Но есть и другой момент. Часто случается, что офицер работает сверх положенного времени. А никакое полицейское отделение не любит платить больших сверхурочных. Так что я не могу приказать заполнять эти бумаги в свободное время, чтобы послать их в Интерпол».
Все это относится к существующим странам-членам. Что можно сказать о новых? Имея на начало 1992 года 158 стран-членов — лишь на одну меньше, чем ООН, организация почти исчерпала лимит. Но, несмотря на то, что Интерпол — уникальная полицейская организация в мире, одни параметры сами по себе не преимущество. В апреле 1991 года в Париже Андрэ Боссар сказал: «Компьютеризация снизила объем бумажной работы, но важно, чтобы она не сменилась бюрократией другого рода — бюрократией международных отношений, рассуждениями по поводу того, должен ли шеф нового бюро быть французом (русским, американцем) из соображений сохранения «баланса». Как это происходит в ООН. Я бы не хотел, чтобы это случилось в Интерполе».
Ему также невесело от мысли о том, что членство в Интерполе становится признаком завоевания независимости. «Африканские страны вступили в Интерпол сразу же после того, как освободились от колониального господства. Это следствие получения независимости политической. Но они не принесли почти ничего в смысле сотрудничества, за исключением, возможно, стран Средиземноморья. Точно такое же положение с Азией и Латинской Америкой».
Одним из решений этой проблемы является предоставление расширенных полномочий шести региональным штабам. Это уже наблюдается, и Генеральные ассамблеи 1990 и 1991 годов в Оттаве и Уругвае (Монтевидео) подтвердили прогресс организации в этом направлении.
Одна из проблем будущего, которой Интерполу нужно заняться, но которая еще не обозначилась столь ясно, чтобы о ней серьезно задумались, — это полное отсутствие структуры карьеры для международного полицейского. Фактически такого понятия, как «международный полицейский», не существует. Оно применимо, пожалуй, лишь к Раймонду Кендаллу, который всего несколько лет назад был временно прикомандирован из Полиции метрополии.
Несколько квалифицированных, опытных и увлеченных офицеров полиции, с которыми я говорил в Лионе, к моменту появления книги оставят свои должности и вернутся домой: к чему? Некоторые из них боятся, что не будет повышения: годы, проведенные вне родных подразделений, будут работать против них. Почти все опрошенные сказали, что их опыт международной работы, выпестованный Генеральным секретариатом, никому не будет нужен, когда они вернутся домой. «Я не знаю, чем буду заниматься, — сказал мне один из них, — но не сомневаюсь, что это никак не будет связано с тем, что я делал сначала в Сен-Клу, а затем три года здесь».
Разбазаривание талантов и с трудом приобретенного опыта — издевательство. Но это — старая история. Припоминаю середину 70-х годов, когда я довольно долго общался с британским полицейским, заменившим Кендалла на посту главы подотдела наркотиков. К моменту, когда он после двух лет командировки покидал Сен-Клу, никто во всей британской полиции не знал о торговле наркотиками больше него. И куда его послали боссы Скотленд-Ярда? Вы думаете, на работу в Отдел по борьбе с наркотиками? Это было бы слишком большой удачей. Нет, его послали детективом в полицейский участок Хаммерсмита, в Западном Лондоне. Он получил (не связанную с наркотиками) работу в Скотленд-Ярде лишь годы спустя.
То же самое происходит с корреспондентами газет и журналов, возвращающимися домой после какой-нибудь интересной, захватывающей командировки: они обычно встречаются с завистливыми и неприязненными взглядами. Не очень это отличается и от положения в корпорациях, когда работники зарубежных отделений возвращаются в центральный офис. Они часто расплачиваются за их «веселые годы» за границей. Полицейская форма не меняет человеческую природу.
