— А, один хрен: токарь-пекарь по металлу! Бери своих орлов, политрук, и штурмуй во-он тот дом. Там штук пять фрицев. Парашютисты. Перебей или забери. Давай!
И майор исчез в развалинах какого-то здания. Нас было пятнадцать человек. И на всех — мой ТТ, семь винтовок и четыре гранаты, да у паренька — ученика пекаря, неизвестно где добытый немецкий «вальтер» с тремя патронами.
Диверсанты щедро сыпали автоматными очередями, надежно укрываясь за толстыми кирпичными стенами.
Выручил опять старик-пекарь. Он хорошо знал район, и пока мы редкими винтовочными выстрелами отвлекали на себя гитлеровцев, он с подмастерьем пробрался проходными дворами в тыл врагам и швырнул в них две гранаты. Получилось удачно. Мы добыли четыре «шмайссера» и одного подбитого диверсанта. Троих автоматчиков мои пекари уложили на месте.
Возникший из дыма и грохота соседнего переулка давешний майор увидел нашу группу и обрадованно кинулся к нам:
— А, токари-пекари! Да вы теперь боевая единица! Давай, политрук, бери свою штурмовую группу и — за мной. Надо прикрыть вывод населения из тоннеля на занятой территории.
Мы бросились за майором, я на ходу спросил, что за люди и откуда их надо выводить.
— Да фашист в городе, политрук. Ты что, не понял? Полгорода уже у него. А там, в тоннеле, женщины, дети, семьи ответработников и командиров… Чуешь? Там наш товарищ уже готовит людей к выводу. Но надо помочь.
Неожиданно из клубящегося полусумрака дыма и пыли вывалилась и хлынула на нас кричащая толпа женщин и детей. Женщины бежали с малышами на руках, ребята постарше держались за материнские руки и платья, одни с ужасом таращили глазенки с заплаканных лиц, другие плакали громко и безутешно, спотыкаясь, волочась по земле, подхватываясь и часто-часто перебирая слабыми шустрыми ножонками.
Майор крикнул: «Политрук, прикрывай!» — и побежал впереди толпы, надрываясь и стараясь перекрыть крики и грохот: «За мной, женщины, бабы! За мной!»
Справа сыпанули автоматные очереди, в толпе истошно закричали, шарахнулись в сторону.
Мы залегли вдоль какого-то высокого бордюра и завязали перестрелку, а позади нас все топотали бегущие женщины и дети. Последним шел Ковалев, что-то надсадно хрипя и размахивая пистолетом.
Он и подоспевший ему на помощь чекист В. А. Луньков присоединились к нам, и, когда в дыму скрылись последние беглецы, мы стали отходить вслед за ними, перебегая и отстреливаясь…
Раненого диверсанта наскоро допросили. Немецкий я знал плохо, но все-таки понял, что вражеским частям дан приказ сегодня же захватить город, отрезать, окружить и уничтожить оставшиеся там наши войска, а тем временем, передовой ударной группе без остановок двигаться вперед, выйти на Сухумское шоссе и развивать стремительное наступление на Геленджик — Туапсе — Сочи и далее.
* * *
…В довольно просторном отсеке бетонированного подземелья на девятом километре стоял грубо сколоченный дубовый стол. На нем была расстелена топографическая карта-двухверстка, лежали планшеты, карандаши, блокноты. Широким языком светила фронтовая лампа из сплющенной артиллерийской гильзы. У стола и вдоль стен на дубовых массивных скамейках сидели люди.
За столом возвышался высоченный Санин, справа и слева от него, будто ссутулившись, примостились немалого роста, но низенькие рядом с ним Васев, Ечкалов, Сескутов и Бесчастнов. Над головой глухо ударяли взрывы, вздрагивала скала, и на столе чуть подмигивал огонек лампы. Шло заседание штаба Новороссийского партизанского соединения. Вел его Санин.
— Писать, товарищи, ничего не будем. Все держать в уме. У кого в памяти дырка — заделать, а память тренировать.
Санин тяжеловато опустил и снова поднял припухшие и красные от бессонницы веки.
— Запоминайте. В партизанский отряд «За Родину» заместителем командира по разведке и связи идет товарищ Шахов. Илья Федорович, ты здесь? — Санин пристально вгляделся в полумрак комнаты, рассмотрел поднявшегося со скамейки худощавого чекиста, кивнул, разрешая сесть.
— Тут еще одно закопытце: никаких разъяснений, тем паче инструктажей, давать не буду. Вы народ бывалый, чекисты. Дело свое знаете. А вообще, по всем таким вопросам — к товарищу Ечкалову.
