Весьма дальний и мало кому ранее известный бедный родственник молодой Императрицы. С которым до сего момента многие из придворных здесь во дворце встречались, но которого ранее никто из-за его бедности старательно не замечал.

Подарки оказались подкинуты этой ночью к дверям канцелярии Вашего величества, — неспешно пояснил он, словно не замечая в ужасе отшатнувшихся в сторону стоявших ранее рядом с ним соседей, — вместе с пояснительной запиской, где было сказано, что это такое и от кого.

Никто не посмел вскрыть подарки без вас. Также как и не посмели скрыть их наличие, хотя уже было ясно, ЧТО это такое. Вы должны знать, моя Императрица, ЧТО Вам прислали. Вы всё должны знать!

— Знать, кто прислал! И что прислал!

— Новенькие? — устало прикрыв глаза, Сухайя старалась не смотреть в сторону мерзости, нанёсшей ей сегодня утром столь чудовищное оскорбление.

Тухлая, полуразложившаяся тушка гигантского рака с преднамеренно отрубленной каким-то, явно тупым лезвием головой. Тщательно заспиртованная в вонючем, белесовато мутном растворе, называемом в тех краях, откуда пришли 'подарки', самогонкой, о чём совершенно недвусмысленно было сказано в записке. Растворе, который только чьё-либо больное воображение может принять за тот прозрачный, божественно прекрасный напиток, представленный ей ранее этой весной.

Намёк, более чем прозрачный, — медленно проговорила она, многообещающе мстительно прищурясь.

Императрица вдруг скупо улыбнулась, собственному каламбуру. Прозрачный намёк на мутную, дурно пахнущую сивухой самогонку, в которой плавала полуразложившаяся отрубленная голова и тушка рака…

И за меньшее, в столице Империи, ЕЁ Империи, можно было расстаться с головой

— Старые кланы, — донеслось до неё едва расслышанное ею негромкое слово, буквально чудовищным молотом вдавившее её в имперский трон.

— Старенькие, — тихо повторила она, неприятно, многообещающе улыбнувшись.

Что сделано, чтобы поймать послов?

— Ищут, — безмятежно отозвался странный, невзрачный какой-то ящер, до того мирно, не выпячиваясь стоявший в стороне, за спинами придворных, и теперь вдруг резко, на весь дворец заявивший о себе. — Посланные в вдогон лодьи не вернулись. Ни одна. Что с ними — пока неизвестно. Попытка прочесать портовый квартал с целью поиска недавно пришедшего или покинувшего порт судна, на котором могли бы, — выделил он это слово, — неизвестные лица появиться в столице, ничего не дала. Способ доставки пока неясен. Ничего!

Не всех, но многих столичных сыщиков нашли этим утром по разным канавам с перерезанным горлом. Очень многих!

Подчёркиваю, моя Императрица. Очень многих! — жёстко повторил он. — А это значит, во дворце поселилась измена.

Стоявшие рядом с ним несколько ящеров придворных, ранее с неподдельным удивлением разглядывающие странного, невзрачного человечка, словно заговорившего вдруг каменного, немого до того истукана, заполошно шарахнулись в стороны. На лицах их был написан настоящий ужас. До них только что, только сию минуту дошло, с кем они рядом стояли. Со страшным ящером, главой ненавистной, всеми презираемой, но от того не менее страшной Службы Имперской Безопасности.

— Найди мне их Сум Га, — проскрипел тихий, ставший вдруг страшным своей невыразительностью голос Императрицы. — В котлах дворцовой кухни явно образовался недостаток мяса. И поторопись с остальным. Измена трону здесь, во дворце, должна быть выжжена калёным железом.

А там! Там мы разберёмся потом.

Императрица медленно подняла опущенный ранее в пол тяжёлый, мёртвый взгляд, и замерла, уставившись на Запад, в сторону большого, по обычаю распахнутого настежь большого окна парадной залы, из которого проникали в залу щемящее душу запахи поздней осени и звуки шумящего за окном большого столичного города. Стоящих в Приёмном Зале придворных она как бы ни видела, словно их уже не существовало.

Словно ледяным ветром прошлось по толпе, в ужасе прижавшихся к стенам. Что такое обвинение кого-либо в измене здесь уже хорошо знали. Недолгие ещё годы правления молодой Императрицы уже оставили для всех недобрую память. И сейчас на ВСЕХ явственно пахнуло ветром ещё больших перемен.

