— Останьтесь здесь, около нее! — обратился Назимов к Укониной. — Я еду сейчас к властям... Здесь кроется какое-то страшное преступление. Великий Боже, за что Ты покарал меня такой лютой казнью! Женечку мою, дочку мою дорогую, украли!

В голосе бедного Назимова слышалось подавленное рыдание.

На следующий день вся Одесса была полна слухами, толками, пересудами о пропаже единственной дочери-красавицы Назимовых.

Весть о похищении с быстротой молнии распространилась по городу, поражая одних своей дерзостью, других таинственностью, загадочностью.

— Ведь вы подумайте только,в девять часов вечера, у бульвара, набитого публикой...

— Это поразительно!

— А если тут того... роман замешан?

— Какой роман?

— Хе-хе-хе! Какие бывают романтические приключения с хорошенькими барышнями? Сами знаете.

— Вздор! Mademoiselle Назимова — барышня хорошего общества, умница, серьезная.

— Э-э, батенька, черти водятся, именно, в тихом омуте... Вы-то сообразите, как это так барышня рискнет сесть в карету с незнакомым ей господином? Ясно, что тут замешана какая-нибудь любовная история.

Так шумела экспансивная, южная, одесская толпа.

Высшие власти Одессы, принявшие горячее участие в гopе, постигшем почтенного Назимова, подняли на ноги всю наружную и сыскную полицию.

Прошло два энергичных, тщательных розыскных дня, не давших, увы, никакого положительного результата. Тогда-то вот к моему знаменитому другу Путилину полетела срочная депеша от властей и от Назимова, в которой его умоляли немедленно приехать в Одессу для раскрытия этого загадочного происшествия.

— так ответил великий сыщик.

Через несколько часов по получении пригласительной телеграммы мы мчались экстренным поездом в Одессу.

Недоезжая нескольких станций до Одессы, я проснулся, отлично выспавшись.

Проснулся, протер глаза и — и немало удивился, в купе, которое мы занимали, Путилина не было, но зато вместо него сидел неведомый мне пассажир.

Это был щеголеватый господин, так и сверкающий массой драгоценностей: перстнями на всех пальцах, булавкой с огромным солитером, толстой золотой цепью с бриллиантовыми жетонами.

Наружность изобличала в нем еврея.

Я обратился к нему:

— Простите, милостивый государь, но это купе занято. Оно принадлежит мне и моему другу.

— Вы извините меня, — с сильным акцентом ответил с неба свалившийся пассажир. — Прежде всего оно принадлежит железной дороге.

Он вызывающе и как-то пренебрежительно поглядел на меня.

Этот ответ, а, главное тон его, взорвали меня.

— Должен заметить вам, милостивый государь, что ваше замечание далеко не остроумно, раз мы откупили купе, стало быть, до места следования оно наше.

— И чье же, наше?

— Еще раз повторяю: мое и моего друга.

— А где же ваш друг?

— Это не ваше дело! — отрезал я.

— Нет, позволяйте извинить меня, это мое дело; может быть вы просто едете один и желаете занимать все купе.

— Но у нас есть билеты! — закричал я, выведенный из себя подобным нахальством.

— Так потрудитесь показать их мне, тогда я уйду! — взвизгнул и он.

Я полез в дорожную сумку, но тут же вспомнил, что купе у нас по особому сертификату и что таковой, конечно, находится у Путилина.

«Куда делся Иван Дмитриевич? — с досадой и тревогой подумал я, гневно выходя из купе. — Надо его отыскать».

Уборная-умывальня была пуста. Я осмотрел весь вагон, Путилина не было.

В злобе вернулся я в наше купе. Вошел — и затрясся от бешенства: на моем диване, на моих вещах лежал, развалясь, бесцеремонный «шикарный» господин!

— Милостивый государь! Как вы смеете?! — рванулся я к нему.

— Тише, тише, доктор, а то ты, того гляди, прибьешь меня.

Я остолбенел. Что это? Да, ведь это голос моего знаменитого друга!

