Уходя из города, они подняли отчаянную стрельбу, били по зданиям, по окнам, бросали гранаты. На улицу нельзя было высунуть носа. Немало горожан пострадало от этой жестокой, безрассудной стрельбы. И хотя большинство жителей попряталось в горах и лесах, многие все же оставались у своих очагов, намереваясь уберечь имущество, а вместо того лишились жизней. По рассказу корейцев, по старательному уклонению японцев от соприкосновения с нами приходим к заключению, что японское командование решило отвести свои войска и из Начжина. Но в чем причина? Где и на каких рубежах они намерены остановиться и оказать сопротивление нашим наступающим войскам? Пока получить ответы на эти вопросы не удается. Очевидно только, что они отступают. И нам надо их преследовать, не давать возможности далеко отрываться.

Командованию флота донесли по радио о нашей благополучной высадке, об обстановке в городе и об отходе японских войск. В ответной радиограмме нам приказано установить контакт с высадившейся вслед за нами разведывательной моторотой старшего лейтенанта Попкова. Штаб флота ориентировал также, что южнее Начжина на побережье небольшого залива торпедные катера высадили роту разведчиков, которой командует старший лейтенант Захаренко. Рота начала действовать на вражеском берегу, успела перехватить автомобильную дорогу, имела стычки с отступающими разрозненными группами неприятеля.

Для связи с Попковым Леонов послал нескольких разведчиков из взвода Никандрова. Не пройдя и километра, наши бойцы обнаружили десантников из роты Попкова. Старший лейтенант рассказал, что его роту в Начжин доставили из бухты Золотой Рог два больших охотника капитан-лейтенанта Власова и старшего лейтенанта Епифанова. Наблюдатели на торпедных катерах, доставивших нас, видели эти два корабля, когда они входили в бухту Начжина.

Рота захватила плацдарм в юго-западной части порта и сразу стала развертываться в направлении штаба укрепленного района и водокачки, стремясь оседлать выходящую из города автомобильную дорогу. Небольшая группа японцев — до взвода — от боя уклонилась и отошла к горам. Полдесятка скитавшихся японских солдат сдались в плен. Они сообщили, что гарнизон еще до высадки десанта получил приказ отойти на Чхончжин и Нанам. Сегодня утром Начжин покинули последние подразделения. Оставленным небольшим группам было поручено произвести в городе взрывы и поджоги, а затем пробираться на юг. Из разговоров унтер-офицеров им известно, что японское командование старается сейчас отвести свои войска в укрепленный район Нанама и там, на долговременных оборонительных рубежах, намеревается дать бой советским войскам и остановить их наступление.

В сопках, в окрестностях Начжина, как показали пленные, есть еще до полка японской пехоты, они возводили оборонительные сооружения, но тоже, наверное, отойдут на юг.

— Сейчас рота возводит себе оборонительный рубеж, — заканчивает рассказ Попков.

Наши радисты отстучали во Владивосток шифровку о том, что контакт с его ротой налажен, передали полученные последние сведения о противнике. В ответной радиограмме командование флота предписывало отряду оставить охрану занятого плацдарма роте Попкова, а самим возвратиться на главную базу. На пути к Начжину, сообщалось в шифровке, находится первый эшелон десанта под командованием капитана Свищева. Отрядом кораблей и высадкой этого десанта командует капитан первого ранга Полтавский, назначенный в Начжин старшим морским начальником.

Закинув на плечи рюкзаки и оружие, не спеша возвращаемся в порт. Все собрались на причале, у которого стоят ожидающие нас катера. Решили перед выходом в море перекусить.

Леонова догнал связной от Попкова и сказал, что дозор из роты, отправленный на выходящую из города на север дорогу, встретил передовое охранение подошедших к городу частей Красной Армии.

Вскоре и нам стало видно, как на возвышающейся над всеми другими сопками вблизи города высоте 341, что лежит к северо-востоку от Начжина, невдалеке от дороги из Унги, показалась группа солдат с красным флагом. Это авангардные части 393-й стрелковой дивизии. Марш до Начжина они проделали в хорошем темпе, стремительно.

