Пение прекращается. Раздается грохот, словно гремят сковородки. Затем снова воцаряется тишина.

— Здравствуйте! — кричит Партридж. — Извините, что беспокою вас, но у меня есть к вам вопрос!

Тишина.

— Я надеялся, что вы сможете помочь мне.

— Оставь, — зовет его Прессия, — пойдем.

— Нет, — шепчет Партридж, и звуки пения приближаются, — оставьте меня, если хотите. Это мой единственный шанс.

— Ладно, — говорит Прессия, — поспеши.

— Я кое-кого ищу! — кричит Партридж, вновь обращаясь к обитателю дома. Наступает тишина. Чистый бросает взгляд на Брэдвела, который щелкает пальцами, как бы показывая, что им нужно поторопиться. Партридж предпринимает еще одну попытку.

— Мне очень нужна ваша помощь! — говорит он. — Это важно. Я ищу свою мать.

Внутри дома опять что-то гремит, а затем старческий женский голос со скрипом отзывается:

— Назови свое имя!

— Партридж, — отвечает парень, наклоняясь к брезентовым окнам, — Партридж Уиллакс.

— Уиллакс? — повторяет старуха. Кажется, его имя всегда будет вызывать такую реакцию у людей.

— Мы жили на Ломбард-стрит десять дробь пятьдесят четыре, — говорит он быстро, — у меня есть фотография.

Из-за брезента появляется когтистая рука, вся покрытая ржавым железом.

Партридж боится отдавать фотографию, ведь это все, что у него осталось в память о матери. Но он решается.

Пальцы хватают снимок, и рука исчезает за фанерой.

Рассветает. Солнце озаряет горизонт.

Тогда брезент медленно приподнимается, открывая лицо старухи, бледное и покрытое кусочками стекла. Не говоря ни слова, она протягивает Партриджу фотографию, глядя на него очень странным взглядом. Ее лицо кажется сильно напуганным.

— Вы ее знаете? — с надеждой спрашивает Партридж.

Старуха оглядывает улицу. Она видит Брэдвела, стоящего в тени, и отступает назад, немного опустив брезент. Глаза ее останавливаются на Партридже.

— Покажи мне свое лицо, — говорит она.

Партридж оглядывается на Прессию. Она качает головой.

— Я скажу тебе кое-что, — продолжает старуха, — но сначала я должна увидеть твое лицо.

— Зачем? — спрашивает Прессия, подходя ближе. — Просто скажите ему! Это очень важно для него!

Старуха качает головой:

— Я должна увидеть его лицо.

Партридж стягивает шарф. Старуха смотрит на него и кивает.

— Я так и думала.

— Что вы имеете в виду? — спрашивает Партридж.

Женщина снова качает головой.

— Вы обещали мне что-то сказать, если я покажу вам мое лицо. Я вашу просьбу выполнил.

— Ты очень похож на нее, — говорит старуха.

— На мою мать?

Она кивает. Пение становится все громче и громче. Прессия тянет Партриджа за рукав:

— Идем, нам пора!

— Она жива? — спрашивает Партридж у старухи. Та пожимает плечами в ответ.

Брэдвел громко свистит. Больше нельзя медлить ни минуты. Партридж слышит шаги солдат с Веселья, стук сапогов по улице, взлет и падение голосов. Воздух вибрирует от этих звуков.

— Вы видели ее после Взрыва? — спрашивает Партридж.

Старуха закрывает глаза и бормочет что-то себе под нос. Прессия снова тянет Партриджа за куртку:

— Нам надо идти! Быстрее!

— Что вы сказали? — кричит Партридж старухе. — Видели вы ее или нет? Она выжила?

Наконец старуха поднимает голову и произносит:

— Он разбил ей сердце.

Потом она закрывает глаза и начинает громко петь — пронзительно и мучительно, словно пытаясь заглушить все вокруг.

Прессия бежит изо всех сил. Брэдвел мчится впереди, крылья шелестят под его рубашкой, Партридж бежит нога в ногу с Прессией, и его куртка развевается позади. Прессия знает, что он может бегать гораздо быстрее, чем сейчас — из-за специальных тренировок в Академии — но ей кажется хорошим знаком, что он бежит рядом с ней. Может быть, он понял, насколько нуждается в ней. Песнопения отражались эхом по всему переулку, иногда внезапно кто-то громко вскрикивает.

