Литмир - Электронная Библиотека
Содержание  
A
A

— Господа, генерал Улагай просил передать вам, что он ориентируется лишь на великого князя Николая Николаевича, как будущего военного диктатора освобожденной от большевиков России. Монархизм, как вы сами должны понимать, сейчас не приемлем. Вы должны исходить из того, что в данной ситуации он не найдет должной поддержки, хотя среди казачества и встречаются еще монархические взгляды. Понимаю — целые станицы на Дону и на Кубани служили царю и даже охраняли его. Инерция сословия, так сказать.

В Краснодаре Урумов встретился за чашкой чая с тремя бывшими офицерами-казаками и еще с одним чиновником, который достал из бокового кармана и тайком показал ему завернутый в носовой платок орден Владимира. Служит он в почтовом ведомстве и, по словам офицеров, очень нужный для организации человек, так как и сейчас занимает место, которое очень полезно. Один из офицеров, кубанец, говорил только по-украински, и Урумов почти ничего не понял из его доклада о положении в вооруженных группах в горах, хотя слушал очень внимательно. Другой просил разъяснить: почему они должны шпионить? Насколько это допустимо в организации, которая преследует политические цели? Его это оскорбляет, как офицера. Урумов обещал доложить об этом Улагаю. Сам он не уполномочен решать такие вопросы.

На следующий день на лошадях выехали в станицу Славянскую. Остановились у одного местного казака. Вечером состоялось свидание с пятью «членами подпольной организации», простыми казаками, людьми пожилыми, высказавшими много сомнений в успехе дела.

— Сколько казачьих голов полетело, а что толку? — хмуро проронил пожилой казак. — Где то, что было, где атаманы, за что головы сложили?

— Да ниякого дила не вышло! — вторил другой. — Господа много обещали, требовали, чтобы наш брат казак рубил всех подряд. Дошло до того, что своим братам, а то и батькам головы рубили, а шо с того? Да ничого! Так шо мы уже учени, и як браться опять за шашку, то надо все обмозговаты. Казак вже пошов за Совецкой властью, и сейчас трудно с ним балакаты. Не возьмешь у голову, с якого краю до его пидойты.

Урумов, услышав эти рассуждения, даже не стал говорить, что он из-за границы, а разговаривал, как местный. Казаки на него напирали, требовали разъяснений, как им быть, а он не мог говорить с простыми поселянами, лучше у него получалось с офицерами. Те его больше понимали, хотя высказывали тоже всякого рода сомнения и проявляли осторожность.

— А когда вернется старое время? — спросил один казак, все время молчавший. Это был его единственный вопрос к полковнику.

— Старое, каким оно было, вернуть нельзя. Его надо забыть. А вот при падении большевиков выдвигать на пост военного диктатора, временно конечно…

Урумов довольно холодно распрощался с казаками. От беседы с ними он испытал разочарование. Казаки, даже участники подполья, были не такими, как он думал.

Из Славянской Урумов с Гуляевым направились в Пятигорск к терским казакам. Остановились они в городе, в гостинице. Вечером поочередно к нему в номер с большими предосторожностями заходили «члены подпольной организации». Их было пять человек. Один из пяти — бывший вахмистр, терец. Жил ранее в станице Прохладной. Урумова он заинтересовал тем, что проживал недалеко от Осетии. Полковник набросился на него с расспросами об осетинах, но тот ничего интересного не мог ему сказать. В Осетии он не был.

«Туго соображает, мало развитой», — таково было мнение полковника о вахмистре, которое он высказал Гуляеву. Николай пожал плечами и сказал, что в организации он полезный человек и что такие люди тоже очень нужны. Урумов согласился и добавил: «Они бывают добрыми рубаками».

Войсковой старшина из Георгиевской высказал Урумову свое полное разочарование в эмигрантском антисоветском движении и ничего хорошего впредь от него не ждал. Даже сказал, что, по его мнению, большевиков не удастся свергнуть. Он допытывался у Урумова, что он лично получит в случае падения Советской власти, причем хотел знать совершенно точно. Урумов не был готов к ответу, а войсковой старшина настаивал, как ему возместят все то, что он потерял во время службы в армии Деникина.

— При падении Советской власти вы будете иметь возможность занять соответствующее положение. Это все, что могу вам обещать.