У подножия высоты, на автостраде, змейкой извиваясь на поворотах, все более заполняет дорогу армейская колонна.

Десятка полтора воинов, поднявшихся с флагом на высоту, остановились там, повернувшись лицом к лежащему перед ними городу. На фоне безоблачного голубого неба они очень рельефно, как-то монументально стоят плотной группой. Кажется, будто выросли они сейчас из этой горы, вышли из нее и встали монолитом. Живым изваянием возвышаются они над городом, а над ними легкий ветерок полощет огромное багряное знамя, которое вот уже более столетия служит символом братства трудящихся всех стран.

…Тяжка и многострадальна история корейского народа. На протяжении многих веков он вел изнурительную, полную крови и жертв борьбу с монгольскими завоевателями, японскими захватчиками, китайскими феодалами. Воинственные пришельцы огнем выжигали корейские поселения, мечом истребляли жителей, тысячами угоняли их в невольничью кабалу, грабили созданные искусными руками трудолюбивых корейских мастеров ценности. Много раз поднимался корейский народ на борьбу с угнетателями, многие тысячи жизней сложил в этой борьбе, выдвигал из своей среды храбрых воинов и умелых полководцев. Из поколения в поколение передаются легенды о народном герое Кап Гам Чане, в поэмах воспевается флотоводец Ли Сун Син. Но недаром в корейской пословице говорится: «Сокол со сломанным крылом — не сокол». А крылья у народа были подрезаны веками. Наибольшей жадностью к корейскому добру, хищнической алчностью к подневольному труду корейских земледельцев, рыбаков, ремесленников отличались не только древние японские феодалы, но особенно воинствующие правители этой островной страны на рубеже нынешнего столетия.

Но никогда в истории народа Кореи не было случая, чтобы с мечом к нему подступился и посягнул на его землю, на его богатства великий сосед, живущий к северу от Тумангана и Амура. Это соседство не запятнано кровью и войнами.

И вот теперь снаряженные тысячами танков, самолетов, орудий, сотнями кораблей, поднявшиеся на смертельную войну ради жизни людей труда, воины этой соседней братской державы выбрасывают с земли древней Кореи заморских поработителей. Пламенеющее в голубом небе знамя, которое держат несколько наших воинов, вещает жителям Начжина, что час их освобождения настал.

Это по-своему символично. Не завоевателем, кладущим ноги на стол, не пауком, тянущим живые питательные соки из народа, а братом и другом, открыто и честно входит в Корею армия Страны Советов — армия-освободительница. Эта армия воюет не с корейским народом, она воюет с его врагами, с его угнетателями.

Когда наш короткий обед подходил к концу и до посадки на катера оставалось совсем немного времени, стало видно, как из центра города, спускаясь прямо посередине улицы, движется в сторону порта группа людей с высоко развевающимся огромным красным флагом. По всему похоже, что идет какая-то делегация для встречи с десантниками. Прервав наши сборы к отплытию, поднимаемся и идем их встречать.

Подходят человек десять горожан. Впереди пожилой, коренастый, широкоплечий, с плотной, словно литой фигурой грузчика или молотобойца кореец, с сильно посеребренными сединой, торчащими жестким ежиком короткострижеными волосами на крупной голове. Кривоватые его ноги с развернутыми в сторону пятками как-то весомо, по-хозяйски вышагивают по асфальту. Он несет на бамбуковом древке шелковый алый стяг. За ним вплотную друг к другу идут остальные — в основном люди среднего и пожилого возраста. Только двое помоложе, им нет, видимо, и тридцати лет. Здесь же, на пирсе, встречаемся с ними, сначала крепко жмем друг другу руки, а затем, охваченные каким-то внезапным порывом, горячо, по-братски, обнимаемся. Радостное волнение выдавило на глаза слезинку, которую не стараются ни удержать, ни скрыть.

Переводчик быстро передает, а мы внимательно вслушиваемся в слова старшего из подошедших горожан. Лишь изредка задаем ему вопросы. Первоначально говорит кореец, приведший к нам всю группу и назвавшийся Ким Сон Ченом. Остальные почтительно молчат.