Тринадцатый катер лейтенанта Лихоманова, в кубриках и на верхней палубе которого находилась группа мичмана Никандрова и командир отряда разведчиков Леонов, вышел в атаку на тральщик. Торпеда достигла цели, взорвалась в носовой части корабля. Вражеский охотник ринулся наперерез торпедным катерам, стреляя из своих пулеметов. Но в него попало несколько малокалиберных снарядов, он потерял скорость и повернул обратно.

Катера с разведчиками легли на обратный курс — скрытно к цели не подошли, операция сорвалась.

Самолеты-разведчики несколько дней покружили над тем районом. Малым ходом и в дрейфе дежурили дозором и катера. Постоянное корабельное охранение у входа в фьорд немцы больше не выставляли. Они высылали катера и тральщики только тогда, когда поблизости проходил немецкий конвой.

Разведчики собрались повторить попытку высадиться в Коббхольм-фьорд, но из-за поломок двух катеров пришлось возвращаться назад. Пока готовились к третьей попытке забраться в Коббхольм-фьорд, подошел срок высадки небольшой группы в Пеуро-вуоно.

Залив этот вклинивался в материковый финский берег немного западнее Петсамо-вуоно. Скрытно подобраться к нему ни с моря, ни с суши пока не удавалось. Всякий раз, как только катера вступали в прибрежные воды, их встречали артиллерийской стрельбой и яркими лучами прожекторов. Подходы в шхеры немцы стерегли бдительно. На фотографиях, снятых с самолетов, просматривался причал и какие-то старательно замаскированные сооружения. По слухам, там находился вражеский опорный пункт.

Приближалось время, когда этот залив мог послужить нуждам флота. Где прорываться, куда подходить, откуда ждать стрельбу из орудий, с каких мест можно попасть под удар вражеских солдат — без точного знания этого планы десантников были бы зыбкими.

Вышли на операцию в ночь на 20 марта. На катер лейтенанта Травина спустились по сходням идущие на задание разведчики — лейтенант Кокорин, радист Сафонов и матрос-фотограф Алексеев, двое переправщиков, распоряжающийся морской частью операции командир отряда катеров Шабалин и ответственный за высадку и съемку Сутягин. На катере находились две запасные шлюпки. Предполагалось, если случится неудача, разведчики должны вернуться через Варангер-фьорд к берегу Рыбачьего. Второй торпедный катер прикрывал своего напарника.

В три часа ночи разведчики беспрепятственно выбрались на берег.

Катера, отойдя немного мористее, час наблюдали за берегом, за морской далью. Берег и море были безмолвны, катера повернули на Рыбачий.

Трое разведчиков огляделись вокруг — ни людей, ни строений поблизости не было, — закопали запасные шлюпки и весла в снег.

Встали на лыжи, надели рюкзаки, рацию, белые маскировочные костюмы и пошли вдоль невысокого, обрывистого хребта на юг.

Вскоре идти на лыжах стало невозможно. Снег днем на солнце подтаивал, с моря на него ветром несло морось, к вечеру он покрывался толстой скользкой ледяной коркой. Лыжи разъезжались в разные стороны, пришлось снять их и нести на плечах.

До устья залива оставалось километра полтора, когда на пути выступом высунулся обрывистый заледенелый склон горы. Идти по нему, как ни пытались, не смогли, вскарабкаться в ботинках по ледяной круче оказалось немыслимо. Обошли этот скат стороной, основательно уклонившись от вычерченного на карте маршрута. Поднялись на вершину соседней сопки. Часы показывали около половины восьмого утра. На море виднелся транспорт, плывущий в Петсамо. Его сопровождали два катера-охотника.

Примерно через час из Пеуро-вуоно вышел в Варангер катер, из видимости он исчез за береговыми кручами, там, где разведчики высадились.

Рассвело, начинался пасмурный весенний день. Кокорин велел всем зарыться в снег и, не поднимаясь, наблюдать за округой, пока не стемнеет. Весь день вылежали, укрытые в снегу, не вставали даже на колени. Никто поблизости не появлялся.

Легкие и довольно теплые канадские костюмы из плащевой ткани, подбитые мехом, для долгого лежания в снегу оказались непригодными. Сначала они промокли на коленях и на локтях, а потом на животе и на груди. Сменили портянки и носки, какое-то время лежали в запасных, проветривая ботинки, чтобы хоть немного их подсушить. Рукавицы при ползании намокли настолько, что заледенели и стояли колом. Сухих больше не осталось, лежали в снегу с голыми руками.

