Сидор же после возвращения Димона словно взорвался и гонит всех непонятно куда, как будто у них совсем уже ни на что нет времени.

— Вкратце, ситуация такова, — усталым, тусклым голосом начал он. — После вашего отъезда, Городской Совет буквально взбесился. Все мои попытки тихо закрыть школу и распустить по домам ещё остававшихся в школе немногих курсантов сразу наткнулись на яростное сопротивление Совета. Мотивировки, что людям надо заняться спасением своих четвероногих трофеев, больше не проходят. Меня просто не слушают.

Более того, на места покинувших обучение курсантов присланы новые люди. И Совет грозится ещё больше подкинуть новичков. И делать так и впредь, с регулярностью сотня человек раз в два, три месяца.

Требуют безусловного выполнения наших с ними договорённостей по обучению. Иначе…, грозят лишить нас общественных пастбищ, — многозначительно замолчал он.

Так что, мне, здесь заниматься лошадьми, как мы раньше договаривались, и как я сам хотел и до сих пор хочу, у меня не получается. Никак!

Чтоб тебе совсем уж понятно было, поясняю, — раздражённо заметил он, видя удивлённое, непонимающее лицо Димона.

Совет мёртвой хваткой взял нас за горло, и грозит в случае ликвидации моей школы отобрать у нас выделенные нам во временное пользование общественные пастбища и запретить использовать курсантов при выпасе и охране табунов.

А вот тогда, — Корней криво, с невесёлой ухмылкой поморщился, — нам точно полный пи…ц настанет. Как ты сам, Димон, любишь иногда выражаться, под настроение. И ты сам всё это прекрасно должен понимать. Держимся до сих пор мы лишь их милостью.

Убойный крючок, между прочим, эти общественные пастбища, — недовольно проворчал он. — И я думал, что Сидор довёл до тебя понимание того в какую мы с этими лошадьми попали задницу, — рассердился уже окончательно он.

Димон удивлённо посмотрел на возмущённого Корнея.

— "Ни хренась себе? — хлопал он глазами в искреннем изумлении. — Сам нас втравил в это дело, а теперь ещё и возмущается, что мы не хотим его лошадьми заниматься".

Корней же продолжал вещать, не глядя ни на кого.

— Похоже, в кланах, в их новых учебных центрах, мало что толкового получается с подготовкой бойцов. Вот они и спохватились. А теперь хотят любым способом сохранить нашу школу. Поняли что рано её ещё закрывать. По крайней мере, пока у себя не достигнут аналогичного уровня подготовки. Так что, с одной стороны у нас есть время попользоваться общественными и клановыми пастбищами, а с другой, мы не вольны сами распоряжаться своим временем. Мы к пастбищам жёстко привязаны. И в ближайшие полгода никуда нам от этого не деться. По крайней мере, до тех пор, пока сюда, на предгорную террасу, не перегоним всех наших лошадей. И не наладим здесь нормальный за ними уход.

И на Машку вы тут мне не злитесь, — сердито покосился он на невозмутимого Сидора. — Как вот он, тут было, бочку на неё покатил, — недовольно заметил Корней, ткнув в сторону молчаливого Сидора указательным пальцем. — Она еле-еле уговорила хоть кого-то из низовых табунщиков задержаться на зиму в городе и помочь перегнать пригнанный ими табун к вам сюда в предгорье. А заодно потом и все наши городские табуны сюда перегнать, раз уж вышла такая оказия.

И если бы табунщики не были нам должны: за погибших при быстром перегоне недолеченных лошадей, за то, что не защитили их от жадных лап рыцарей, за срыв времени перегона, что пригнали не весной, а осенью. И не просто осенью, а фактически в предзимье.

За то, что они нас вот так, пусть и невольно но напрягли… Хрен бы у неё что получилось договориться хоть с кем-то из них. Так что, ребята, но деваться нам теперь некуда, так как в городе совсем ж. па полная нас накрыла. Некому работать, — виновато развёл он руками. — Просто некому.

А он не хочет, — кивнул Корней в сторону отвернувшегося к печке ещё более помрачневшего, ставшего вдруг угрюмым и мрачным Сидора.

