывалые подвиги совершить, Славой зычною прогреметь В трех сопредельных мирах. Позавидуют славе толстой моей, Позарятся на душу мою Небесные лютые абаасы, Железные люди подземных бездн… Налетят на меня — Захотят погубить Чудовища бурных небес, Отборные богатыри, Чьи огненные убивают глаза, Чьи длинные клювы остры; Нападут невидимки поддонной тьмы, Оборотни адьарайских племен; Преследуя меня, полетят По горячим моим следам, Рыская, побегут По остывшим моим следам… С пустыми руками тогда Трудно придется мне! Как я грудью дам им отпор Без оружия, без брони? Чем сокрушу Макушки врагов Без колотушки во сто пудов? Как я — голый — пойду на бой? Здесь, где ныне Мы с вами стоим — Средь великой равнины Кыладыкы, Выковали искусной рукой, Выстроили для нас На незыблемых опорах стальных Тридцатихоромный Серебряный дом Под кровлею золотой; Коновязью поставили нам Три восьмигранных медных столба. Слыхал я такую весть: Ковал жилище для нас Ковач великий Баалтааны И подручные молотобойцы его. Я этого кузнеца По свету искать пойду, — По далеким следам пойду, По широким следам пойду… Не вернусь, пока не найду. Пусть над вами Птица не пролетит, Пусть под вами Подземная мышь Хода сквозного не прогрызет, Пока я буду в пути! Прощайте надолго, Ждите меня! — Сказал Нюргун Боотур. Не успели бедняжки Брат и сестра Выбежать на широкий двор, Брата старшего проводить, В дорогу благословить, Как его уж и след простыл… Богатырь великий — Старший их брат В сторону перевала Куктуй, Как длинный дым, улетел. Только вихрем пыль Заклубилась за ним, Только молнии за горой Вспыхивали по следу его, Только гром вдалеке Громыхнул и затих… Над хребтами могучих гор, Над грядами бегущих туч, Стремительный Нюргун Боотур Без дороги скакал наугад, Говоря: «Наверно, сюда!», Веря чутью Коня своего. Под нависающий Бурный край Северных угрюмых небес Проскакал он вдоль По реке Куктуй, Через множество притоков ее, Где водопады шумят, Перекаты каменные гремят, Неприкаянно чайки кричат. Только ветер Протяжно свистел в ушах, Только девять вихрей Летело вослед Да клубилась белая пыль На расстояньи трех дней пути. Долину светлую он миновал, Семь перевалов перевалил, Восемь перевалов перескочил. Желтые аласы-поля Оставил давно за спиной. По дикой тундре Скакал его конь, По каменистым балкам речным, По редколесью бежал… Железной грудью разбрызгал конь Заповедное озеро Чоохурутта, Где водяные сигают жуки С подтелка величиной. С размаху разбрызгал конь Озеро Бадылытта, Где лягушки — С лошадь величиной; С разбега выплеснул из берегов Глубокое озеро Тынгалытта, Где огромные ящерицы живут С пестрым хвостом, Как столетняя ель. Он широко расплескал Озеро Суналытта, Хоть вопило, Просило пощады оно, Хоть скалы выли на берегу, Хоть орали Кругом леса… Там скрывает землю Серый туман, Там пасмурно брезжит день, Там свирепо играет Осол Уола, Там безумно камлает Илбис Кыыса… Пить хотят они черную кровь, Мыться в горячей крови, Толстые кости колоть, Длинные кости грызть… Миновал это место Нюргун; Тут небесный его скакун От северных угрюмых небес, От скудной тундровой стороны, По отрогам ржавых, Железных гор К западу повернул… От удара каменных Конских копыт, Словно от громовой стрелы, Толстые деревьев стволы Раскалывались на куски, Разлетались крупной щепой; Большие обломки стволов, Как дородные тойоны-князья, Стоя, беседовали меж собой; Обломки густых ветвей, Как степенные женщины-госпожи, Бедрами покачивая на ходу, Важно шагали вслед; Осколки сучьев сухих Голодной стаей волков Протяжно выли вдали… Вывороченные корни дерев, Медведями встав на дыбы, Ревели в чаще лесной… Скоро всадник, Споро скакал, Рассыпая искры из-под копыт; Пролетел свой путь Падучей звездой, Быстро он предела достиг, Где стремительно мчится Нижняя грань Небосвода, нависшего над землей, Где три мира сошлись, Где семь рек обнялись, Где восемь рек шумливо слились, Где девять бурных рек, Друг друга за руки взяв, В русле одном понеслись. Там увидел Нюргун Боотур Просторный, железный Гремящий дом; Содрогались тридцать его боковух, Грохот летел изнутри… Осадил коня богатырь, Пристально осмотрел Дом огромный И дол окрест. Черные там деревья росли На черной от сажи земле; Взрытые глубоко Недра зияли кругом Рудных, опрокинутых гор. В доме том Неумолчно гремел Молот великого ковача, Исполина Баалтааны; Там кроваво рдел, Пламенел, шипел Сумеречный огонь, Тяжело вздыхали мехи Чародея Куэттээни, Чад вздымался, Синий огонь трепетал; Здесь плакал протяжно Напильник стальной, То громко визжал, То пел и журчал… Там в железных опилках Каменный пол Ржавчиною взбухал; Из-под молота разлетались кругом Окалины раскаленной куски, Ярко горел Камень-сата, Покрытая пеплом Сухая земля Вздыхала, просила: — Пить! — В этом доме, оказывается, была Кузница, где обитал, Железом полосовым грохоча, Заклинания бормоча На неведомом языке, Мудрец седой, Кузнец-чародей Кытай Бахсылааны. |
