— Но где же люди? И почему радист не подал условный знак, что работает под контролем? Я спрашивал в радиоцентре. Прослушивали пленку с записью. Работал наш радист Лайф Утне. Это его почерк. Но мог быть столь жесткий контроль, что и одного лишнего знака не отстучишь. Да и наверняка ему пообещали жестокую расплату, если он не подчинится. — Николай Лобанов мыслями был на берегу.

— О людях узнаем. Может быть, не скоро. А если поторопятся их казнить, то и быстро.

Договорились снова установить тщательное слушание эфира, возможно, что-то сообщат немцы. Группам, готовящимся к отправке в Норвегию, постараться вызнать, что случилось с разведчиками.

Удар нанесен тяжелый. Но разведку прекращать нельзя. Люди на Варангере, под Киркенесом и у Тромсё должны быть и работать.

— Как будем вызволять Нистрема? — спросил Лобанов.

— Он опытный. Зря в силки не попадет. Если не раскроют нашу тропу «по зеленой» — уйдет. Подаст сигнал — вышлем людей навстречу, возможно, самолет где-нибудь посадим.

— Но он уже пять дней молчит.

— Это немного. Он может поосторожничать. Знает, что его будут искать, и потому не выходит в эфир, чтобы не запеленговали.

Так что же случилось с тремя группами разведчиков — Матисена в Конгс-фьорде, Фигенскоу в Сюльте-фьорде и Нистрема, заброшенного на поиски и вывод попавших, как считалось, в тяжелое положение шестерых норвежцев?

Высадившиеся позже в Норвегии другие группы, тщательный анализ немецкой и норвежской печати и радиопередач помогли в основном тогда же прояснить ответ на вопрос: куда исчезли люди?

Рейхскомиссариат Тербовена, гестапо и военное командование, опубликовавшие множество материалов о судебных процессах и казнях норвежских патриотов, информацию о поимке русских и норвежских разведчиков не давали. Видимо, считалось политически невыгодным признавать, что советская разведка проникает в глубокий тыл.

И все же некоторые сведения стали известны через зарубежные источники Центра. Уже через несколько месяцев Центр сообщил отделу ряд данных, поступивших по его каналам.

Прошли годы, усилился интерес норвежской общественности к подвигу ее сынов и дочерей, отдавших свои жизни для освобождения страны от фашистских оккупантов. Начались кропотливые изыскания, беседы с еще живыми тогда участниками событий, бойцами Сопротивления, изучение архивов немецкой разведки и контрразведки, норвежской полиции, оставшихся после бегства германских войск.

По советским и зарубежным исследованиям получилась вот какая картина.

Франс Матисен принял командование группой после ухода Трюгве Эриксена. Было это в первых числах апреля 1943 года. Матисен и двое Утне — дядя и племянник — несли вахту на Нолнесе. Перебравшись после ухода Эриксена в другую расщелину между скал на берегу моря, они продолжали свою службу, реже встречались с помогавшими им бойцами Сопротивления из Берлевога и других селений, выходили на контакты только в уединенных местах, сами в крупных поселках и городках не показывались. Посещения ближайших соседей — Луэ и Стенманов — тоже стали крайне редкими.

В середине июля на северное и южное побережье Варангера стали высаживаться большие группы немецких солдат. Одна из таких команд высадилась в Берлевоге. Немцы привели в действие план операции «Полночное солнце» по розыску и уничтожению советских разведчиков.

Помощники разведчиков из Берлевога выйти никак не могли, но все же им удалось переслать короткую записку в Конгс-фьорд, оттуда тревожная весть докатилась до группы Матисена, и они поспешно собрали самое необходимое, уложили в рюкзаки, прихватили радиостанцию с батареями, оружие и покинули свое укрытие на берегу. Спрятать или уничтожить все свое имущество и следы долгого жительства времени уже не было. Выпорхнувшие по тревоге из гнезда его обитатели поспешно уходили в горы, надеясь на время там укрыться.

На марше, не останавливаясь на длинные привалы, они сообщили на базу, что обстановка резко ухудшилась, вынуждены свое место покинуть, просят сбросить продукты.

