— Один подозреваемый ускользнул от нас, — сказал он тусклым голосом, — и именно тогда, когда почти было доказано, что он убил Сабаса.

— Это не снимает с него вины.

— Конечно. — Голос Рубена был едва слышен. — Однако все надо начинать сначала.

— Нет, не надо, просто кое-что усложнилось.

Молния осветила лицо Рубена мертвенно-белым светом.

— Получи ордер на обыск в доме Хосе Мануэля Трухильо, Рубен.

— В Виста-Алегре?

— Да-да. А когда получишь, зайди за мной, нам нужно снова повидать Марино Альмиру.

— Договорились, до встречи.

Осорио подошел к окну, глубоко вдохнул чистый после грозы воздух и стал смотреть, как какое-то суденышко пытается причалить к молу. Думать ни о чем не хотелось.

— А я решила, что вы из департамента по охране окружающей среды. Я вчера звонила на санэпидстанцию... — женщина запнулась, увидев улыбки на лицах мужчин.

— Нет-нет, мы из службы водоснабжения. Проверяем водопроводные трубы. В этом районе наблюдается утечка воды, и надо следить, чтоб нам без воды не оказаться. Понимаете?

— Разумеется, но проходите, прошу вас. Что вы хотите сначала осмотреть? Кухню?

— Нет, пожалуй, начнем со двора, — сказал старший из мужчин (говорил только он.) — С цистерн.

— Она у нас одна.

— Нет, две. Но одна зарыта, и возможно, именно она нас и заинтересует.

— Что ж, товарищи, вам видней.

Женщина ушла; когда она открыла дверь, ведущую в дом, оттуда еще громче донеслись голоса, смех и плач детей. На фасаде дома не было никакой вывески, которая говорила бы о том, что это детские ясли «Исмаэлильо». Расположенный, как и дом для престарелых, в конце дороги, ведущей в Сьюдамар, в самом высоком месте бухты, «Исмаэлильо» ничем не привлекал к себе внимания. От обычных строений его отличало лишь то, что в саду было много качелей, на которых так любят качаться дети. Мужчины нашли цистерну, очистили люк от травы, сняли крышку. Один из мужчин спрыгнул в глубь цистерны, другой поднял взгляд и встретился с двумя парами глаз, которые смотрели прямо на него.

— Меня зовут Хенеросо.

— А меня Росита.

— Привет.

— Вы ищете ребенка? — спросил старик, показав свои беззубые десны.

— Девочку.

— Мы тоже ищем девочку. Росита, видите ли, моя невеста, мы скоро поженимся. '

— Не будь таким самоуверенным, Хенеросо. — Седые и редкие волосы старухи были схвачены яркой лентой.

— А разве у нас не будет дочери?

Из цистерны доносился звук, какой бывает, когда кирка ударяется о камень.

— Будет, но сначала мы должны пожениться.

— Росите семьдесят восемь, и она всегда чем-нибудь озабочена, а мне восемьдесят пять — и никаких забот.

Мужчина холодно смотрел на стариков. Другие престарелые пары беседовали о чем-то, прогуливаясь недалеко от ограды.

— Я говорила ему, что слишком еще молода для брака, а он ничего не желает слушать. — Старушка игриво захихикала.

— Не обращайте на них внимания, — служащий, который приблизился незаметно, указал на Хенеросо и Роситу, — они тронутые, и влюбляются, и женятся, несмотря на свой возраст. А эти помолвлены уже два года, их все здесь знают, они мечтают о девочке, такой, как Анита из этих яслей. По-моему, так и умрут с этой мечтой. Но не беспокойтесь, старики они очень добрые, тихие... Вам что-нибудь надо?

— Нет, спасибо, мы уже заканчиваем.

— Хорошо, в таком случае до скорого.

Служащий направился к гаражу, и в эту минуту в отверстии люка появилось лицо Фрэнка. Его глаза так и сияли от радости.

— Нашли девочку? — спросил Хенеросо, стоявший по ту сторону ограды.

— Да, нашли, — машинально ответил Фрэнк.