Бывший командир второй сотни первого правобережного отряда поисковиков, носивший когда гордое родовое имя Гур де Туар, а теперь разжалованный трибуналом просто — Старик Гур, в этот момент тихо посапывал когда-то перебитым в лихой схватке носом, удобно устроившись в старом убежище, предоставленном ему его давнишними приятелями контрабандистами. Могучее, большое тело бывшего сотника в этот момент мирно почивало в старом, знакомом ещё по далёкой юности убежище, удобно развалясь на старых, гнилых досках, а седая голова уютно устроилась на мягких коленках не старой ещё гейши Тиайши, его давнишней, доброй знакомой ещё с тех давних, прошедших времён бурной, счастливой молодости.

— 'Старая любовь не ржавеет', - вяло думал он, уютно устроившись на мягких, каких-то домашних коленках давнишней подруги.

То что за прошедшие годы многое могло измениться, он старался сейчас не думать, иначе в сердце прокрадывался мертвящий холод тяжёлого предчувствия, от которого он никак не мог избавиться.

'Отход с дела', как они обычно в своей среде называли бегство с места преступления, на этот раз сразу не удался. И это поначалу вселило в него лёгкую тревогу, потом быстро сошедшую на нет под тихими ласками старой подруги. Точнее сказать, не удался именно быстрый отход, потому как, запасной вариант на случай переждать первый всплеск активности имперских ищеек, весьма даже и удался. Если, по крайней мере, судить по мягкости коленок старой подруги.

С сожалением он должен был сам для себя признаться, что сказалась его жадность, а точнее элементарное нежелание платить тех буквально бешенных денег, что с него запросили за такую банальную ерунду, как тихая эвакуация из столицы.

Денег, полученных им за эту шутку — доставку ржавого металлического чана с вонючим грузом к задним дверям имперского дворца передачу какой-то запечатанной записки, должно было ему хватить на всё. Если и не на всю оставшуюся жизнь, то, по крайней мере, надолго. И всё равно, ТАКИХ денег было жалко. Да и платить СТОЛЬКО, за ТАКУЮ ерунду…

Но ничего! Старый ящер надеялся переждать первую, самую активную волну поисков в схроне, а потом спокойно убыть восвояси. И переждал. Хоть и протомился в этом поднадоевшем ему, с затхлым, пыльным воздухом закутке целую неделю.

'Слава Всевышнему, что ожидание кончилось', - мысленно порадовался он концу ожидания.

На изборожденном глубокими морщинами лице старого сотника не отразилось ни малейшей эмоции. Час назад Тиайша передала ему записку с шифрованным известием. Можно уже было выдвигаться в порт. И с привычным терпением бывший сотник ждал только темноты, чтоб отправиться в порт, где его уже должны были ждать старые знакомые контрабандисты. С ними ранее, в бытность свою командира сотни трофейщиков, он ранее часто имел с ними дела, появляясь со своим специфическим товаром в Империи. И с кое с кем из этих старых компаньонов он ещё до начала этого 'дела' сразу договорился, ещё до начала операции. И всем им давно уже было за всё заплачено, а теперь только и оставалось лишь дождаться оговоренного часа и спокойно, без проблем, тихо убыть.

Мягкая улыбка коснулась губ старого ящера, бывшего командира, бывшего сотника и бывшего трофейщика, выгнанного со своего давно ставшим привычным, тёплого места, за бездарный провал порученной ему важной операции, за потерю людей и ценного имущества. Теперь, после доставки, он с лихвой компенсировал свои прошлые потери. Наниматель оказался весьма и весьма щедр.

Глаза его медленно закрылись и старый ящер со счастливой улыбкой на губах, слегка тронувшей его губы, мирно погрузился в беззаботный, детский сон, словно на миг снова очутился в своём давнем, беззаботном детстве.

Внимательный взгляда, полный неприкрытого презрения. искоса брошенный на заснувшего былого приятеля из-под прищуренных век старой шлюхи, он уже не увидел. Подсыпанное в бокал со старым выдержанным вином снотворное, действовало неумолимо. Ссориться с Имперской Безопасностью, из-за такого пустяка как старая любовь, уже немолодой, не раз битой жизнью столичной шлюхе, уже собравшейся на пенсию в свои полных двадцать шесть лет, не стоило. Даже в память о счастливых годах давно прошедшей юности. Неумолимо надвигающуюся старость даже старые шлюхи не желали провести в стылых бараках новых имперских каменоломен.