Что же касается Малогутия, то он так и не узнал, что рядом с ним долгие месяцы жил один из тех самых «верных советских служащих», который делил с ним все тяготы лесной жизни, ходил по опасным извилистым тропам в горах, чтобы разложить банду изнутри, вывести ее на засаду чекистов, передать в руки закона. Нелегко ему было войти в доверие к бандитскому вожаку Малогутию, невыносимо трудно было жить среди бандитов, которые звериным нюхом ловили малейшие подозрительные запахи и сразу, как разъяренные звери, разрывали на куски свою жертву. Но Николай Гуляев, не раз стоявший под дулом револьвера самого Малогутия, справился с данным ему поручением, иногда даже сам удивлялся своему хладнокровию и презрению к смерти. Это он привел остатки банды на зимовку, которую заблаговременно подготовили чекисты, и указал ему то место Андрей Крикун.

Теперь Гуляев сидел в кабинете на «допросе», уставший, много переживший и еще не освободившийся от потрясений лесной жизни, заросший густой черной бородой, и рассказывал не столько о выполнении им задания, сколько о самих бандитах и их главаре Малогутии, у которого он исполнял роль писаря, не раз выводившего слово в слово его отчет для заграницы.

— Отчет? Это интересно. Кому он предназначался? — спросил Фролов, начальник отдела ЧК.

— Для передачи за границу.

— Отчеты и нам нужны. Борьба с бандитами далеко еще не закончена. Гибнут люди, достается и нашему брату. Вы успешно выполнили задание рабоче-крестьянской власти по борьбе с контрреволюцией, на деле доказали свою преданность пролетариату России, мировой пролетарской революции, поэтому принято решение о зачислении вас на работу в ЧК.

Гуляев встал и стоя слушал Фролова. От неожиданности он не сразу нашел что сказать. Фролов видел, как волновался бородач, понимал, как он ошарашил Гуляева своим предложением, и решил чуть смягчить разговор.

— Брат твой давно уже служит в ЧК, и по его рекомендации зачисляем тебя. Кто же лучше брата тебя знает и кто лучше его может за тебя поручиться? Правильно я говорю, товарищ Гуляев?

Гуляев хотел было сказать, что его отец — полковник царской армии, что он сам пять лет, с 1912 по 1917 год, учился в Одесском юнкерском училище, а затем, уже после Октября, кончал Пятигорское реальное, несколько месяцев служил рядовым в гусарском дивизионе. Гуляев не питал особой симпатии к белому движению, но, подхваченный мутной волной контрреволюции, как сын белого офицера, оказался на какое-то время в стане бело-зеленых. Сейчас он стоял перед Фроловым, все это вспоминал и сожалел, но из прожитого выбросить ничего не мог.

Его брат Юрий работал в ЧК. Однажды братья с помощью Крикуна встретились. Сходились с заряженными револьверами в руках, как на дуэли. Секундантов не было, но Крикун стоял поблизости наготове. Выстрелы не прогремели. Говорили недолго, в темноте, на опушке леса. Договорились без лишних слов, Николай согласился помочь чекистам ликвидировать банду Малогутия. Это согласие явилось переломным моментом в его жизни. Тут же Юрий познакомил Николая с Крикуном…

— Товарищ Фролов, позвольте поблагодарить за доверие.

— Благодарите за это Крикуна. Горой за вас.

Фролов все это знал, верил ему и уточняющих вопросов к его автобиографии не задавал, а в отношении полковника Сеоева, возглавлявшего банду в горах, вопросов было много.

Гуляеву было поручено в период его пребывания в банде бело-зеленых сойтись с Сеоевым, резидентом терского атамана Вдовенко. Чекисты замышляли через него проложить дорогу к верхушке белоэмиграции и к самому Вдовенко в Константинополе.

— Как у вас с Сеоевым? — спросил Фролов.

— Думаю, что доверяет. Ведь мой отец — осетин. Правда, мать русская, но мы с ним как-то сразу сошлись, подолгу беседовали в лесу. Не раз он отводил от меня подозрения Малогутия.

— Как вы считаете: вы могли бы воспользоваться связью с ним, чтобы в Константинополе явиться к Вдовенко?

Гуляев посмотрел на Фролова с некоторым удивлением. Только теперь он по-настоящему понял, насколько ему верят, если ведут разговор о поездке за границу. Фролов рассеял многие сомнения Гуляева, от которых тот еще не освободился. Они невольно появлялись сами, как только ему задавался прямой вопрос, не всегда приятный, задевающий его прошлое. Гуляев не торопился с ответом, собирался с мыслями, но он уже был согласен.

— Думаю, что мои взаимоотношения с Сеоевым позволяют встретиться с Вдовенко.

— Без подозрений со стороны атамана?

— Подозревать может, но то, что я знаю о Сеоеве, его отношения к Вдовенко и, наконец, пароль для связника из России, должно рассеять подозрения атамана.

— Хорошо. Подумаем. У нас есть теперь отчет Малогутия, который можно с собой прихватить.

— Что даст такая встреча? Вдовенко за границей, а не на Северном Кавказе. Пули оттуда до нас не долетят, и если он залезет на самую высокую мечеть в Константинополе, все равно ничего у нас не увидит. И его никто не услышит.

— Все это так, но они засылают агентуру и бандитов на Северный Кавказ. Через атамана можно кое-что прояснить, связаться и с другими тузами, от которых тянутся нити контрреволюции. Ну, это мы потом обсудим. А сейчас придется побыть с Малогутием. Вас ведь вместе Крикун прихватил.

— С Малогутием? — вырвалось у Гуляева. — В камере?

Он умоляюще смотрел на Фролова, и выражение его лица просило не делать этого.

— Надо поломать голову, как вас вывести из затеянной нами игры, — спокойно рассуждал Фролов. — Отвести от вас всякие подозрения. Одним словом, чтобы вы были чистым, на тот случай, если придется встретиться с представителями белой эмиграции за границей. Потерпите. Недолго осталось, товарищ Гуляев.

— Что делать? Трудно переносить камеру. Одно сознание, что я под замком, на меня действует больше, чем под дулом пистолета. Меня как-то давит ограниченное пространство, и кажется, что я задохнусь.

— Хотел с вами еще посоветоваться по банде Гребенюка. Что можете сказать?

— Гребенюк?.. Бандит из бандитов. Все у него подобрались головорезы. Очень опасная и коварная банда. Он, как и Малогутий, заброшен из Константинополя.

— Пойдет на переговоры с нами?

Гуляев задумался. Он много слышал о Гребенюке от Малогутия и других, о его жестокости, грабежах станичников, убийствах всех, кто попадался на пути.

— У многих бело-зеленых, вы знаете, руки в крови, и они это знают. Путь к переговорам зеленые сами себе отрезали. Но попытаться можно. Если вы найдете нужным меня использовать, я в вашем распоряжении.

— Спасибо, товарищ Гуляев. Попытаемся вызвать на переговоры Гребенюка.

Переговоры состоялись через несколько дней в станице Исправной. Бандиты Гребенюка потребовали участия в них самого начальника отдела. Фролов без колебаний сразу же поехал к месту встречи.

По дороге он подобрал пожелтевший мокрый лист серой бумаги, на котором был напечатан приказ по Ейскому отделу Кубанской области. Атаман Марченко довольно многословно призывал в нем выступить против Советской власти.

Это все, что мог сказать православным казакам уже обезвреженный чекистами атаман.