Шеррис не была на Призраке с той самой аварийной посадки, которая спасла ее и чуть не погубила одновременно. Разрушенный экс-налоговый клипер, словно метеорит, пронзил разреженный воздух крошечной луны. Благодаря непрекращающемуся вращению судно получило возможность скользить, замедляя ход и планируя к покрытой снегом поверхности планеты. Шеррис не помнила, что происходило с ней после того, как она прокричала Мицу насчет кратера, названного ее именем (а Миц все равно этого не услышал).
Позднее в отчете о крушении было сказано, что судно, по-видимому, прекратило маневрирование с помощью гироскопов, находясь в десяти километрах над поверхностью, в то время как его скорость еще превышала километр в секунду. После этого корабль немедленно начал кувыркаться, распадаясь на куски, так что Шеррис спасла лишь счастливая случайность. Центральный отсек корабля, в котором находились боевая кабина, системы жизнеобеспечения и главная плазменная установка, остался относительно невредим, приняв практически шарообразную форму, и его скорость продолжала замедляться, кувыркаясь в воздухе и разбрасывая во все стороны обломки горящей обшивки.
Шеррис совершенно не помнила, что происходило в эти последние мгновения, а также самого удара. Бесформенный обломок, внутри которого находилась кабина, глубоко зарылся в снежную лавину — одну из многих, беспрестанно кочующих по снежным полям планеты, словно дюны по песчаной пустыне.
В нескольких километрах от места крушения оказался краулер, перевозивший оборудование для шахт. Экипаж отыскал ее весьма вовремя — еще несколько минут, и было бы поздно. Она была зажата между дымящимися радиоактивными обломками корабля, погребенными под двумястами метрами снега в конце длинного ледяного туннеля, проделанного упавшим судном.
Экипаж краулера вызволил Шеррис из заточения, медики с Главной шахты оказали ей первую помощь, а тем временем из Тренча, столицы Призрака, доставили специальное оборудование, на которое было наложено военное эмбарго, чтобы ослабить последствия облучения, едва не приведшего к ее смерти.
Лишь через два месяца Шеррис удалось привести в сознание. К тому времени война месяц как закончилась, и из черепа Шеррис извлекли стандартную коммуникационную плату. Эффекты синхронейросвязи оказались необратимыми, а нанотехнология и техника клонирования тканей, которые позволили избежать последствий радиационного облучения, были применены лишь после завершения основного курса лечения.
И, по всей вероятности, тогда же оказалось добавлено кое-что еще: кристаллический вирус, который рос внутри ее черепа долгие годы; ничем не обнаруживая своего присутствия вплоть до того поспешного бегства по днищу старого танкера в Лог-Джаме несколько недель назад.
Воспоминания Шеррис о шахтерском госпитале не отличались особой отчетливостью. Госпиталь военной тюрьмы в Тенаусе запомнился лучше. Там она постепенно поправлялась, ожидая, пока вступит в действие окончательное мирное соглашение, и занимаясь гимнастикой, дабы вернуть своему телу утраченную форму, а также стараясь по мере возможности упражнять и свой мозг. Она напряженно (по мнению больничного психолога, даже слишком напряженно) пыталась припомнить все малейшие детали собственной биографии, начиная с пятилетнего возраста, поскольку жутко боялась, что лечение изменило ее, разрушив память и превратив в другого человека.
Шеррис хотела вспомнить все, абсолютно все, а затем попытаться определить, действительно ли эти воспоминания совпадают с происшедшим в действительности. Она побаивалась, что им удалось каким-то образом внести изменения в ее память.
Наконец ей показалось, хотя она и не могла судить с полной уверенностью, что видимых пробелов в ее памяти нет. Когда Шеррис разрешили посылать и получать письма, то люди, с которыми она поддерживала связь, тоже оказались такими же, как она их запомнила, а они, казалось, тоже не заметили в ней никаких изменений.