— А какое, господин полковник? — уточнял войсковой старшина. — Я же должен знать. И хочу знать точно, раз я рискую заплатить за то положение жизнью!

— Видите ли, об этом трудно сейчас конкретно говорить. Уверен, что мы не забудем вас. Все чины получат по заслугам. Об этом позаботится великий князь Николай Николаевич.

— А я против него, к сожалению.

— Вот как. Почему же?

— Он был груб с офицерами.

— Полно! Перейдем лучше к делу. Какая у вас сила? Насколько реальна поддержка вашей организации населением?

— Десять процентов нас поддерживают, — не задумываясь, ответил «станичник» и с тревогой посмотрел на Гуляева, не перехватил ли. Тот не опроверг и не поддержал ответ.

Про себя Урумов сделал вывод, что организация, с членами которой он беседовал в Пятигорске, слабая и совершенно неспособная к активным действиям против Советской власти. Ее цели не совсем ясны. Террор организация отвергала, агитацией не занималась и прокламаций не распространяла. Сложилось мнение, что она глубоко законспирирована и целей своих не раскрывает перед каждым встречным, охватывает зато весь Дон, Кубань, Терек, и основная ее деятельность сводится к ожиданию падения Советской власти и к подготовке своих членов к последнему этапу, чтобы не быть застигнутыми врасплох. Оставалось сообщить Улагаю о своих впечатлениях и побывать в вооруженных отрядах в горах, а потом уже возвращаться для доклада во Францию.

Улагай разрешил Урумову направить ему на подставной адрес не более двух зашифрованных сообщений. В одном из них Урумов кратко сообщил о необходимости помочь организации, о настроениях ее членов. При этом не удержался и подчеркнул, что из всех наблюдений и разговоров он вынес уверенность — генерал Улагай пользуется у членов подпольной организации большим уважением, и на него надеются здесь как на руководителя.

* * *

Операция чекистов с полковником Урумовым развивалась успешно, однако в самый последний момент, когда он уже собрался возвратиться во Францию, его пришлось задержать.

«…Приехал я нелегально в Россию в конце мая на французском пароходе, — писал он в собственноручных показаниях, — устроил меня и моего спутника, молодого человека, члена подпольной организации в России, на этот пароход комендант эмигрантского лагеря в Марселе Бек, с которым я был очень хорошо знаком. С ним также был знаком и генерал Улагай. Он с Беком переговорил о том, что надо двоих нелегально перебросить в Россию и устроить на идущий туда пароход. У Бека были знакомства среди французской полиции, и он, желая помочь нашему делу, заручился ее содействием. Нам помогли пройти на пароход без выездных французских документов. Бек знал о цели моей поездки. Познакомившись с организацией в России, я решил снова уехать во Францию, имея, с одной стороны, целью проинформировать генерала Улагая об организации и ее состоянии, а с другой, надеясь получить от него за поездку деньги. Для нелегальной переброски меня из России за границу со мной выехал в Феодосию тот самый молодой человек, с которым я приехал из Франции, и еще некий Андрей из станицы Васюринской. В Феодосии они сговорились с одним греком из экипажа греческого парохода, направляющегося в Константинополь. Этот грек обязался устроить меня на пароход, чтобы я мог нелегально выехать. Я прошел на пароход, и грек спрятал меня в трюме. Там я просидел много часов, но так как отход парохода почему-то задерживался и в трюме было очень жарко, а кроме того, страшно хотелось пить, то я не выдержал и сошел на берег. На берегу я очутился без документов. Денег у меня русских не было, а были лишь четыре английских фунта и десять долларов, которые я получил на расходы во Франции. Я стал разыскивать упомянутых молодых людей, с которыми приехал в Феодосию, но найти мне их не удалось. Оставаться в Феодосии было опасно. Я не знал, как поведет себя грек. На пристани был задержан пограничниками и арестован. Я сказал, что работаю на греческом судне. Пригласили капитана и того грека, который меня прятал, но они оба заявили, что меня не знают. Перед этой попыткой отправиться опять за границу я получил от членов организации буханку хлеба, в которой было письмо организации к генералу Улагаю. Этот хлеб остался на греческом пароходе».

29
{"b":"187754","o":1}