Когда сгустились сумерки, снова пошли по курсу. И опять перед ними оказались такие же заледенелые крутые скаты. Идти без ледорубов было немыслимо. Кокорин убедился, что надо повернуть назад, к морю.

На обратном пути из-за частых обходов скользких круч с дороги сбились. Вышли к озеру, по конфигурации берегов и окрестных высот которого посчитали, что это Лассинг Безко-ярви. Перешли его на лыжах поперек. К девяти часам утра добрались до мыса Соунк-мукк. Опять зарылись в снег и стали ждать прихода катеров следующей ночью.

Холод все более донимал, намокшая одежда и обувь все сильнее студила. Временами одолевал удушающий кашель. Аппетита не было. Мучила жажда. Жевали крупнозернистый, жесткий снег. Десны и губы потрескались и кровоточили. Глаза воспалились, покраснели.

Просидели в снегу на мысу до пяти утра. Катера в назначенное время не появились. Командир группы посчитал, что они отклонились к востоку, и, чтобы окончательно не заблудиться, решили идти вдоль берега на запад, надеясь попасть к тому месту, где оставлены шлюпки.

Когда собрались в путь, ботинки с трудом обули, они никак не лезли на опухшие ноги. Мяли ботинки руками, согревали их, оттаивали, массажировали ступни ног, чтобы хоть немного согнать отечность. Поднявшись, первое время не только шагать, но и стоять едва могли. Опираясь грудью на лыжные палки, разминали ноги, пока не решились переступать ими.

К пяти часам вечера подошли к мысу Хайсумукакниеми. Там стояло однорядное проволочное заграждение и макет пушки.

Лежа осмотрели в бинокль окрестности. На мысе Валкеаниеми разглядели проволочное заграждение, а за ним опорный пункт — шесть жилых бараков, радиостанцию и наблюдательный пост.

Эту зону сфотографировали. Сверившись с картой, поняли, что теперь оказались западнее места своей высадки. Пошли назад. Усталость была так велика, что шагали еле-еле, временами поддерживая друг друга. По пути забрали с собой и понесли, навьючив сверх рюкзаков, оставленные при высадке на берегу шлюпки и весла.

В десять вечера 23 марта с безымянного мыса восточнее острова Манасари заметили свои катера, которые шли вдоль берега малым ходом.

По сигналу переправщики на шлюпках доставили группу на катер.

Задание выполнить не смогли, до цели не добрались, назначенное командованием место не отыскали.

Командующий приказал операцию повторить.

Сафонова и Алексеева отправили подлечиться в дом отдыха. Кокорин заявил, что оплошность исправит сам.

Чтобы облегчить выполнение задания, командующий приказал катерам пройти внутрь залива Пеуро-вуоно. Риск операции резко возрастал, можно было попасть под обстрел, но необходимо было уточнить условия плавания и десантирования в этом районе.

С Кокориным шли радист Кожаев, фотограф Максимов и наблюдатель Лысенко. Радист Гриша Сафонов должен был держать с катера связь с группой.

Кокорина пытались отговорить от участия в операции, предостерегали о возможных последствиях недавнего переохлаждения. Но он настоял на своем.

— Я не все предусмотрел, потерял курс. Позвольте мне исправить ошибку. — Его настойчивость поняли.

Разведчики взяли с собой недавно испытанные плавательные костюмы, которые надевались сверху походного обмундирования, рюкзака и оружия, в них можно было не только переходить воду вброд, но и плыть, хотя и с основательным усилием. Еще на тренировках в Волоковой с этими костюмами было немало приключений.

Их привезли в отряд перед весной. Сначала ходили в этих костюмах по бухте, забредая в воду с берега по мелководью, потом, когда уверились в их надежности, стали заходить пешком на большую глубину, но во время плавания чувствовали себя стесненно: одежда, рюкзак, автомат да и сам костюм сковывали подвижность. Больше пятидесяти метров никто сначала проплыть не мог, даже Виктор Максимов — инструктор по плаванию, владевший разными стилями, не одолел и сотню метров, закачался на волне, как буек.