Однако война все равно началась неожиданно, перечеркнув и разделив советскую историю на то, что было «до войны», и то, что случилось со страной в годы войны.

Днем 22 июня 1941 года от имени советского правительства с сообщением о нападении фашистской Германии на Советский Союз по радио выступил В. М. Молотов. Он выразил уверенность, что «все население нашей страны, все рабочие, крестьяне и интеллигенция, мужчины и женщины отнесутся с должным сознанием к своим обязанностям, к своему труду», и призвал «граждан и гражданок Советского Союза еще теснее сплотить свои ряды вокруг нашей славной большевистской партии, вокруг нашего Советского правительства, вокруг нашего великого вождя товарища Сталина»^[181].

В этот же день, после получения известий об интернировании советских граждан в здании посольства СССР в Берлине и о захвате гестапо помещений других дипломатических и торговых представительств Советского Союза в этой стране, в Москве были предприняты ответные адекватные действия в соответствии с нормами международного права. Советское правительство отдало распоряжение о блокировании здания посольства Германии на улице Станиславского (ныне Леонтьевский переулок, 10). Весь персонал дипломатических, торговых и других учреждений Германии в Москве, включая и посла Шуленбурга, в течение двух дней находился в изоляции на территории своего посольства до тех пор, пока все германские подданные не были отправлены поездом в Кострому, а затем к советско-турецкой границе, в район города Ленинакана, для обмена на доставленных туда из Берлина советских граждан.

Тогда же опергруппа НКВД под командой начальника отделения контрразведки капитана госбезопасности В. С. Рясного заняла здание резиденции посла Германии в Чистом (бывшем Обуховском) переулке, произвела там тщательный обыск и вывезла всю обнаруженную документацию. Дом был опечатан, зачислен на баланс БЮРОБИНа (Бюро по обслуживанию иностранных представительств в Москве) Наркоминдела и пустовал в военный период.

Через десять дней, 3 июля, по радио к стране обратился глава советского правительства и коммунистической партии И. В. Сталин. Это была одна из тех немногих его речей, которая обращена была не к «коммунистам, комсомольцам и беспартийным», а к сердцу каждого советского человека. Потому и начиналась она словами: «Товарищи! Граждане! Братья и сестры! Бойцы нашей армии и флота! К вам обращаюсь я, друзья мои!.. Над нашей Родиной нависла серьезная опасность»^[182].

Начавшаяся война объявлялась войной не двух армий, а всенародной освободительной Великой Отечественной войной, в ходе которой решались судьбы Советского государства и советских народов и вместе с этим — судьбы порабощенных фашизмом народов Европы.

Уже в первый же день войны митрополит Московский Сергий обратился к своей многомиллионной пастве с патриотическим посланием, призывая каждого послужить «словом и делом» Церкви и Родине. В течение короткого времени руководители практически всех религиозных центров и организаций поддержали освободительную борьбу народов СССР против агрессора. Чувство патриотизма оказалось сильнее прежних обид. Обращаясь к верующим с патриотическими посланиями, они призывали их достойно выполнить свой религиозный и гражданский долг, оказать всю возможную материальную помощь нуждам фронта и тыла^[183].

Задолго до 1941 года, определяя цели своей восточной политики, Гитлер написал в «Майн кампф» о судьбе СССР: «Это огромное государство на Востоке созрело для гибели». В генеральном плане «Ост» достижение этой цели определялось путем «разгрома государства с центром в Москве и разгрома русских как народа», установлением «нового порядка» на огромной восточной территории. Исконные русские национальные центры Москва и Ленинград планировалось сровнять с землей.

Гитлеровская стратегия уничтожения СССР в ходе «молниеносной войны» во многом строилась в надежде на то, что тяготы жизни советских людей, имевшееся недовольство населения политическим режимом, в том числе его национальной и религиозной политикой, будут достаточными, чтобы стать своеобразными «союзниками» Третьего рейха в борьбе с большевизмом и Россией. Отсюда проистекало то существенное внимание, которое уделялось в пропагандистских усилиях национал-социалистов вопросам национально-религиозным, обращению к темам религиозных свобод, «террора и преследований» коммунистов в отношении религий и церквей.

В день вероломного вторжения фашистов на советскую землю свою личную, епископата и мирян позицию к новой политической ситуации выразил в послании к пастве архиепископ Берлинский и Германский Серафим (Ляде). Ее нельзя и невозможно трактовать иначе, нежели как призыв к единению с фашистами в «крестовом походе» против народов Советского Союза, пресмыкательство перед «христолюбивым вождем германского народа» и иудину радость предательства интересов Отчизны. День, ставший прелюдией к четырехлетним неимоверным мучениям, жертвам и страданиям многомиллионного населения Советского Союза, в том числе и миллионов православных верующих, объявляется «Днем свершения Божественной справедливости и предначертания, Пасхального утра и Триумфа Божественной правды». Митрополит Серафим фактически призывал свою паству к братоубийству, когда писал: «Будьте участниками новой борьбы, так как это — и ваша борьба, продолжение той борьбы, которая уже была начата вами в 1917 году, но трагически закончилась, главным образом, вследствие предательства тех бывших ваших союзников, которые теперь направили свое оружие против германского народа. Каждый из вас может найти свое место в новом антибольшевистском фронте. Каждый может приложить свои силы, чтобы содействовать свержению советской власти и освобождению Родины от красной диктатуры. Пусть каждый найдет свое место на новом поприще борьбы и служения Родине. Используйте любую возможность, чтобы превратить ваши антибольшевистские убеждения и настрой, и вашу любовь к Родине в активные, героические и исполненные готовности к жертвам поступки»^[184].

Нападение фашистской Германии на Советский Союз было расценено иерархией и духовенством Зарубежной церкви, политически активными мирянами как первый шаг на пути к «освобождению» России. Официальный орган Архиерейского синода излагал позицию церкви вполне определенно: «По всему земному шару Русская зарубежная церковь с напряженным вниманием следит за ходом войны на Востоке, молитвенно поддерживая самоотверженных бойцов против безбожников и всегда готовая по мере своих сил и возможностей помогать этой борьбе»^[185].

На таком понимании своей «патриотической миссии» эта церковь оставалась и в последующие военные годы. Ее глава митрополит Анастасий (Грибановский) стремится получить от немецких властей разрешение прибыть в Берлин, чтобы, как он писал, иметь возможность «поддержать крестовый поход фюрера против коммунизма», способствовать «восстановлению в освобожденных местностях угнетаемой церковной жизни» и вступить «в непосредственный контакт с руководящими персонами и учреждениями, от которых зависит восстановление жизни в освобожденной России»^[186].

Воскресный день 22 июня 1941 года был особенным днем для православных верующих. В этот день отмечался праздник Всех Святых, в земле Российской просиявших. По традиции митрополит Московский Сергий служил в кафедральном Богоявленском соборе в Елохове.