Высадившаяся в Лёквике поисковая команда карателей, обыскивая округу, наткнулась на пещеру разведчиков и поняла, что тут было чье-то долговременное пристанище.

Часть отряда отправилась в горы, намереваясь отловить там беглецов, другая возвратилась в долину.

Улики найдены, можно было приступить к арестам. Первыми взяли под стражу ближайших соседей — жителей Лёквика.

Матисен со своим помощником и радистом временно остановились возле одного из озер в глубинной, удаленной от берега части Варангера. Было лето. Самая пора сенокоса. Поспели ягоды и грибы. Кое-кто ловил рыбу на озерах.

Трое рыбаков видели, как с самолета сбросили груз на парашютах. Один из наблюдавших позвонил по телефону в Конгс-фьорд и сообщил о случившемся.

Вдоль линии электропередачи от Комагвера до Конгс-фьорда шли в очередной обход проверяющие ее надсмотрщики.

В один из дней Харальд Утне столкнулся с Эрнлеем Бангом. Они знали друг друга с довоенных времен. Банг, сразу понявший, по каким делам теперь на родной земле ходит Харальд, не только не выдал своего земляка, но и помог ему. Он видел разведчиков и после того, как они покинули свою точку.

Позже разведчиков видел Пауль Хагала. Он столкнулся с Харальдом лоб в лоб. Вроде обширна и пустынна гористая тундра, но в страдную пору и в ней не затеряешься. Видели разведчиков и косари на сенокосе. Вести, куда убежали разведчики с побережья, дошли до немцев.

Из Комагвера в горы отправились двадцать карателей. Дорогу им показывали двое норвежцев, один из них — Улаф Хагала, сын Оскара.

Ищейки почти вплотную подошли к упрятавшейся в мелком кустарнике группе, до нее оставались считаные шаги. В этот момент двое из них выскочили из кустов и кинулись бежать. Солдаты открыли стрельбу, полагая, что свист пуль заставит их остановиться. В то же мгновение из кустов выпрыгнул третий человек и побежал в другую сторону. Несколько немцев погнались за ним. Разрыв сокращался, они уже почти достигли бежавшего, когда он поднял руку с пистолетом и выстрелил себе в голову.

Хагала опознал в нем Франса Матисена из Киберга. Так погиб за освобождение Норвегии второй из братьев Матисенов.

К концу дня немцы арестовали Харальда и Лейфа Утне.

Захватили их поодиночке и под запором держали тоже порознь. Допрашивали особняком, очных ставок не устраивали. Да они и не требовались. Улик предостаточно, отпираться смысла не было.

Как только немцы узнали, что младший из захваченных — радист, за него и принялись. Чтобы сломить неокрепшую волю молодого человека, больших усилий не потребовалось. Через сутки Лейф согласился передавать в эфир те радиограммы, которые ему напишут.

Немцы спешили: большой перерыв в радиосеансах мог вызвать в Полярном подозрения, а Лейф не выходил на контакт уже вторую неделю. Сначала его заставили простучать на ключе вхолостую, потом записали на пленку. И под контролем этой пленочной записи Лейф послал первое составленное немцами донесение. Он оповестил, что последние радиограммы из базы им получены, но он не мог ответить, даже квитанцию о приеме подать, поскольку передатчик при переходе испортился, а батареи намокли. Теперь аппарат исправили, батареи просушили. Заброшенное с воздуха продовольствие нашли, сыты.

В ответной радиограмме база спросила, могут ли они пройти обратно пешком «по зеленой», не добудут ли лодку. Посылать подлодку было весьма рискованно.

Началась вторая радиоигра. Первую немцы затеяли чуть раньше, когда захватили в плен у Перс-фьорда радиста мурманской группы Василия Осипова. Двое других разведчиков из той группы погибли. Теперь два радиста работали под контролем немцев и давали продуманную в их штабе информацию.

Немецкое командование решило воспользоваться ситуацией и заманить в ловушку тех, кто пойдет вызволять разведчиков, попытаться захватить подводную лодку или хотя бы утопить ее.

Удача плыла к немцам в руки. Лейф работал аккуратно, да и глаз с него не спускали. И держали без особых строгостей, кормили сытно. Обещали безбедное, обеспеченное будущее.