Настало время подводить итоги, описывать успехи, подсчитывать потери, отыскивать ошибки.
Мемуаристы 20-й горной армии стыдливо умалчивают, сколько транспортов и боевых кораблей отправилось на морское дно только за один месяц, когда оккупанты изгонялись из Заполярья.
Они представляют дело так, будто во исполнение планов «Береза» и «Северное сияние» горная армия планомерно откатилась к западным норвежским берегам, благополучно забыв, что 30 тысяч немецких солдат навсегда остались лежать в холодной тундре.
14-я армия и Северный флот нашей страны добыли эту победу тоже не бескровно. На крохотном участке норвежской земли полегло более двух тысяч советских солдат.
В многовековой норвежской истории ничего подобного никогда не случалось.
В Киркенес, где стояли и советские войска, и корабли флота, 10 ноября 1944 года прибыла норвежская военная миссия. С нею же высадился отряд около 270 человек. Он начал исполнять функции норвежской администрации. В последующем переправилось туда еще более 2700 человек, в основном из находившихся в годы войны в Швеции норвежских полицейских.
Немецким вооруженным силам у Полярного круга и на побережье Северного Ледовитого океана пришлось сняться со своих долговременных позиций и отойти. Но военные операции на театре Северного флота не прекратились.
Между Порсангер-фьордом и Нарвиком пролегла обширная нейтральная полоса: войск там не было, норвежская администрация проникала медленно, жителей оккупанты выпроводили к западному побережью. Немцы по ими же разрушенной дороге к покинутым землям не возвращались. Они несколько раз высаживали с моря для обследования команды, которые обнаружили хаос и запустение. Только у самого моря в укромных уголках фьордов ютились немногие жители, переждавшие октябрьскую беду в глубине материка.
Надводные германские корабли, самолеты восточнее Нордкапа появлялись лишь изредка. Но подводные лодки операционную зону Северного флота не покинули. В базах северной Норвегии их было более семидесяти. Они еще появлялись на пути океанских конвоев, выскакивали в пиратские рейды в дальние воды Арктики, в одиночку и стайками дежурили у подходов к Кольскому заливу, у горла Белого моря, разбрасывали мины в морской акватории.
Море еще не стало мирным, флот по-прежнему воевал.
За годы войны от союзников в северные советские порты прошел 41 конвой, в них плыло 703 судна. Противник потопил 59 транспортов. Почти половина из них были из семнадцатого конвоя. Менее одной десятой судов не дошло до цели. Считается, что это меньше обычных средних военных потерь.
Германия капитулировала… Отпраздновали День Победы… После 20 мая на морских путях уклонялось от капитуляции еще 37 немецких подводных лодок.
Через неделю после Победы Отряд особого назначения Северного флота получил приказ передислоцироваться на Дальний Восток. Для него война еще не закончилась.
Почти месяц Северный флот оставался на военном положении.
На восточном берегу
От океана к океану
Рассвет отбрасывает тьму,
Оттаивает небо,
Поднимает зарю.
Чо Ги Чхон, корейский поэт, погибший при американской бомбардировке Пхеньяна в 1951 году. Поэма «Пэктусан»
I
Далеко за нашими западными границами умолкли пушки. Пламя самой опустошительной войны утихло. После долголетнего громыхания наступила непривычная тишина.
Зато неуемно бурлило человеческое море. Через край выплескивалась людская радость. Все мы, кому досталась завидная доля увидеть Великую Победу, ходили ошалевшие от счастья, взбудораженные. Казалось, поток небывалой силы приподнял нас над землей и понес к той мирной жизни, к которой мы так долго и тяжело шли.
Уже кончились официальные торжества по случаю Победы, но от праздничного настроения мы никак не могли избавиться. И хотя оружие у нас оставалось боевое, не учебное, и снаряжено оно было боевыми комплектами патронов, хотя все положенное по военным требованиям имущество сохранялось при нас, мы уже старались к нему не прикасаться. Автоматы, пулеметы, винтовки спокойно стояли в своих пирамидах. Никто, кроме вахтенных, к ним не притрагивался.