— Ты?

— Я, — он тихо рассмеялся.

— Я очень доволен, доктор, что первая проба оказалась удачной.

— Но зачем, Иван Дмитриевич, этот поразительный маскарад сейчас, теперь?

Путилин усмехнулся.

— Ты, по обыкновению, очень наивен. Раз мне приходится иметь дело с такими ловкачами, как одесситы, то... то надо держать ухо востро. Можешь ли ты быть уверен, что они не пронюхали о приглашении меня? Что они не поджидают каждого поезда, дабы удостовериться в моем приезде? Хорош же я буду, выйдя из вагона в своем собственном виде! Друг мой, тебе должно быть известно, что я не люблю давать излишнего оружия в руки моим противникам.

О, да, я это знал!

Путилин, помолчав, вновь обратился ко мне:

— Весьма возможно, доктор, что меня будут встречать не только одесские пираты и бандиты, но и кто-нибудь из представителей власти. Мы поступим так: я пройду мимо них как простой пассажир, а ты — тебя никто не знает — подойди к тому или тем, на кого я укажу тебе глазами, и незаметно толкни и шепни: «Путилин уже приехал. Следуйте в управление сыскной полиции!»

Хрипло дыша, ввел паровоз поезд в дебаркадер вокзала. Путилин вышел первым.

Быстрым орлиным взором охватил он публику, стоящую на пероне вокзала.

Кого тут только не было! Как колосально трудно было разобраться в этой пестрой, шумливой толпе!

— Прямо к этому... высокому полковнику... — донеслось до меня еле слышное приказание великого сыщика.

Он, вручив свой чемодан носильщику, громко, с великолепным еврейским акцентном, сказал ему:

— Пожалуйста, в самую лучшую гостиницу!

И какой-то особенной походкой пошел за носильщиком.

Я заметил, что какие-то молодые люди с жадным вниманием всматриваются во всех выходящих из вагонов первого и второго класса пассажиров.

Я направился к лицу, указанному мне моим другом и, проходя мимо него, как бы невзначай толкнул его:

— Pardon... простите! — громко сказал я, а затем, еле слышно, добавил: — Путилин приехал... прошел... следуйте за мной… — Полковник вздрогнул.

— Кто вы? — в тон ответил он мне.

— Друг его... доктор X.

— А-а...

Через полчаса в служебном кабинете одного из местных властей, а именно начальника одесской сыскной полиции, собрались многие должностные лица.

По адресу Путилина неслись восторженные комплименты.

— Ловко это вы, ваше превосходительство, устроили! Всем нам нос утерли; мы вас прозевали, не приметили!

— Благодарю вас, господа, за любезную встречу, но такая помпезность совсем не входила в мои планы. Давайте приступим к делу.

Коллега начал посвящать знаменитого гастролера во все перепитии загадочного исчезновения.

— Мы сделали то-то... мы направили розыски в таком направлении...

— Отлично. Чудесно. Превосходно! — повторял Путилин. — А не могу ли я увидеть сейчас отца похищенной девушки, господин Назимова?

— Я уже распорядился об этом Иван Дмитриевич.

— Браво, коллега, вы — чародей!

Действительно, вскоре, минут через двадцать, в кабинет, наполненный одесскими гражданскими властями, вошел Назимов. Вид его был крайне понурый, удрученный.

— Его превосходительство, начальник Санкт-Петербургской сыскной полиции Иван Дмитриевич Путилин, — представили ему моего знаменитого друга.

Назимов горячо пожал ему руку.

— Как мне благодарить вас! Но... но...

Сильное волнение сдавливало его горло.

— Но горю моему теперь даже вы не можете помочь.

— Как?

— Что такое?

Путилин пристально поглядел на убитого горем отца.

— Почему вы думаете, что я не смогу помочь вам, господин Назимов? Вы сомневаетесь в моих способностях? — Назимов жестом отчаяния схватился за голову.

— Ах, не то, не то! Разве я осмелился бы выразить вам, богу русского сыска, свое недоверие?