— Снова в подземелье? — кричит Прессия.

— Нет, — отвечает Брэдвел, — они и туда спускаются.

Прессия оглядывается и видит капитана этой команды. Он голый по пояс, его руки и грудь вымазаны кровью. Кожа на лице сморщилась от ожогов и блестит. Одна из рук скручена около груди, сухая, но зато другая рука мускулиста. Вокруг костяшек пальцев он обернул ленту, в которую завернуты осколки стекла. Может быть, это тот самый солдат УСР, которого она видела во время патрулирования, хотя Прессия сомневается.

Он идет во главе клина. Другие в свободном порядке следуют веером за его спиной. Сзади шагает солдат с кнутом; это он решает, что пришло время окружить жертву. Прессия однажды видела женщину и ребенка, на которых напали во время Веселья. Сама она пряталась в старом опрокинутом почтовом ящике, который был открыт и давным-давно выпотрошен. Она помнит, как они подняли тело матери над головой после того, как избили ее до смерти, и перекидывали ребенка, как мяч.

Прессия спотыкается об обочину и больно падает, проехавшись по цементу. Ее ладони обжигает, голова куклы начинает сильно болеть. Перед глазами возникают и разворачиваются ботинки Партриджа, показывая влажные отвороты штанов. Прессия пытается подняться, но совершает ошибку, оборачиваясь еще раз на солдат; их вымазанные кровью, сверкающие тела пугают ее. Она снова падает.

— Сюда! — слышен крик Брэдвела откуда-то спереди. Он даже не знает, что она упала. Брэдвел перепрыгивает через низкую рухнувшую стену, рядом с упавшим шпилем.

Солдаты подходят все ближе и ближе. Их лидер не сводит с нее глаз. А потом ее тело поднимается вверх, ветер задувает ей в лицо. Надетый на голову куклы носок зацепляется за что-то на земле и слезает с руки. Она движется по воздуху, рука с головой куклы оказывается на виду, и слышит, как Партридж произносит:

— Ничего страшного, мы близко. Мы почти у цели.

Не хватало еще, чтобы Чистый спасал ее.

— Не надо, — говорит Прессия, — я в порядке. Отпусти меня!

Он ничего не отвечает, только крепче хватает ее. Она знает, что если бы он бросил ее, то ее бы забрали солдаты УСР, но тем не менее она ударяет его под ребра своим увечным кулаком:

— Я против! Отпусти меня!

В панике она видит, как Брэдвел поднимает кусок старых чугунных ворот, которые лежат у входа, ведущего к лестнице. Она закрывает глаза, когда Партридж сжимает ее еще крепче и кидается вниз по ступеням.

Как только ноги Чистого касаются земли, Прессия отталкивает его, и он ставит ее на землю. Без носка, скрывающего голову куклы, она чувствует себя голой. Она натягивает рукав свитера так сильно, как только может, и садится, прижав колени к груди и спрятав там куклу. Так темно, что она едва различает силуэты.

— Прости, — начинает оправдываться Партридж, — я должен был тебя подобрать, иначе…

— Не извиняйся, — прерывает его Прессия, потирая ребра, за которые он ее сильно сжал, — ты спас меня. Не веди себя так, будто ты в чем-то виноват.

Это лучшее, что она может сделать.

Они ютятся в углу на полу, подальше от лестницы, Прессия сидит между Брэдвелом и Партриджем, прижимаясь спиной к холодной стене, никто не двигается. Ей не верится, что Партридж взял ее на руки. Когда в последний раз кто-то носил ее на руках? Она вспоминает отца, заворачивающего ее в пальто и несущего на руках. Она чувствует, что скучает по нему, по ощущению тепла и безопасности.

В помещении тесно и сыро. Ее глаза медленно привыкают ко тьме, и Прессия видит, что они не одни в комнате. Возле противоположной стены виднеется каменная фигура — статуя девушки, сидящей на длинном узком цементном постаменте, закрытая колпаком из оргстекла, потрескавшаяся, но все еще целая. На стене табличка с надписью, но слишком далеко, чтобы можно было прочесть. У девушки длинные волосы, свободно отброшенные назад, простое платье в пол. Свои идеальные грациозные руки она сложила на коленях. Девушка выглядит одинокой, отрезанной от всего мира.