Знакомым приходилось ей писать, так как визиты в госпиталь были запрещены, а связь поселения Тенаус практически со всей остальной системой осуществлялась с несоразмерно большой задержкой, не позволявшей вести обычные разговоры. Как-то раз ей позвонил из Последнего Пристанища на микенской орбите Миц, и это показалось Шеррис самой лучшей беседой в ее жизни. Слова собеседника приходили лишь минуту спустя, и в паузах между репликами приходилось просто сидеть, глядя на экран и разговаривая с остальными. Шеррис приносила с собой книгу, чтобы читать в перерывах. Но тогда она сидела, не отрывая взгляда от лица Мица на экране.
Им дали час на разговор, который фактически длился всего десять минут, а для них пролетел, словно одна минута.
Неужели кристаллический вирус внедрили в ее мозг в Тенаусе? Скорее уж сразу после крушения, пока она валялась без сознания, ничего не видя, не слыша и не чувствуя… А может, и Тенаус. Зачем бы нейтральной шахтерской компании имплантировать вирус-передатчик в мозг полумертвого военного пилота?
Но, возразила она себе, военному госпиталю это тоже вроде бы ни к чему…
Да и кому вообще это могло понадобиться?
Дул холодный, пронзительный ветер, еще больше подчеркивавший неприветливость неба цвета меди, в котором сиротливо болталось почти не дающее тепла солнце. С подветренной стороны виднелся темный хвост уходящего шторма, прощально вздымавшего снежные вихри высоко в тусклое небо. Позади, словно огромная волна, ревел снежный утес, грозя вот-вот обрушиться на гладкий черный склон вулкана.
Краулер, доставивший Шеррис, неуклюже покатил обратно на своих гусеницах через гряду застывшей лавы и горы пепла, нанесенные ветром, направляясь в снежный туннель.
Блестящее остромордое тело краулера скользнуло под основание утеса и вскоре скрылось из виду.
Шеррис отвернулась и глянула вверх, на склон вулкана, который под едва заметным углом спускался, окутанный клочьями дыма и пара, к развалинам старой станции — нескольким бетонным блокам, в беспорядке разбросанным по темному блестящему полю застывшей лавы. Углубления в гладкой поверхности аккуратно заполнил снег. Вдалеке, километрах в двадцати от станции, дымились остальные вершины вулкана. Прямо над головой нависал, заполняя четверть неба, бледно-золотой с оранжевым полукруг газового гиганта, Духа Ночи.
Она накинула капюшон куртки, пытаясь защититься от леденящего ветра, и пошагала вверх, через пятнистое лавовое поле, к бетонным развалинам, крепко прижимая к груди пустой книжный переплет.
Добравшись до развалин, она никак не могла перевести дыхание, несмотря на слабую гравитацию: слишком уж разреженной была атмосфера. Люди, впервые попадавшие на открытые пространства Ночного Призрака, как правило, начинали страдать от приступов агорафобии — разреженный воздух в совокупности с нависавшей над головой огромной планетой и малой гравитацией давали полное ощущение того, что стоит сделать одно неосторожное движение — и тебя унесет в зеленовато-медное небо.
— Эй! — позвала Шеррис.
Ее голос эхом отразился от бетонных стен ближайшего из разрушенных зданий.
Землетрясения перекосили толстостенные, лишенные окон здания, а сам железобетон, из которого их выстроили, потрескался и выветрился. Ломаные бетонные зубцы торчали, словно челюсти какого-то гигантского ископаемого. Из стен нелепо выпирали ржавые металлические прутья.
Прижимая книгу к груди, Шеррис перешагивала через бетонные обломки, переходя от здания к зданию. Иногда ей приходилось вставать на четвереньки и, пользуясь свободной рукой, перелезать через особенно большие куски. Подойдя к самому дальнему и самому большому строению, Шеррис переступила через обвалившийся порог и вошла в широкий дверной проем.
Хотя стены здания и остались нетронутыми, его крыша была проломлена посередине. Обломки образовали небольшую бетонную букву «V», упирающуюся острым концом в озерцо подернутой льдом воды. Видимо, погребенные в недрах вулкана трубы теплосети еще существовали, поскольку от озерка поднимались тонкие струйки пара.