— А знаете, лейтенант, мне никогда не нравилось нырять туда, в глубину, будто я рыба. Я хочу сказать, что человек создан для жизни на суше и должен на ней добывать себе пропитание. Морские глубины полны загадок и тайн. Знаю, что все эти морские змеи и гигантские осьминоги — досужие выдумки, а все равно не люблю про них слушать. А вот уж кто любил подводную охоту, так это сын Хосе Мануэля, он всегда таскал с собой маску и ласты и ружье с гарпунами.

— Какой сын?

— Как — какой?! Я знал только одного сына Хосе Мануэля и только он один охотился с гарпунами. Рамон Абель!

— Относительно следов, оставленных обувью иностранного производства, товарищи из министерства государственной безопасности дали положительный ответ: следы совпадают, они оставлены одним и тем же человеком. — Рубен включил вентилятор.

Дождь кончился, однако прохлады он не принес.

— А значит, — подхватил Осорио, — есть все основания думать, что сын Хосе Мануэля имел самое непосредственное отношение к обоим убийствам. Я бы сказал...

Телефонный звонок прервал его, и Осорио подождал, пока Рубен снимет трубку.

— Это Арриаса, говорит, у него что-то срочное.

Осорио взял трубку.

— Я слушаю, Арриаса.

Рубен так и впился взглядом в товарища, однако на этот раз ему не удалось угадать, о чем говорит Арриаса на другом конце провода. По крайней мере минуты две Осорио слушал молча, нахмурившись.

— Представь, объявился Хосе Мануэль Трухильо, — сказал он, дав отбой.

— Как так?

— Вернее, его скелет. Я не знал, что он похоронен на кладбище в Ла-Сокапе. Товарищи производили там эксгумацию, и один из них обратил внимание, что земля на соседней могиле свежевскопанная. Это было вчера, в пятницу. Сегодня он вернулся туда, и подозрения его подтвердились: гроб совсем недавно поднимали наверх и вскрывали. Узнав, кто захоронен в той могиле, товарищ сообщил об этом дежурному.

— Имя покойного — Хосе Мануэль Трухильо.

— Верно.

— Почему его похоронили на этом дальнем кладбище, а не на Святой Ифигении?

— Это мы узнаем сегодня у Хулии, когда нанесем ей визит, однако я думаю, что никакой тайны тут нет — просто такова была воля самого Хосе Мануэля Трухильо. Итак, не будем терять время, едем в Ла-Сокапу.

Катер береговой охраны легко скользил по серым, свинцовым волнам бухты, оставляя за кормой белую пену, которая тотчас таяла. Вдали, на уже начинающем темнеть небе, отчетливо вырисовывались мол и холмы Сьюдамара.

Осорио и Рубен соскочили на мол, где их ждал сотрудник, вскрывавший гроб. Катер нетерпеливо попыхивал, пока они быстро шагали, забирая все время вправо. Миновав железные кладбищенские ворота, они свернули на третью слева дорожку.

— Как видите, они шли здесь, — сказал сотрудник, — трава примята. Судя по следам, их было двое.

— Слепки сделали?

— Да. Идите сюда, к этому ангелу с трубой.

Все почувствовали тяжелый запах гнили и подавленно молчали, глядя на мокрые доски гроба.

— Они сломали крышку, — сказал сотрудник.

Он встал на край могилы, наклонился, чтобы подцепить крышку гроба, и, отодвинув ее в сторону, выпрямился.

Рубен и Осорио бегло оглядели скелет и в недоумении уставились на правую руку. На указательном пальце не хватало всех трех фаланг.

Осорио небрежно уронил сказку про Белоснежку на стол. Разочарование и усталость читались на его смуглом лице. Рубен рассеянно полистал книжку.

— Но ведь что-то они искали, наверняка искали.

— Да, но что? — спросил Осорио.

— Как ты сам говорил, вполне возможно, что Трухильо велел похоронить себя там, чтобы кому-то, скажем его сыну Франсиско, было проще заполучить что-то, что он унес с собой в могилу. Никак нельзя забывать о том, что следы, оставленные здесь и в Агуадоресе, совпадают.

— Да, следовательно, в обоих этих местах был один и тот же человек, но теперь перед нами встает новый вопрос. Из документов нам известно, что Хосе Мануэль Трухильо законным путем похоронен на кладбище в Ла-Сокапе в шестьдесят первом году, но... Чей же это скелет? У Хосе Мануэля все пальцы были на месте, а вот у Рамона Абеля одного не хватало.