Что можно сказать о самой структуре организации? Изменится ли она? Здание в Лионе проектировалось в расчете на шесть языков — на два больше, чем используется сейчас (английский, французский, испанский и арабский). Была надежда, что этими двумя языками будут русский и китайский. Тогда еще существовал Советский Союз. Но после московских событий лета 1991 года Россия тихо заменила СССР как член Интерпола, точно так же, как это произошло с членством в ООН и многих других международных организациях. Но, наверное, пройдет немало лет, прежде чем Россия вернет себе былой статус в мировых делах. Русский еще может стать официальным языком Интерпола, но не думаю, что это произойдет в ближайшем будущем.
Насчет второго возможного языка Цу Ентао, Генеральный директор Отдела международного сотрудничества в Министерстве общественной безопасности в Пекине — тогдашний вице-президент Интерпола на Генеральной ассамблее в Оттаве сказал мне: «Я не думаю, что это реально, так как потребует огромных затрат не только для Китая, но и для всей организации. Возможно, это произойдет когда-нибудь, но никак не в ближайшие годы».
Но все же есть один кандидат на новый. официальный язык — немецкий. Говорит Ёрген Сторбек, шеф НЦБ-Висбаден (с апреля 1991 года): «Да, мы хотели бы этого, и причина здесь в региональных и мировых языках Интерпола. На сегодняшний день мы имеем странную картину. Испанский язык, например, является в Европе интерполовским языком, но на нем говорят лишь 50 миллионов испанцев. Но если взглянуть на германоязычные страны, то увидите Германию, Австрию и Швейцарию, в которых живет около 90 миллионов человек, говорящих на немецком. И, что достаточно интересно, в странах Восточной Европы немецкий язык является первым или вторым изучаемым иностранным языком, помимо английского. Это — традиция. Например, офис Интерпола в Лиссабоне шлет телекс в Будапешт или в Москву на испанском — это единственный язык, на котором они говорят, — и без переводчика никто этот факс не прочтет. Они не привыкли к испанскому. Но если вы пошлете телекс на немецком в Нидерланды, страны Скандинавии или в ту же Россию, то никаких трудностей не возникнет.
Я думаю, что из 30 стран Европы 12–15 стран используют немецкий язык для международных контактов».
Президент и Генеральный секретарь Интерпола. Что может измениться в их положении?
На Генеральной ассамблее в ноябре 1992 года Иван Барбо должен будет оставить свой президентский пост. Не думаю, что его заменит какой-нибудь другой француз. Устав Интерпола запрещает какой-либо нации выставлять президента два раза подряд. Будет ли это означать отсутствие Франции на ключевых позициях? Не обязательно. Я не могу назвать город, где произойдет следующая Генеральная ассамблея до тех пор, пока Генеральный секретариат официально не'огласит его. Но можно с уверенностью сказать, что это будет столица одной африканской страны, которая в числе многих стран «третьего мира» длительное время находилась под французским влиянием. С той самой поры, когда в 1956 году ушел в отставку президент Флоран Луваж, новый президент почти всегда избирался из представителей той страны, где в годы президентских выборов проходила Генеральная ассамблея. Так что есть шансы, что и 1992 год продолжит эту традицию: новый президент будет из страны, принимающей Генеральную ассамблею. Можно предположить, что с ноября организацию возглавит не француз, но французский ставленник.
Для правительства Франции — это лучшее, что можно себе представить, исключая, конечно, настоящего француза. Национальный престиж не пошатнется.
Однако многие как в Америке, так и в Европе, с которыми я разговаривал, выражали мнение, что следующий президент должен представлять Азию. Так бы и было на бангкокской ассамблее с генерал-майором Поу Сарасином из страны-организатора, если бы Франция напористо и эффективно не протолкнула Ивана Барбо.
В 1995 году 62-летний Раймонд Кендалл все еще будет оставаться ее Генеральным секретарем, и по Уставу он может быть избран в третий раз. Но я не могу себе представить, что он этого захочет. К тому времени он проведет на посту десять утомительных лет, и хотя Генеральный секретарь может назначаться до 65-летнего возраста, наиболее вероятно, что в 1995 году он уйдет.
