Я, повторяю, как и все работники «Союза возрождения», искренне думал, что с организацией «Союза возрождения» устранены все недостатки работы «Комитета спасения родины и революции»,[89] что объединились, наконец, активные элементы, способные не только к словам, но и к делам, что отпала дирижерская палочка центральных комитетов, что все мы идем к единой цели под признанным нами общим знаменем. Мы не подозревали, что в наших рядах есть двуликие политические Янусы,[90] готовые нас предать и отмежеваться от нас. Если при работе в «Комитете спасения» сказались недостаток воли, стремление и воевать и не воевать, и тем объективно предавалась шедшая за выброшенными лозунгами масса, то в «Союзе возрождения» сказалась воля и кадетов, и эсеров к подготовке сепаратных тайных комплотов,[91] и тем уже и субъективно, и объективно предавались все искренно работающие в «Союзе возрождения» и верящие в политическую честность своих соратников.
Я в Москву приехал в первых числах июня 1918 года, где был приглашен на заседание центральной группы «Союза возрождения». В числе присутствующих были Н. Д. Авксентьев, Аргунов, Н. Н. Щепкин, кажется, Астров, генерал Болдырев, Моисеенко, Л. М. Брамсон. Я сделал информацию о работе в Петрограде, а затем был поставлен вопрос о конструкции будущей временной власти. Н. Н. Щепкин от имени кадет и «Правого центра» настаивал на единоличной диктатуре, причем в качестве кандидата выдвигал генерала Алексеева. Остальные высказывались за коллегиальное устройство верховной власти в виде директории, перед которой отвечает министерство. В качестве компромиссного решения была предложена Щепкиным директория, но председателем ее обязательно – военный генерал, Верховный главнокомандующий. Возражал особенно решительно против этой комбинации Н. Д. Авксентьев; генерал Болдырев склонен был принять эту формулу.
На следующем заседании вопрос был, насколько мне помнится, разрешен в смысле предложения левой части «Союза возрождения», и затем приступили к персональному намечанию кандидатов; кандидатуры Милюкова и генерала Алексеева не прошли, и в состав будущей директории были намечены Н. Д. Авксентьев, Н. В. Чайковский, Аргунов, Кишкин, Астров и генерал Болдырев. Причем хотя состав директории и был определен в числе пяти человек, но было намечено шесть человек, так как ввиду трудности перехода через фронт (Сибирский) не рассчитывали, что всем кандидатам удастся туда пробраться. Сибирь же была намечена как база, в которой должна строиться новая власть. Намеченным членам директории было дано задание проехать туда.
На дальнейших совещаниях ввиду отъезда в Петроград я не присутствовал. В это время, по-видимому, союзники уже обещали в принципе признать директорию за всероссийскую власть.
Некоторое время спустя политический центр «Союза возрождения» образовался и в Петрограде; в совещаниях его участвовали Л. М. Брамсон, я (энесы), А. Р. Гоц (с.-р.), В. Д. Пепеляев (кадет, будущий глава правительства при Колчаке), Потресов, Розанов (с.-д. меньшевики). Этот политический центр активности не проявлял, не чувствовал единства мысли, дела. Собирались, Делились информацией на тему о промахах и ужасах большевиков, о помощи союзников, о настроении рабочих и солдат. Дальше этого почти не шли.
Как раз в это время приехал представитель вологодского отдела «Союза возрождения» с просьбой к нам дать министров для будущего архангельского правительства; разрешением этого вопроса и занялся петроградский политический центр «Союза возрождения», но об этом будет сказано ниже.
II
При ведении военной работы в Петрограде, как я уже упоминал, приходилось сталкиваться, вернее, нащупывать различные подпольные организации, ведущие также подготовку переворота. К сожалению, прошедшие четыре года не дают возможности отчетливо припомнить все группировки, с которыми так или иначе пришлось встречаться.
Первая организация, с которой я получил связь (через генерала Суворова), была организацией генерала Геруа, занимавшегося переброской офицерства на Мурман – через Петрозаводск и через Финляндию. Офицеры перебрасывались в распоряжение английского генерала Пуля за счет английского правительства. С генералом Геруа я вел беседу, причем последний уклонялся от ответа на вопросы, касающиеся будущего политического устройства, ради которого он ведет работу, и ставил беседу исключительно в плоскость практическую, деловую: англичане, мол, заинтересованы в переброске возможно большего количества офицеров на север, в Мурман и Архангельск, а поэтому готовы оказать содействие и военному штабу «Союза возрождения», о котором слышали здесь от генерала Суворова, и выдать денежные средства на ведение его работы. Не входя в организационную связь, мы взяли от Геруа небольшую сумму денег (количества не помню – тысяч пятнадцать).
Недели через три один из наших районных комендатов привел ко мне доктора Ковалевского, впоследствии расстрелянного. Оказалось, что он руководит организацией, направляющей офицеров тому же английскому генералу Пулю через Вологду, и имеет своего представителя в Архангельске, работающего под фамилией Томсона, находящегося там в тесном контакте с английской миссией.
Из беседы с Ковалевским я вынес впечатление о том, что организация эта правого устремления и стоит за диктатуру генерала (по-видимому, Алексеева), а пока что является агентом генерала Пуля и набирает главным образом гвардейское офицерство непосредственно в распоряжение генерала Пуля. Поэтому от совместных действий с ней я отказался, но мы решили регулярно информировать друг друга о положении дел, не предпринимать выступлений без предварительного осведомления другой стороны. Были также объединены некоторые конспиративные квартиры под Вологдой.
Я не знаю, являлись ли организации Геруа и Ковалевского вполне самостоятельными или составляли звенья одной цепи.
За обеими этими организациями стояли группировки «Правого центра».
В дальнейшем мы еще встретимся с их агентами в Вологде и Архангельске.
Линия поведения по отношению к ним военным штабом «Союза возрождения» была одобрена. Вскоре же ко мне стали поступать предложения войти в переговоры с организацией, возглавляемой эсером, бывшим верховным комиссаром при Ставке М. М. Филоненко. Много о нем мне говорил его родственник Л. А. Каннегисер и, характеризуя Филоненко как человека исключительной воли и энергии, просил меня согласиться на свидание с ним. Для меня не было сомнения в том, что Л. А. Каннегисер по родственным ли чувствам или по личным отношениям был под влиянием Филоненко, и поэтому, прежде чем решиться на свидание с ним, я хотел от кого-либо другого получить характеристику его организации. Кроме того, личность Филоненко после его двуличного поведения в корниловском заговоре вызывала у меня сомнение (первоначально Филоненко вошел в кабинет Корнилова как министр внутренних дел, а через три дня в Петрограде уже вооружал петроградских рабочих против Корнилова от имени Петроградского Совета – к этому времени крах авантюры Корнилова был уже ясен).
Мне пришлось встретиться с одним из влиятельнейших руководителей Преображенского полка, который в это время был в определенной оппозиции к власти. От него я узнал, что и он, и командный состав полка, и часть солдат состояли в организации Филоненко, подготовляющей выступление против Советской власти; содержится на суммы, данные Филоненко буржуазными финансовыми кругами; тут фигурировала фамилия Карташева. Будущее временное правительство им мыслилось под председательством Филоненко, который должен был соединить в своих руках и портфель военного министра. Последнее условие – роль Филоненко в будущей власти – ставилось как обязательное.
Такая постановка вопроса сводила, по моему мнению, всю работу организации Филоненко к достижению его честолюбивых замыслов, а не общественного блага, поэтому от знакомства с военными спецами, членами его организации, как и от встречи с ним самим, я уклонился. Знакомство наше произошло уже в Архангельске после переворота.
