После захвата Норвегии немцами он был в свите Тербовена в Киркенесе. Ионасу Лиэ удалось войти в доверие к Тербовену. Возвратившись в Осло, Лиэ получил комиссарский чин государственного советника министерства полиции.

Началось сотрудничество Лиэ с Лакуа в борьбе против норвежского Сопротивления. А война против Советского Союза сблизила их в общей цели противодействовать советской разведке. На стадии разработки большого плана контрразведывательных операций к нему подключился и Лиэ. Составленная им картотека досталась Вилли Лакуа.

И тут неожиданно удача пришла сама.

Когда в середине февраля в Порсангер-фьорде эсминец таранил русскую подводную лодку и ее командир попал в плен, прошло известие, что с лодки пытались высадить разведчиков, но те утонули. Поисками их не занялись, тем более что новых донесений не поступило, радиосигналов из этой зоны не засекли, агентура абсолютно ничем не настораживала. Исчезнувших разведчиков в активный баланс не зачли. Все внимание отвлек пленный командир подлодки. И вдруг с Мегерея получили донесение: в поселке Скарсвог на острове захвачено двое русских. Оба они с той подводной лодки, что попала под форштевень эсминца в Порсангер-фьорде.

Свой очередной доклад командующему начальник разведотдела начал не с обычной сводки, а с частного на первый взгляд факта.

— К нам поступил сигнал, который, возможно, касается группы на Мегерее. Сёдерстрем, находящийся с напарниками в Сюльте-фьорде, донес, что в Хоннингсвоге, по слухам, арестовано двое русских и двое норвежцев.

— Вы полагаете, что это люди из той группы?

— Такая вероятность не исключена.

— Где еще один, ведь на берегу осталось пятеро? — Визгин знал, что Головко четко помнит все детали, о которых ему доложено или он прочитал.

— Мог по каким-то причинам отколоться. Нам остается пока только предполагать.

— Почему в Хоннингсвоге? Это же не Опнан, где группа высаживалась.

— Этот поселок находится тоже на Мегерее. Мы вам показывали его фотопанораму. Возле него у немцев береговая батарея. Он недалеко от Опнана, на южном берегу Камё-фьорда. Мы забрасывали людей в безлюдное и недоступное место, но они могли выйти туда в поисках пищи. А возможно, наткнулись на дозорные суда либо на патрули на суше.

— Вы не задумывались, почему так долго не было никаких сигналов о захвате людей?

— А если они все это время прожили в Опнане?

— Но у них не было продуктов…

— Не исключено, что ребятам удалось отыскать рыбацкие запасы. Норвежцы часто оставляют в домиках на берегу или в тундре топливо и пищу.

— Но если люди захвачены, то почему молчат немцы?

— Они и после захвата Коваленко сидели, как с водой во рту, около трех недель. Обдумывают, что делать дальше, подыскивают выгодный вариант.

— А что они могут нам подкинуть?

— Подать сигнал от разведчиков, чтобы им помогли, сняли… А на съемке снова отловить.

— На это они сейчас не пойдут, — Головко не согласился с предположением начальника отдела, — слишком много времени прошло. И с Коваленко нашумели…

В печати публиковались снимки командира советской подводной лодки Коваленко в форме немецкого офицера и его обращение к подводникам перестать воевать за большевиков и за Советскую власть, переходить на сторону фюрера. Этих сообщений было так много, что стало трудно отделить правду от фальши.

— Когда в прошлый раз я докладывал вам сообщение из Центра о пленении Коваленко, у меня не было полного текста документа от английского военного атташе генерала Макфорлана. Теперь почтой пришло письмо. Я его внимательно изучил.

— Есть там что-то новое? — Головко внимательно посмотрел Визгину в глаза.

— В принципе, отличия нет, но некоторые детали обозначились четче. О нашей группе сказано так: «Его расспрашивали в подробностях, и он, очевидно», — я подмечаю это место в сообщении, — Визгин даже сделал короткую паузу, сделав ударение на слове «очевидно», — «дал некоторые сведения о небольшой группе людей, которых он пытался высадить с лодки вблизи Мегерея (но которые с тех пор, по слухам, утонули) и которым он указал, куда направиться, и о путях сношения с ними».

