Видя, что наши офицеры не собираются упрашивать, а предъявляют категорический ультиматум, что десант подошел сюда с твердыми намерениями, офицер ответил, что он не имеет права принимать решения по всему гарнизону.

— Командиром военно-морской базы является контр-адмирал Хори, а начальником сухопутной обороны полковник Тадо. Вся власть над гарнизоном в их руках. Только они могут вести переговоры о капитуляции гарнизона, — закончил офицер комендатуры.

Поскольку к штабу гарнизона отправился Инзарцев с частью взвода Никандрова, Леонов и Гузненков решают с остальной частью отряда продолжить продвижение в город, разобраться там в обстановке и держать под охраной почту, телеграф и банк.

Пока Леонов вел переговоры с офицерами комендатуры, Инзарцев со взводом Никандрова отправился на поиски штаба крепости. По пути наткнулись на приютившуюся на высотке метеорологическую станцию. Подумали, стоит выяснить, нет ли там японцев. Матросы с ходу заскочили в здание. Там сидели два японских офицера. Без всякого сопротивления они отдали разведчикам свои пистолеты и шашки. Но допросить их как следует не удалось. Отправившийся со взводом переводчик знал только корейский язык. А японцы не говорили по-корейски или прикинулись, что не знают корейского языка. К счастью, с группой пошел молодой кореец Мун, приставший к отряду еще в Чхончжине. Так и пришлось разговаривать с японцами при помощи двойного перевода: сначала через отрядного переводчика-корейца задавали вопрос Муну, тот по-японски разговаривал с пленными и потом ответы их переводил на корейский, и только после этого они доходили до разведчиков. Получалась довольно медлительная и едва ли точная процедура объяснения. Японские офицеры ничего путного Никандрову и Инзарцеву не сказали. Тогда наши решили больше с ними попусту не терять времени. Вооружив двух горожан отобранным у японцев оружием, разведчики оставили пленных под их охраной, а сами двинулись дальше по пути к штабу крепости.

Широкая асфальтированная дорога поднималась на небольшой холм, сплошь покрытый хвойным лесом. На нее в нескольких местах выходили аллеи, обсаженные невысоким кустарником. Декоративные кусты тянулись и по обеим сторонам дороги, между проезжей частью и пешеходными дорожками.

Высокое, из красного кирпича красивой кладки здание штаба отчетливо виднелось за леском на высоте.

Разведчики, держа оружие на изготовку и прижимаясь поплотнее к лесу, двинулись к штабу. Никандров и Инзарцев предупредили ребят, чтобы ни в коем случае без приказа не было сделано ни одного выстрела. Сами они вышли на середину дороги и вдвоем пошагали к дому. Оружие решили напоказ не выставлять, но иметь его наготове: заложив патрон в патронник и придерживая курок пальцем, пистолеты держали в опущенной вниз руке, прижав ее к бедру. Получалось, что и оружием не размахивают и в то же время не безоружны. Остальные разведчики шли впритирку к деревьям и к кустам, прикрывая и сопровождая идущих по дороге.

На перекрестке дороги с первой аллеей, прямо посередине шоссе стоял японский солдат. Широко расставив ноги, он держал поперек тела на спущенных вниз руках винтовку. Он как бы загораживал середину дороги, суживал ее.

Разведчики решили возле него не останавливаться, а, обойдя справа и слева, продолжали шагать по асфальту, сделав вид, что японского солдата как будто и не было на их пути. Он тоже не пошевельнулся и не обмолвился ни словом.

Прошли еще шагов полсотни. Новый заслон японцев. На этот раз более устрашающий. По обеим сторонам магистрали, в кюветах стоят по офицеру и по двое-трое солдат, а в ногах у них, вытянув к идущим десантникам стволы, — станковые пулеметы.

Когда до пулеметов оставалось шагов двадцать пять — тридцать, японские солдаты присели на одно колено и припали к прицелам.

Сердце у десантников дрогнуло. Оказались буквально на волоске от тяжкого исхода; не выдержи у кого-нибудь нервы, нажми от волнения неосторожно на спусковой крючок, раздайся хоть один выстрел — и пошла бы заваруха. Не соберешь ни своих, ни чужих.

