— Хорошо, доктор, я попытаюсь.

Доктор просиял.

— В ваших устах слово «попытаюсь» равносильно «раскрою». Благодарю вас!

— Не за что. Это моя обязанность.

— Вы придете к нам, ваше превосходительство?

— О, да! Я люблю смотреть преступлению прямо в глаза.

— Вы упорно настаиваете, что здесь мы имеем дело с преступлением?

— Да. А впрочем… Я ничего не знаю... Имею честь кланяться.

Доктор расшаркался и вышел из кабинета Путилина.

Я сидел дома, оканчивая прием больных, когда ко мне приехал мой знаменитый друг.

— Ты свободен, доктор?

— Сию минуту. Подожди, Иван Дмитриевич. Последнего отпущу.

Через несколько минут мы остались одни. Путилин рассказал мне все, что случилось в Н-ской больнице.

— Твое мнение, доктор? — и он впился в меня своим удивительным стальным взглядом.

Я усмехнулся.

— Признаюсь, Иван Дмитриевич, я не советовал бы тебе браться за это дело.

— Почему?

— Оно слишком мелко для тебя.

— Именно?

— Да ты сам посуди, что тут есть криминально загадочного? Самый обыкновенный, хотя и глубоко печальный факт: кто-нибудь из сиделок ущипнула больную, а она сама, в агонии, расцарапала себя. Тебе ли, гению русского сыска, раскрывшему поразительные по запутанности дела, ввязываться в эту детско-азбучную историю?

Мой друг загадочно глядел на меня:

— У тебя хорошая библиотека, доктор?

— Какая? По какой отрасли?

— По медицинской.

— Есть. Вот полки. Зачем тебе?

— Я... я вывожу, доктор, свою «кривую».

Путилин подошел к моей библиотеке и начал разбирать книги.

Признаюсь, я ровно ничего не понимал в странных поступках Путилина.

Он отыскал одну книгу и принялся ее штудировать.

Я велел своему лакею подать кофе.

Путилин весь ушел в чтение.

«Что он читает?» — проносилось у меня любопыт­ствующая мысль.

— Иван Дмитриевич, кофе готов, — обратился я к нему.

Великий сыщик молчал. Ни звука. Никакого ответа.

— Чем это ты так сильно заинтересовался? — робко спросил я.

— Так... Ерунда...

Когда мы выпили по чашке кофе, Путилин сказал мне:

— Хочешь, доктор, прокатиться в мертвецкую Н-ской больницы?

— С тобой?

—Да.

— Я с удовольствием, Иван Дмитриевич! Конечно, по этому делу?

— Да.

— И ты что-нибудь думаешь найти там интересного? — Путилин расхохотался.

— Помнишь, мы были там с тобой по делу «Одиннадцати трупов без голов»? Только на этот раз прошу тебя обойтись без падения. Ты тогда, упав из-за груды гробов, чуть все дело мне не испортил.

— Будь покоен, Иван Дмитриевич, я буду держать себя со всей осторожностью.

— Смотри же, не подведи, доктор!

— А ты, Иван Дмитриевич, для чего, собственно, эту книжку прочитывал?

— Это уж мое дело, доктор. Едем.

Всю дорогу до Н-ской больницы мы молчали. Только подъехав к подъезду ее, он обратился ко мне:

— Ты можешь оказать мне помощь, доктор?

Я страшно обрадовался.

— Чем?

— Ты сообразишь.

В Н-ской больнице нас встретили с редким почетом. Весь медицинский персонал во главе со старшим доктором стоял выстроившись.

— Иван Дмитриевич!

— Ваше превосходительство!

— Добро пожаловать!

— Уж спасите нас от изветов! Ей богу, не заслу­жили мы таких нападков!

Путилин был бесстрастен.

— Вы, может быть, желаете осмотреть палату, где ле­жала умершая Аглая Беляева? — спросил старший врач.

— Нет, этого не надо.

— Вы, может быть, желаете допросить кого-нибудь из медицинского персонала?

— Не надо.

— Вы, может быть, ваше превосходительство, хотите убедиться, в каком состоянии находятся наши больные?

Путилин обратился к старшему врачу.

— Я... я хотел бы посмотреть вашу мертвецкую.

— О, с наслаждением!