— Кроме Коваленко, дать немцам сведения о группе никто не мог. Но раз источник знает и сообщает о группе, значит, разговор о ней на допросе шел. И нам теперь даже неважно, по своей ли инициативе об этом сказал Коваленко или его к этому принудили.

— Если, конечно, группа или кто-то из нее не попал сразу к немцам. — Визгин дал командующему другое направление для размышлений.

— Но ведь источник не дает ни малейшего намека на захват группы. Более того, он сообщает, хотя и, по слухам, о ее гибели. Меня в этой части сообщения вот что настораживает: будто бы Коваленко указал, куда должны направиться высаженные и о путях сношения с ними. Откуда он это знает?

— От наших людей получить эти сведения не мог, даже от Сутягина. Он знал точное место высадки — Опнан. Ему было вполне понятно, что с таким количеством груза разведчики далеко переместиться не могли. О способах связи он мог только предполагать, так как видел радиста с рацией. Другие каналы связи не могут быть ему известны. — Визгин справедливо отвел подозрения от своих людей.

— Теперь давай поразмыслим над тем местом в сообщении, где говорится, что люди из группы, по слухам, потонули. Откуда они? Автор сообщения, видимо, находится в тесной связи с германской разведкой. С момента захвата Коваленко до поступления информации к нам прошло восемь дней. Сигнал — и довольно подробный — должен был из Северной Норвегии прийти в Берлин, там на каком-то этапе попасть к английскому сотруднику, оттуда его передали в Лондон, а затем в Москву. Двигался он удивительно быстро. Далее, — рассуждал Головко, — сведения об утонувшей группе шли одновременно с сообщением о захвате Коваленко и его показаниях. Значит, в Берлин они поступили тоже из Норвегии. Об этом либо сказал сам Коваленко, чтобы отвести немцев от поиска разведчиков, либо немцы ходили к Опнану и видели трупы погибших. А возможно, утонувших море выбросило на берег, тела их видели норвежцы, а от них узнали немцы… — Головко на минуту прервал свои размышления.

— В Опнане зимой людей не бывает, мы потому и забрасывали туда группу. Если норвежцы увидели тела погибших, да тем более своих соотечественников и русских, они об этом немцам не сказали бы.

— Могли ведь оказаться и сотрудничающие с немцами.

— Не исключено. Но за такой короткий срок эти сведения столь длинный путь не прошли бы, — не согласился Визгин с предположением командующего.

— Значит, надо думать, в Берлин они пришли с первыми материалами допроса Коваленко. Если бы немцы сразу сходили к Опнану и видели погибших, сообщение о их гибели пришло бы категоричное. Зачем ссылаться на сомнительные слухи? Кроме того, они бы на Мегерее устроили облаву или оставили засаду. Скорее всего следует предположить, что автор слуха — Коваленко.

— К такому мнению приводит логика рассуждений, товарищ командующий, — согласился Визгин.

— О чем еще сообщает Макфорлан?

— Коваленко расспрашивали о путях, по которым норвежцы получают и передают союзникам сведения о судоходстве и о способах взаимодействия русского флота с британским. По мнению передавшего информацию, немцы в последнее время подслушивают радиопереговоры между советскими подводными лодками и берегом.

— Это очень важная информация. Я скажу Кучерову, чтобы подготовили соответствующие контрмеры. А вы примите участие в их подготовке.

— Будет исполнено.

— К задаче, которая возникла перед нами этой выброской, — продолжал Головко, — добавилось еще одно неизвестное.

— Когда это случилось, мы не сбрасывали со счетов возможную неудачу. Но мы не теряли надежды, что люди живы.

— Если захвачено четверо, то среди них находится кто-то из моряков лодки.

— Наши разведчики живыми не сдаются. Они знают, что им пощады не будет. В прошлом году Ойен приставил ствол ко лбу. Совсем недавно Шеремет сам попросил пистолет, чтобы решить свою судьбу. Отряд не породил ни одного пленного.