Да и на вахту старались брать попеременно один автомат, чтоб не чистить свой.
Никакие мысли о занятиях, об учениях, тренировках не лезли в голову. Мы сердцем чувствовали и верили, что вот-вот наступит долгожданный отдых от многолетнего тяжкого военного труда. Нам казалось, что никто не посмеет осудить нас за это желание передохнуть, уснуть спокойно, не боясь, что нервный сигнал ночной тревоги выбросит тебя под холодное небо, под безжалостный свист пуль, вой снарядов, бомб и осколков.
Правда, флоту отбой еще не сыграли, на мирное положение не перевели. Экипажи нескольких вражеских подводных лодок не подчинились приказу о капитуляции и пытались пиратствовать в наших водах. Кораблям приходилось искать их, оберегать подходы к своим базам.
Не только ближние подступы к нашим берегам, но и дальние морские пути были усеяны и своими и чужими минами. Выходя в море, приходилось соблюдать все меры предосторожности. Для тральщиков продолжалась полная опасностей служба.
И все же мы радовались наступившему миру, верили, что военные тяготы остались далеко позади.
И вдруг все это оборвалось. Не прошло и недели, как нам объявили приказ командования: оружие, имущество сдать, а самим отбыть на восток, на Тихоокеанский флот. Наш морской десантный разведывательный отряд переводится к новому месту назначения. В дальний путь должны ехать те, кто помоложе, поздоровее. Почти всем, кого призвали на войну из запаса, кто не однажды изранен и чье здоровье стало основательно сдавать, кому, по нашим прикидкам, выходило скорое увольнение с флотской службы, — всем им посоветовали остаться дослуживать на севере.
Выходит, рано еще нам зачехлять свое оружие, размышляли мы, уж если переводят нас на восток, значит, быть там боевому делу.
Сопоставляя наше новое назначение с событиями последнего времени, мы поняли, почему месяца за два до окончания войны из отряда отобрали трех опытных, боевых командиров отделений и отправили их на Амурскую флотилию. И на востоке, рассуждали мы, настала надобность в опытных, обстрелянных воинах.
Пришло время и нам следом за ними отстучать по рельсам всю огромную страну от одного края до другого. Глянули на карту — и зажмурились: от Мурманска до Владивостока, из угла в угол. Прикинули: добрый десяток тысяч километров… Далековато…
Сборы и расчеты оказались короткими. Имущество наскоро привели в порядок, почистили и смазали на долгую консервацию оружие, и все это сдали на склады тыла, подписали в интендантстве акты, отметили это событие небольшим застольным пиршеством… И настала пора расстаться с севером, где провоевали много лет, с флотом, ставшим родным и близким.
Где-то сразу после двадцатого мая мы покинули Полярное — тогдашнюю главную базу флота. Последний раз мы отошли от тех причалов, от которых десятки раз отряд уходил к вражеским берегам, отправлялся в десанты на занятые врагом земли. На пирсе, где недавно праздновалось торжество Победы, стояли теперь остающиеся на севере наши отрядные сослуживцы, друзья из бригады подводных лодок, катерники. На прощание они махали бескозырками, провожая нас в дальний путь.
Остался позади Мурманск, много натерпевшийся от вражеской авиации, но оказавшийся неприступным для Лапландской армии. Три года, зарывшись в скалы, после неудач своего наступления в начале войны, оборонялась тут немецкая группировка, пока осенью 1944 года не была вышиблена стремительным ударом. В этих последних операциях войны на севере, в походах на побережье Варангера и на норвежскую землю отряд сумел показать лучшее, на что он был способен. Теперь дело шло к новому фронту, дальнему по расстоянию, но близкому по времени.