Профессор, живо всем интересуясь, поражал сво­им блестящим знанием многих орудий преступления

¾ Боже мой! — шамкал он. — У нас в Италии точь-в-точь такая же карманная гильотина!

¾ Простите, профессор, я вас покину на одну се­кунду. Мне надо сделать одно важное распоряжение относительно допроса только что доставленного пре­ступника... — обратился помощник Путилина к про­фессору.

¾ О, пожалуйста, пожалуйста! — любезно ответил тот.

Я направился следом за помощником.

¾ Так что, ваше высокородие... — проговорил я, скрываясь за дверью соседней комнаты.

Прошло секунд пять, а может быть, и минута. Те­перь это изгладилось из моей памяти.

Вдруг страшный, нечеловеческий крик, полный животного смертельного ужаса, прокатился в кабине­те-музее.

Я похолодел.

¾ Скорее, — шепнул мне помощник Путилина, бросаясь туда.

Мы оба бросились туда и, распахнув дверь, оста­новились, пораженные.

Гроб стоял, приподнявшись!

Из него в полроста высовывалась фигура Путилина с револьвером в правой руке.

Около гроба, отшатнувшись в смертельном страхе, стоял с поднятыми дыбом волосами ученый-профес­сор.

Его руки были протянуты вперед, словно он защи­щался от страшного привидения.

¾ Ну, господин Домбровский, мой гениальный друг, здравствуйте! Сегодня мы квиты с вами? Не правда ли? Если в этом гробу я проводил вас, зато вы встретили меня в нем же самом.

¾ Дьявол! — прохрипел Домбровский. — Ты по­бедил меня!..

На Домбровского одели железные браслеты. Он перед этим просил, как милости, пожать руку Путилину.

¾ Знаете, друг, если бы вы не были таким гени­альным сыщиком, какой бы гениальный мошенник мог получиться из вас!

¾ Спасибо! — расхохотался Путилин. — Но я предпочитаю первое.

¾ Как ты все это сделал? — спрашивал я вечером Путилина.

Триумф его был полный.

¾ Как?.. Видишь ли... И объявление, и статья — были делом моих рук. Это я их написал и напечатал. Гроб, который ты видел, был второй гроб, в дно ко­торого я и спрятался. Я был убежден, что Домбров­ский, случайно оставивший изумруд в гробу, явит­ся — при такой щедрой посуле — за ним. Когда мне подали карточку «профессора», я знал уже, что это Домбровский. Когда вы вышли из кабинета-музея, не­годяй быстро подошел к потайной части гроба и попытался найти драгоценный кабошон. В эту се­кунду я, приподняв фальшивое дно, предстал пред ним. Остальное тебе известно.

Я сидел с моим другом Путилиным в его кабине­те, и мы вели задушевную беседу о последних «чудесах» криминального Петербурга. В дверь постучались, и на приглашение Путилина войти перед нами выросла фи­гура дежурного агента.

— Вас домогается видеть по неотложному и важ­ному делу купец Вахрушинский, ваше превосходитель­ство... — доложил агент.

— Вахрушинский?.. — поднял брови Путилин. — Это кто же? Не этот ли миллионер?

— Должно быть, он.

— Попросите его сюда.

Через секунду в кабинет вошел высокий, тучный, кряжистый, как дуб, старик. Если бы не седые волосы густой шевелюры и длинной роскошной бороды, его нельзя бы было назвать стариком: так свеж был ру­мянец его полных щек — еще без морщин, таким молодым блеском сверкали его красивые глаза.

Одет он был в очень длинный, из дорогого тонкого сукна сюртук и в лакированные высокие сапоги гар­мошкой. На шее и на груди виднелись «регалии», состоящие из нескольких медалей и двух крестов-ор­денов.

— «Какой великолепный тип именитого, честного тор­гового гостя!» — подумал я.

— Я к вам, ваше превосходительство... — взволно­ванно начал он.

— Господин Вахрушинский?

— Так точно. Сила Федорович Вахрушинский, по­томственный почетный гражданин, купец первой гильдии и кавалер...

— И очень щедрый благотворитель. Я много слы­шал о ваших крупных пожертвованиях на богоугод­ные дела, господин Вахрушинский. Прошу вас садиться. Чем могу служить вам?

Вахрушинский сел и искоса бросил на меня взгляд.

— Не беспокойтесь, г. Вахрушинский, — поймав этот взгляд, проговорил Путилин. — Это мой ближний друг, доктор Z., прошу познакомиться. Он — мой вер­ный спутник по многим темным и запутанным розыс­кам. В его присутствии вы можете говорить совер­шенно спокойно и откровенно. Но если почему-либо вам нежелательно...

— Ах, нет, в таком случае очень рад, очень прият­но! — пожал мне руку купец-миллионер.

Путилин выжидательно смотрел на него.

— Такое дело, ваше превосходительство, что и ума не приложу. Горе на меня свалилось непосильное: сын мой единственный, наследник мой пропал!

Голос старика-красавца задрожал. Он судорожно хватался за красную ленту с медалью, словно она ду­шила его горло.

— Я вижу, — проговорил Путилин, — что вы очень взволнованы. Очевидно, вам будет трудно дать мне связный рассказ происшествия. Поэтому будьте доб­ры отвечать мне на вопросы.

— Верно... сам не в себе я... — глухо вырвалось у именитого купца.

— Сколько лет вашему сыну? — начал допрос мой друг.

— Двадцать четыре.

— Холостой или женатый?

— Холостой... хотя одно время был как бы на по­ложении жениха.

— Когда исчез ваш сын?

— Дней пять тому назад. Я сначала думал, что он вернется, мало ли, думаю, куда отлучился, а вчера старший приказчик вдруг и подает мне письмо. Про­чел — от него!

— Письмо с вами?

— Так точно. Вот оно.

И миллионер протянул Путилину листок и конверт из дешевой полусерой бумаги. Вот что было написано в письме:

Путилин задумчиво повертел записку в руках.

— Скажите, пожалуйста, вы не замечали каких-либо особых странностей в характере вашего сына?

— Как сказать? Особенного — ничего. Тихий, скром­ный, вином не баловался, насчет женского пола — до удивительности воздержан был. Любил книжки чи­тать духовного, божественного содержания.

— В вашем доме появлялись странники и стран­ницы?

— Когда покойница — жена жива была, принимала она их. С Афона от разных монастырей. А с ее кончи­ны — отрезал я это, потому что откровенно скажу: не люблю я этих ханжей и ханжишек. Лукавые они пра­ведники.

Миллионер-купец вдруг поднялся и чуть не в ноги поклонился Путилину:

— Ваше превосходительство! Господин Путилин! Явите божескую милость: разыщите моего сына! Од­но подумайте — единственный ведь он у меня, ему все дело передать, помирая, хотел. Радовал он меня нравом своим примерным, денно и нощно благодарил я Создателя за него! Ничего не пожалею: озолочу аген­тов ваших, миллион пожертвую на богадельни, разы­щите мне только его! Усовещу я его, образумлю; мо­жет, и переменится парень. Вы — вон ведь орел ка­кой! Каких только дел не раскрыли! Помогите же бедному отцу!.. К вам обратился, не хочу дело пре­давать полицейской огласке...

И Вахрушинский нудно зарыдал тяжелым муж­ским рыданием.