Литмир - Электронная Библиотека
Содержание  
A
A

Согласно ежедневно поступающим в Москву сообщениям с мест, число лиц, «пострадавших за веру и церковь», увеличивалось. Устойчивые слухи предрекали, что вот-вот и сам Собор будет закрыт, а участники арестованы и высланы из Москвы. И хотя в одном из соборных решений предполагалось созвать следующий Поместный собор весной 1921 года, в это мало кто верил.

20 сентября в Епархиальном доме собрались члены Собора (немногим более ста человек) на свое последнее заседание. Настроение было подавленное. Попытки в предшествующие дни связаться с Совнаркомом для разрешения спорных вопросов о положении церкви в новых условиях и касательно отдельных пунктов декрета об отделении церкви от государства оказались тщетными. Совнарком в своей официальной бумаге отписал, что в приеме каких-либо делегаций от Собора надобности не видит, и предлагал впредь подавать письменные обращения в общем для всех граждан порядке. Надежды на пересмотр инструкции от 30 августа 1918 года улетучились.

С заключительным словом к собравшимся обратился патриарх Тихон. Он поблагодарил всех членов Собора и других лиц, принимавших участие в его деятельности, и объявил о закрытии Собора.

Вскоре немалое число бывших членов Собора оказалось на Юге России, примкнуло к Белому движению, создавая здесь церковные структуры, становясь «идеологами» борьбы с Советами и красными, призывая к ней свою паству.

Власть в Москве реагировала на это отобранием у церкви Епархиального дома и изъятием архива Поместного собора, заключением патриарха Тихона под домашний арест в Троицком подворье на Самотеке.

А в канун первой годовщины Октябрьской революции патриарх Тихон обратился со специальным посланием к властям. «Вы разделили весь народ, — говорилось в нем, — на враждующие между собой станы и ввергли его в небывалое по жестокости братоубийство. Любовь Христову вы открыто заменили ненавистью и вместо мира искусственно разожгли классовую вражду, и не предвидится конца порожденной вами войны, так как вы стремитесь руками русских рабочих и крестьян доставить торжество призраку мировой революции». Патриарх увещевал: «Отпразднуйте годовщину вашего пребывания у власти освобождением заключенных, прекращением кровопролития, насилия, разорения, стеснения веры; обратитесь не к разрушению, а к устроению порядка и законности, дайте народу желанный и заслуженный им отдых от междоусобной бойни»[60].

Это послание стало действием, окончательно и бесповоротно разделившим церковь и власть. Назад ни той ни другой стороне хода более не было, а впереди — столкновения и борьба с непредсказуемым для каждой стороны финалом…

Глава IV

НА ВЛАДИМИРСКОЙ КАФЕДРЕ. 1917–1922 ГОДЫ

Конец синодальной эпохи

В начале XX века Владимирская епархия оставалась едва ли не самой обширной по территории и многочисленной по количеству храмов, молитвенных домов, монастырей и часовен. Кроме Владимира в нее входили такие крупные города, бывшие искони православными центрами, как Иваново-Вознесенск, Шуя, Ковров, Переславль-Залесский, Александров.

В февральский период во Владимирской губернии, как и повсеместно, утверждалась новая власть. Предводитель владимирского дворянства В. Храповицкий спешил уведомить Временное правительство в своей преданности, телеграфируя в столицу: «От имени дворянства Владимирской губернии, заявляю Вам, господин комиссар, что владимирское дворянство признало власть настоящего Временного правительства державы Российской, поставленного Государственной думой, народом и армией править Россией впредь до решения подлежащего созыву Учредительного собрания об образе правления державы Российской».

