4) «Совет московских совещаний» действительно получил через меня от С. А. Морозова 50 000 (50 тысяч) рублей на оплату имевшихся у «Совета» его текущих расходов. Половину этой суммы я передал Дмитр. Митр. Щепкину, причем помнится, что тысяч 13–15 из этих денег у него было украдено из кармана. 19 тысяч и сейчас еще находятся у меня на хранении, а 6 тысяч было истрачено на оплату долгов разным лицам за выполненные ими работы по составлению и по переписке материалов к разрабатывавшейся «Советом» его программе.

Леонтьев Сергей

23 февраля 1920 года

1) Я признаю, что входил в состав комиссии из трех лиц, состоявшей при «Тактическом центре» и образованной им для ближайшего обсуждения вопросов, касавшихся военной организации. Комиссия эта, как и самый «Тактический центр», образовалась в то время, когда «Национальный центр» давно уже существовал и действовал, равно как и состоящая с ним в связи военная организация. Как я уже писал в своем показании от 20 февраля,

Н. Н. Щепкин, возбуждая впервые вопрос о желательности тактического соглашения, в качестве мотива ссылался на настояния военных кругов. Итак, военная организация существовала до тактического соглашения «Национального центра» с «Советом московских совещаний».

Какова была структура связи этой организации с «Национальным центром», мне совершенно неизвестно, но полагаю, что в значительной мере она сохранилась без существенных изменений и с образованием «Такт. центра» и его комиссии. Во всяком случае, связь с военной организацией и за время существования комиссии трех поддерживал исключительно Ник. Ник. Щепкин. Ему, по-видимому, делались предварительно доклады военными, у него же сосредоточивались и все материалы, касающиеся военной организации, так как он всегда являлся докладчиком в комиссии по вопросам, им и вносившимся на обсуждение. При таком положении вещей спрашивается: зачем понадобилось образование комиссии? Конечно, не для руководства действиями военных в их специально военных делах – в эту область комиссия вовсе не вмешивалась, и я лично, если бы комиссия должна была касаться организационных или оперативных военных вопросов, самым решительным образом отказался бы от участия в ней, так как, никогда не бывши военным, в военных делах ничего не понимаю.

Я полагаю – и так, мне думается, смотрел на этот вопрос и «Тактический центр», – что комиссия была образована прежде всего с целью взаимного осведомления представителей разных групп об общем военном положении. Всегда, когда мы собирались, Н. Н. Щепкин делал подробную информацию по имевшимся у него неофициальным сводкам и другим сведениям и даже по проверенным, как он говорил, слухам. Иногда одной такой информацией и исчерпывалось все содержание нашего собрания. Всегда эта информация занимала много времени, мало, однако, отличаясь от того, что вообще циркулировало по городу. Ник. Ник. Щепкин неоднократно говорил, что он придает большое значение правильной информации. Вторым мотивом к образованию комиссии было естественное стремление приблизить представителей политических групп, вошедших в известное тактическое соглашение, к существовавшей военной организации, дабы не могло создаться впечатления, что без ведома всех трех групп, как бы за их спиной, что-то делается, за что этим группам пришлось бы нести ответственность. Так именно понимал я свое участие в этой комиссии, и одно из первых заседаний было нами посвящено выяснению вопроса о характере военной организации и того, связана ли эта организация какими-нибудь уже принятыми ею ранее к исполнению обязательствами. Прежде всего, был постановлен вопрос, представляет ли существующая организация нечто самостоятельное, рассчитанное по своему замыслу на какое-нибудь действие по собственному почину или нет. Категорически было установлено, что организация имеет исключительно подсобное значение для русских военных сил, действующих извне, и вполне подчиняет себя директивам, получаемым от главных начальников этих сил. Тогда мною был задан вопрос, состоит ли организация в подчинении какой-либо определенной военной власти, то есть руководствуется ли она директивами, получаемыми с востока, с юга или северо-запада? Вопрос этот по выяснении его был разрешен отрицательно, так как было доложено, что в Москве не имеется представительства ни одной из этих сил, действующих против Красной Армии, при этом было дополнено, что мысль о постоянном представительстве Южной армии возникала, но так и осталась неосуществленной. Тогда подвергся выяснению вопрос, имеется ли, если нет постоянной, то хотя бы регулярная, связь путем обмена курьерами с какой-либо из этих армий?

Оказалось, что с Восточной армией никаких связей у военной организации за все время появления на фронте Колчака не было и каковы планы и директивы командования этой армии известно не было. В этом отношении положение изменилось значительно позднее, когда нам было доложено, что от Колчака «Национальным центром» получены деньги и сведения, что цель его наступления – Москва, направление – на соединение его сил с Северной армией союзников и согласование действий с армией Юденича. При этом никаких указаний о возможной роли московской организации[244] получено не было; во всяком случае, в комиссии об этом ничего не докладывалось. Сама эта связь установилась уже в то время, когда определился полный неуспех наступления с востока и армия Колчака быстро откатывалась назад под напором Красной Армии, разложившись в своем составе. С северо-западной армией Юденича положение связи было еще хуже, так как даже такой запоздалой связи, как с Колчаком, с ним установлено не было, так что не только не могло быть и речи о каких-либо директивах, но даже взаимная осведомленность совершенно отсутствовала.

Так нам было доложено, и комиссия неоднократно возвращалась к вопросу о необходимости установления связи. Материал, опубликованный впоследствии в «Известиях» о существовавшей якобы постоянной связи у «Национального центра» с Юденичем, для меня явился неожиданностью, так как я хорошо помню, что ничего подобного в комиссии нам не докладывалось. Наконец, комиссия была осведомлена, что более или менее регулярные сношения имеются у «Национального центра» с Южной армией, откуда приезжали курьеры и куда таковые посылались. Однако и сношения с Южной армией Ник. Ник. Щепкин характеризовал более как обмен политической информацией, и на поставленный вопрос, имеется ли какой-нибудь общий план военных действий, сообщенный южным командованием к руководству и исполнению московской организацией, ответил категорически отрицательно. Такое положение, насколько мне известно, сохранилось до последнего времени существования организации, и о плане действий Деникина в связи с его наступлением московской организации ничего сообщено не было.

На основании вышеизложенного с несомненностью выяснилось, что московская военная организация никакими директивами извне не связана, никакого плана не осуществляет. Далее, комиссия выяснила вопрос, что, собственно, представляет собой военная организация и какую роль она могла бы взять на себя. Ни подробной схемы организации, ни цифровых данных нам доложено не было, но было сообщено, что подбирается личный офицерский состав, который должен явиться кадрами, в которые вольются мобилизуемые, что персонально члены организации рассыпаны в разных частях расположенных в Москве войсковых единиц и военных учреждений, что целых кадров какой-либо части войск в организации нет. Численный состав организации был охарактеризован как очень незначительный, причем оказывалось, что ведется расчет на настроение и сочувствие многих. Сообщалось, что и в отношении вооружения даже наличный состав организации не обеспечен и предполагается путем захвата складов оружия у Красной Армии вооружиться для дальнейших действий. Н. Н. Щепкин, докладывая изложенные сведения, определенно указал со ссылкой на авторитет генерала Стогова, что о каком-либо самостоятельном выступлении в Москве речи абсолютно быть не может. Организация могла бы сослужить службу только в том случае, если бы какая-нибудь регулярная армия, разбив Красную Армию, подошла бы к Москве и здесь под влиянием этого акта началось бы какое-нибудь массовое движение среди населения, красноармейских частей, рабочих. Только при подобной общей конъюнктуре руководители организации и допускали возможность ее роли как небольшой, но организованной силы среди наступившего хаоса.