Сидевший рядом с Васевым капитан встал. Санин поднял глаза на собравшихся, кратко сообщил:
— Все видите капитана Ечкалова? Вот и добре. Анатолий Митрофанович родом краснодарец. Лет ему тридцать восемь. Чекист с десятилетним стажем. С 25 августа прикомандирован к Новороссийскому партизанскому кусту и является заместителем начальника штаба по разведке. Усвоили все? Садись, товарищ Ечкалов.
И продолжил:
— Пошли дальше. В «Грозу» — Бурда Никифор Иванович. Слыхал, лейтенант? — Санин снова поднял тяжелые веки.
— Есть! — молодцеватый, по-строевому подтянутый, Никифор встал с дальней скамейки.
— Садись, лейтенант, — продолжал Санин. — И все остальные: нечего тут вскакивать и в струнку тянуться — не на плацу. Дисциплина — в инициативе и исполнительности. Вот за это будет спрос… беспощадный. Дальше… Смольняков, ты тут?
— Тут, — донесся низкий голос.
— Стало быть, Иван Федорович, начальник штаба в отряде «За Родину». А вдобавок будешь выполнять задания Ечкалова и Лапина. Теперь кто? Петыга Борис Никодимович…
— Я!
— Ага, ты, значит. Чекист. Пойдешь в «Ястребок». Дальше, Чепак. Ну, с тобой, капитан, условились. Пойдешь с интернациональным отрядом. Сколько у тебя испанцев?
— Двадцать человек.
— Немецкий знают?
— Пятеро.
— Ого! Богач. Двух переводчиков заберем в штаб куста. Отбери сам, лично. Одного надо будет отправить в штаб армии. Политотдел просил. Для контрпропаганды ну и… все, стало быть, прочее.
Санин закончил назначение чекистов из группы Бесчастнова и перешел к постановке задач.
— Теперь о новороссийской группе. В нее войдут пять отрядов: «Гроза», «Новый», «Ястребок», «Норд-ост», «За Родину». Командир группы Васев Петр Иванович, начальник штаба — Сескутов Александр Никитович. Один — первый секретарь Новороссийского горкома партии, другой — секретарь горкома по строительству. У Васева за плечами матросская служба, гражданская война, работа главным инженером в порту. Сескутов с двенадцати лет лесоруб, потом взрывник, перед избранием в горком работал инженером. Все. Оба новороссийцы, знают город, знают людей, знают обстановку. Пора в бой. В общих чертах, товарищи, от нас сейчас требуется взять под контроль вражеские коммуникации: рвать мосты, минировать дороги, резать связь, жечь склады, уничтожать оккупантов, опровергать вражескую брехню и нести нашу правду людям в захваченных фашистами районах, выявлять предателей и изменников. И — разведка. Разведка и еще раз разведка.
Санин говорил медленно, глуховато, но твердо, полузакрыв глаза и мерно отбивая громадным кулаком концовку каждой мысли.
— Всем думать. Инициативу приветствуем, авантюры не допустим, но и троглодитами сидеть на партизанских продбазах не позволим. Все — в бой! Конкретные задачи поставят чекисты Бесчастнов, Лапин и Ечкалов. Сбор за Васевым. Все.
…С капитаном Чепаком мне довелось встретиться в марте 1943 года у Бесчастнова. К тому времени мы уже знали о дерзком рейде его третьей интернациональной оперативно-разведывательной группы по занятому врагом Таманскому полуострову.
Сам выпускник высшей школы партизанского движения, Чепак подобрал себе в группу парней умелых, храбрых и отчаянных. Группа прошла по вражеским тылам как смерч, сея среди гитлеровцев панику, ужас и разрушения. Бойцы опергруппы сорок восемь суток на участках Сенная — Тамань, Стрелка — Старотитаровская минировали шоссе, взрывали железнодорожное полотно, совершали дерзкие налеты на вражеские автомашины и обозы, разоблачали полицаев, ревностных старост и бургомистров и прочих предателей и фашистских прихвостней.
В лесах, в районе станицы Натухаевской, группа Чепака вышла на довольно многочисленный партизанский отряд. Его тридцатилетний командир Григорий Блинов, бывший кандидат в члены ВКП(б), лейтенант, раненым попал в плен. Гитлеровцы отпустили его домой на хутор Грекомайский, где его назначили полицейским. Блинов использовал это назначение в своих целях: он установил связь с окрестными хуторами Сергиевским, Дружным, стал формировать подпольный партизанский отряд, который с 1 марта 1943 года начал действовать. К этому времени партизаны добыли с боями 50 винтовок, автомат ППШ, 10 пистолетов. В лесу охраняют стадо овец и коз — свою продбазу.