Выработанная годами выдержка и тут позволила избежать кровопролития, хотя наши и не знали об истинных намерениях японцев: собираются ли они подпустить десантников на близкое расстояние и в упор расстрелять или рассчитывают нажать на психику, авось нервы у нас не выдержат — повернем назад и уйдем.

Не обмолвившись ни словом, — даже некогда было переговорить и прикинуть, — лишь перекинувшись коротким взглядом, разведчики прошли и мимо этого заслона, сделав вид, что и это препятствие их не пугает.

Оставив у себя за спиной японцев с пулеметами, разведчики почти вплотную подошли к воротам штаба. И тут оказались двое вражеских солдат с винтовками наперевес в вытянутых вниз руках.

Пришлось остановиться перед закрытыми воротами. Позади и впереди десантников вооруженные японцы с оружием на изготовку.

Ворота открылись, и навстречу вышел японский офицер.

Инзарцева по внешнему виду трудно было признать за старшего среди подошедших разведчиков. Может быть, возраст, осанка и привычка командовать подсказали бы опытному глазу, что это не рядовой разведчик, а старший офицер. Как и все остальные, одет он был в полуспортивную, полувоенную форму: на голове лыжная шапочка с большим козырьком, вместо гимнастерки — спортивная куртка со многими карманами, флотские широкие брюки заправлены в яловые сапоги. В такой же неопределенной форме, без всяких знаков различия были и остальные разведчики. В других походах это было хорошо: удобно, практично. Но в этой операции, когда пришлось не воевать, а вести сложные переговоры, морская форма со всеми знаками различия очень бы пригодилась. Только Леонов и Гузненков отправились в поход в кителях и с погонами. Позже этот более или менее официальный вид как раз и импонировал японцам, когда пришлось с ними круто разговаривать.

Так или иначе, вышедший из ворот офицер обратился к Инзарцеву, спросив, что нам нужно, зачем мы пожаловали.

Инзарцев ответил, что подошедшие десантники хотели бы видеть коменданта крепости или начальника штаба.

Офицер сказал, что понял хорошо, повернулся и ушел в штаб.

Десантники остались у ворот дожидаться результата. Положение складывалось довольно щекотливое: прорываться силой в штаб рискованно, из-за пустяка можно вызвать конфликт, но и стоять в бездействии у ворот тоже не пристало победителям — ни к чему ставить себя в положение просителей. Ведь разведчики пришли не просить, а диктовать условия. Ожидание затягивалось, прошло не менее двадцати минут. Неловкость стали чувствовать и разведчики и офицеры.

В этот момент дверь снова отворилась — и к разведчикам вышла целая группа японских офицеров. Старшим оказался сухопутный офицер в чине полковника. Он назвался комендантом города.

Услужливый адъютант поставил позади него стул-раскладушку, полковник сел, положил руки на эфес поставленной между ног шашки и передал через переводчика, что он готов выслушать советских представителей.

Инзарцев сказал, что к городу подошел советский морской десант на кораблях. Война Японией проиграна, еще несколько дней назад император заявил о капитуляции. Наш десант прибыл, чтобы принять капитуляцию гарнизона и обеспечить необходимый порядок в городе. Советское морское командование предлагает командиру японского гарнизона вместе со старшими офицерами войск прибыть на советский корабль, стоящий в порту, чтобы там вести переговоры об условиях и порядке капитуляции.

Полковник ответил, что он понял требование советских представителей, немедленно об этом доложит командованию гарнизона. После этого он поднялся, слегка наклонил голову в знак прощального приветствия и, выпрямившись, стараясь сохранить важность осанки, отправился обратно в штаб. Адъютант подхватил и понес стул, остальные офицеры двинулись следом за полковником. Ворота тут же за ними закрылись.

Вся наша группа повернулась и отправилась обратно в порт. Инзарцев и Никандров решили вести десантников не по той широкой дороге, по которой шли к штабу. Все еще опасаясь какой-нибудь внезапной выходки со стороны японцев, они повели десантников по узким аллеям, которые скорее всего могли вывести их к порту.