— Но я попрошу, чтобы только вы один сопутствовали мне и моему доктору. Пожалуйста, я очень тороплюсь.

Старший врач-директор повел нас унылым больничным двором.

— Знакомое место, — усмехнулся Путилин.

Когда мы подошли к мрачному зданию мертвецкой, Пу­тилин мне тихо шепнул:

— Ничему не удивляйся... Ни о чем не спорь! Понял?

— Понял, Иван Дмитриевич, — в тон ему ответил я.

Путилин вынул носовой платок, сильно надушенный.

— Не любите этого запаха? — с еле смешной иронией в голосе спросил великого сыщика старший врач.

— Терпеть не могу! — сухо отрезал Путилин.

Мы вошли в мертвецкую.

Путилин, опередив доктора, первый подошел к Кузьме.

— Ты что же это, любезный, позволяешь мертвецам драться?

Сумрачный Кузя отшатнулся.

— Какие же это такие мертвецы у меня дерутся?

Злобно, хрипло звучит голос сторожа мертвецкой.

— Стань во фронт, болван! Перед тобой его превос­ходительство! — затопал ногами старший врач Н-ской больницы.

Однако даже такая страшная вещь, как «его превосходительство» не произвела на Кузю ни малейшего впечатления.

— Отчего же не встать. Можем... Сделайте милость.

— Тебя зовут Кузьмой? — обратился к сторожу Путилин.

— Так точно-с, — «поправился» мертвецкий сторож.

— Ты давно служишь?

— Он служит более десяти лет у нас, — вмешался старший врач.

— Простите, но я попросил бы вас не вмешиваться в мой разговор с вашим сторожем, — голос Путилина звучал резко, решительно.

— Простите, Иван Дмитриевич.

— Пожалуйста.

Все, что происходило здесь, в мертвецкой, этот странный диалог страшно раздражали старшего врача.

— Так я спрашиваю тебя: ты давно служишь?

— Давно-с... Давно.

— Мертвецов не боишься?

— А чего их бояться?

— Для тебя все равно: мужчина или женщина?

— А что же мне с ними делать, целоваться что ли? — Старший врач иронически поглядывал на Путилина. Путилин продолжал свой действительно странный допрос. — Ты холост?

— Так точно. Потому — вдовец я.

— Сколько лет, как ты овдовел?

— Много-с... Не упомню.

— А ну-ка, любезный, покажи нам упокойницу — Аглаю Беляеву.

— Ты знаешь? — спросил директор.

— Да эту последнюю?

— Вот, вот... Ту, которую ты, — Путилин сделал паузу.

— Которую ты на стол мертвой клал. — Кузя подошел к одному из мертвецких столов и открыл грязный покров:

— Смотрите, ваше превосходительство.

Путилин стал пристально всматриваться в труп девушки.

Перед нами лежало обнаженное тело.

На груди, на шее, на лице виднелись знаки насилия: около правой щеки — глубокий порез, сделанный очевидно ногтем. Грудь — вся в царапинах. Но лицо — удивительно спокойное: ни тени страдания, ни проблеска мучений пред­смертной агонии.

— Посмотри! — резко обратился ко мне мой великий друг. — Сделай свое заключение.

Старший врач обратился ко мне:

— Ваше мнение, коллега?

Я, безумно любящий моего друга, с особенным вниманием принялся за осмотр трупа.

— Ну?

— Я... я, Иван Дмитриевич, присоединяюсь к мнению моего собрата, Николая Ивановича Макарова. Мы имеем дело с довольно обычным случаем: больная, уми­рая, царапала свою шею в состоянии агонии. Эти раны — типичные раны от ногтей. Поранены только лимфатические сосуды.

Пока я говорил, Путилин не отклонялся от трупа девушки.

— Так... так... так, — бормотал он. Потом, вынув несколько серебряных монет, он протянул их Кузе.

— Ну, прости, Кузьма, что обеспокоили тебя. На, вы­пей.

— Покорнейше благодарю! — довольно ответил сторож мертвецкой.

Мы вышли из мертвецкой. На лице старшего врача застыла самодовольная улыбка.

— Я вам говорил, глубокоуважаемый Иван Дмитриевич, что это дело ерунда.

— Совершенно верно. В первый раз попался! — в тон доктору ответил Путилин, — Я думал, тут что-нибудь интересное, а на деле — зря ко мне обращались.