Переоценка ценностей происходила и в церковной среде. Собравшееся 21 марта 1917 года собрание духовенства города Владимира вынесло постановление о запрещении политических речей в храмах, имея в виду, конечно, речи монархические, и заявило об «обязательности подчинения Временному правительству». Одновременно выражено было недоверие правящему архиепископу Владимирскому Алексию (Дородницыну), в вину которому были поставлены его связь с Григорием Распутиным и монархические убеждения, как и его манера деспотического правления приходским духовенством и паствой. Из 372 членов съезда не нашлось ни одного, кто бы выступил в защиту Алексия, и съезд единодушно постановил удалить его из епархии и отправить на покой. Изгнанный из Владимира, он отправился искать церковного счастья на Украину, выходцем из которой был. Впоследствии в Киеве он стал на путь «церковного революционера», осуждал печатно и устно Поместный собор в Москве и вел дело к отделению Украинской церкви от Российской, рассчитывая при этом стать «украинским патриархом». Вообще, Алексий Дородницын был колоритным типом русского архиерея. Он обладал прекрасным голосом и был отличным регентом. И вместе с тем был непомерно тучным, так что не мог дослужить литургии, не переменив облачения, ибо изнемогал от жары. Аппетит его поражал всех знавших его, а когда его мучила жажда, он мог выпить чуть ли не ведро воды.

Вопрос о новом владыке был вынесен на чрезвычайный епархиальный съезд, намеченный на август 1917 года. А пока выдвигались различные кандидатуры. В их числе был и Сергий Страгородский.

В предвыборном противостоянии особый интерес вызывает биография архиепископа Сергия Страгородского, опубликованная во Владимирских епархиальных ведомостях (№ 31). В духе времени живописалась «враждебность свергнутому самодержавию», противостояние Григорию Распутину и его компаньонам, оппозиционность назначению Варнавы на епископскую кафедру и его самовольному открытию мощей. За последнее он был удостоен, как писала газета, «высочайшей нравственной награды» — выговора и неудовольствия Царского Села. Вот что писала императрица Александра Федоровна в одном из писем государю: «Агафангел так плохо говорил (из Ярославля). Его следует послать на покой и заменить (в Ярославле. — М. О.) Сергием Финляндским, который должен покинуть Синод… Надо дать Синоду хороший урок и строгий реприманд за его поведение» (Царское Село. 9 сентября 1915 года). «До чего они дошли! — восклицает императрица в другом письме. — Даже там господствует анархия!»

Указывала газета и на такой факт биографии Сергия, как «связь» с революционерами. Имелась в виду история с М. В. Новорусским. Он в 1886 году окончил Санкт-Петербургскую духовную академию, затем примкнул к движению «Народная воля» и вместе с А. И. Ульяновым готовил покушение на императора Александра III. Был арестован, приговорен к смертной казни, замененной на пожизненное заключение в Шлиссельбургской крепости. В октябре 1905 года, на волне первой русской революции, Новорусский был освобожден. И вот в тот момент его взял на поруки и предоставил место для проживания архиепископ Сергий Страгородский. Проживая в архиерейском доме в Выборге, несостоявшийся «цареубийца» написал свои воспоминания «Записки шлиссельбуржца». В газетной статье подытоживалось: «Известно, что освобожденный из Шлиссельбурга Новорусский нашел на первых порах себе приют и ласку у высокопреосвященного Сергия, бывали у него с доверием и другие шлиссельбуржцы, например известный Морозов. Это сочувствие всему искреннему и достойному, равно как и несчастному, а иногда и озлобленному человечеству всегда было в нем нелицемерно истинным, чуждым рисовки или политиканства»[61].

Чрезвычайный съезд духовенства и мирян Владимирской епархии открылся буквально за неделю до начала работы Поместного собора. После довольно продолжительного обсуждения выяснилось, что собрание останавливается главным образом на четырех кандидатах: протоиерей Налимов, архиепископ Сергий, епископ Андрей (Ухтомский) и епископ Евгений, викарий Владимирской епархии. Эти кандидатуры и были подвергнуты голосованию записками на вечернем собрании. При подсчете голосов оказалось, что большинство, но не абсолютное (207 из 526) получил протоиерей Налимов, 187 голосов — архиепископ Сергий, епископы Евгений и Андрей получили менее ста голосов каждый.

вернуться

60

ГА РФ. Ф. 130. Оп. 2. Д. 162. Л. 33–36.

вернуться

61

Владимирские епархиальные ведомости. 1917. № 31.

34
{"b":"186787","o":1}