Так что, не обижайся, дружище, — снова покосился Корней в его сторону, — но если ты твёрдо решил домой в ближайшее время не возвращаться, то следом за первым табуном, ждите скоро здесь и второй, а за ним и третий. А эти маленькие табунки, что последние дни постоянно приходят, в двадцать, тридцать голов, то это так, пробный шар, чтоб получше разведать и обустроить дорогу. Да и чтоб пастухи к постоянным перегонам привыкли и приноровились. Опыта перегонов, как такового ни у кого ведь нет. Так что и спокойнее нам самим такими вот небольшими партиями перегонять.

Иного места, чем здесь, в предгорьях, для наших лошадей нет, — Корней раздражённо покачал головой. — И мы всё понимаем и тебя не осуждаем. Любовь и всё такое, это понятно. Но лошадей надо спасать, иначе погибнут.

Стиснув зубы, Сидор от души выматерился

Как ты не беги от проблем, а они всё одно следом за тобой, — тихо проговорил он.

Теперь повтори, — устало прикрыв рукой красные от хронического недосыпа глаза, Сидор медленно вздохнул, пытаясь успокоиться. — Сколько у нас всего лошадей? Только точно.

— На сегодняшний день — девять тысяч с мелочью.

— А мелочь?

— Ещё на четыре полных сотни наберётся, — невесело уточнил Корней. Радоваться такому большому числу оказавшихся у них в собственности лошадей он давно уже перестал. Давно понял какая это оказалась обуза.

— А корма? — мрачно поинтересовался Сидор. — Табунки твои каждый раз привозят во вьюках и овёс, и кормовое зерно, но этого мало.

— Ищи здесь. Сам видел в каком состоянии были первые пригнанные тебе лошади. Еле-еле доставили зерно на собственный прокорм по дороге.

На тех же, что последнее время прибывают, надежда слабая. Чтобы доставить потребное количество кормов сюда из города, нужно время. Да и в городе с кормами самый притык.

Ищите здесь.

— Придётся идти на поклон к атаману, — совсем помрачнел Сидор, хотя до того казалось что больше некуда. — Вот же сволочи, отыграются, — обречённо констатировал он.

Теперь надо было ещё думать, как построить будущий разговор с отколовшимся атаманом и его людьми. И опять за счёт времени для сна. Иначе, хоть и помогли бугуруслановцы им совсем недавно крепко, и фактически задаром, но того что хотел у них попросить Сидор сейчас, даром они ему ни за что не уступят. Вот это уж он знал совершенно точно.

Тогда на сегодня всё, — устало махнул он рукой. — Задачи на ближайшее время нам всем ясны. Надо найти корма для лошадей и сразу же после этого быстро бежать в Приморье, пока опять с чем-нибудь нас с Димоном здесь не перехватили. Пока дороги в горах снегом не завалило и пока "мокрый карниз" под горой сухой.

Только и всего, — с кривой ухмылкой повторил он.

Знаменитая надпись над входной дверью умного кролика из хорошо известного на Земле мультфильма про Вини Пуха: "Посторонним в…" как нельзя лучше подходила к тому, что Сидор сейчас подумал, увидав входящего без стука в комнату человека.

"А вот и они, проблемы, — невесело усмехнулся он своим мыслям. — Жалко, что нет здесь Корнея. Не вовремя он так рано смотался на дальние пастбища. Сейчас бы посмотрел на своего старого приятеля. Как он нас нагибать будет".

Лёгок на помине, — едва слышно проворчал он, недовольно поморщившись от противного скрипа кожаных петель открывающейся двери.

На пороге комнаты стоял человек, о котором только этой ночью шла речь. Утро обещало быть интересным. Такие удивительные совпадения даром не проходили.

Какие люди, — медленно протянул Сидор, оценивающе оглядывая высокую и рослую фигуру появившегося в дверях их бывшего десятника, а ныне атамана вольных казаков Всея Подгорныя Края, как он последнее время сам себя пышно и вызывающе называл.

— Не ждали? — расплылся в весёлой ухмылке Бугуруслан.

Когда-нибудь в прошлой, безумно далёкой уже жизни, Сидор, наверное, и даже наверняка, поверил бы в искренность такой вот широкой и радостной улыбки вошедшего в комнату рубахи парня, настолько она была открытая и искренняя. В прошлом, но не сейчас. Однажды взлетев над полем, словно Икар, направляемый уверенной железной дланью и копьём, воткнувшимся в его грудь, он сверзился наземь уже совсем другим человеком. А последующие события окончательно развеяли все его иллюзии в человечестве и, особенно в отдельных его представителях. Особенно в тот момент, когда дело касалось такой её весомой материальной части, как деньги.