В начале августа Гамильтон прислал Вашингтону (тот был уверен, что его письма вскрывают, поэтому переписка по поводу прощального послания велась через нарочных) два варианта прощального послания: отредактированный текст Мэдисона и свой собственный. Вашингтону больше понравился вариант Гамильтона, однако тот, как обычно, был слишком многословным: ни одной газеты не хватит, чтобы вместить послание, надо бы его сократить.

Шестнадцатого сентября в кабинете издателя филадельфийской газеты «Клейпулз американ дейли адвертайзер» неожиданно возник Тобайас Лир, сообщивший, что президент немедленно желает его видеть. Дэвида Клейпула тотчас доставили к Вашингтону, который сообщил ему потрясающую новость: он уходит со своего поста и хочет, чтобы Клейпул опубликовал его прощальное послание в своей газете в понедельник 19 сентября, а до того не проронил никому не слова. В уик-энд Вашингтон правил гранки, даже расставлял знаки препинания. Он милостиво разрешил Клейпулу оставить бесценную рукопись у себя.

В понедельник утром газета Клейтона вышла под огромным заголовком: «К НАРОДУ СОЕДИНЕННЫХ ШТАТОВ». Статья начиналась словами: «Друзья и сограждане». В тот же день три другие филадельфийские газеты перепечатали президентское послание, а на следующий день оно вышло в одной нью-йоркской газете. Пока «друзья и сограждане» читали обращение к ним, Вашингтон специально уехал из столицы в Маунт-Вернон.

Президент сообщал, что «груз лет» побуждает его оставить должность, и оставлял свой наказ. Американцы должны гордиться своим именем, являющимся национальным достоянием, и быть патриотами. Право народа избирать себе правительство подразумевает обязанность каждого отдельного человека повиноваться этому правительству. Партийный дух присутствует в любом правительстве, но является худшим врагом правительства демократического. Вера в Бога и строгие моральные принципы — основа политической стабильности. Все должны платить налоги и отдавать долги. Конгрессу следует поощрять развитие национальных мануфактур и субсидировать модернизацию сельского хозяйства, создать национальный университет и Военную академию, увеличить флот, повысить содержание федеральным чиновникам, чтобы они не заботились о добывании сторонних доходов. Во внешней политике следует воздерживаться от постоянных союзов и исходить прежде всего из национальных интересов. «Нация, испытывающая к другой нации привычную ненависть или привычную любовь, в какой-то мере находится в рабстве». В конце Вашингтон выражал надежду, что, несмотря на допущенные им ошибки, «моя страна всегда будет относиться к ним снисходительно, и после того как я 45 лет прослужил ей честно и беспорочно, огрехи, допущенные по незнанию, будут преданы забвению, поелику и сам я вскоре обрету вечный покой».

В целом общество восприняло послание положительно, хотя Джефферсон презрительно назвал его «набором фраз из басен Эзопа и сказки про Мальчика с пальчик». Федералисты из виргинской палаты депутатов внесли проект резолюции, приветствовавшей «добродетель, патриотизм и мудрость президента Соединенных Штатов». Республиканцы потребовали вычеркнуть из текста слово «мудрость». Дебаты продолжались всё утро, и федералисты одержали верх с очень небольшим перевесом. «Только незначительное большинство законодателей Виргинии признало мудрость генерала Вашингтона», — отметил по этому поводу Джон Маршалл, выступавший за резолюцию. «Все сердца забились, как одно, от радости, что с нынешнего дня именем Вашингтона перестанут прикрывать политическую несправедливость и узаконенную коррупцию», — писала «Аврора» в редакционной статье. Многие решили, что Вашингтон уходит, потому что не надеется выиграть новые выборы.

В октябре «Аврора» опубликовала «Письмо Джорджу Вашингтону» Томаса Пейна, написанное им в Париже 30 июля. Ссылаясь на то, что был рядом с Вашингтоном во время войны, Пейн поставил под сомнение все его общепризнанные заслуги. Его осторожность была преступным бездействием, вызванным его некомпетентностью, в то время как другие — Горацио Гейтс, Натанаэль Грин — шли от победы к победе. Война была выиграна благодаря французским деньгам и флоту, Корнуоллиса разбил Рошамбо. «Вы спали, пока финансы страны полностью не истощились, и на Вашу долю приходится лишь малая толика славы. Пришло время, сэр, заговорить неприкрашенным языком исторической правды… Возвысившись до президента, Вы присвоили чужие заслуги, тут-то и проявилась свойственная Вам неблагодарность. Вы начали свою президентскую карьеру с поощрения грубой лести, Вы изъездили Америку из конца в конец, чтобы иметь возможность упиваться ею… Монополии всякого рода отметили Ваше правление практически с самого его начала. Земли, завоеванные революцией, раздали Вашим сторонникам; интересы демобилизованных солдат принесли в жертву спекулянтам; под видом веры творилась несправедливость, и глава армии превратился в главаря мошенников. Чего было ждать от такого начала? Жалкой и раболепной покорности одной нации, предательства и неблагодарности по отношению к другой».

Пейн обвинял Вашингтона в том, что он не попытался вызволить его из тюрьмы; этой личной обидой и объясняется яростный тон его письма: «А что до Вас, сэр, предателя своих друзей (оставившего меня в минуту опасности) и лицемера в общественной жизни, миру будет трудно решить, кто Вы — отступник или обманщик, отреклись ли Вы от своих принципов или не имели их вообще».

Впрочем, досталось не только Вашингтону. Пейн считал, что Джон Адамс мечтает учредить в Америке наследственную монархию; Джона Джея он называл подхалимом, а всех федералистов вкупе — замаскировавшимися изменниками. «Должно быть, он сошел с ума, раз написал такое», — заключил Адамс в письме жене.

Вашингтон никак не отозвался на выпад Пейна — по крайней мере публично. В октябре он снова был в Маунт-Верноне и заменил управляющего Уильяма Пирса шотландцем Джеймсом Андерсоном, сведущим в земледелии. Из Портсмута пришло известие: таможенник Джозеф Уиппл выследил Уну Джадж и попытался заманить ее на корабль, идущий в Виргинию. Но случилось непредвиденное: Уиппл разговорился с девушкой и выяснил, что никто ее не сманивал (такова была официальная версия, которую ему сообщили), она сбежала сама, чтобы обрести свободу. Она даже согласна вернуться к Вашингтонам, если те дадут ей вольную. Вашингтон написал Уипплу, что «торг здесь неуместен».

Ему удалили последний зуб. Доктор Гринвуд получил позволение взять его на память и вставил в стеклянный брелок на часовой цепочке.

Третьи президентские выборы проходили с 4 ноября по 7 декабря 1796 года. Это были первые альтернативные выборы в истории США. Сообщение между штатами было крайне медленным, поэтому партийным активистам не удалось скоординировать действия своих сторонников. Гамильтон уговаривал выборщиков с Юга (вотчины республиканцев) голосовать за Пинкни в надежде, что тот станет вице-президентом при Адамсе; все восемь выборщиков из Южной Каролины, родного штата Пинкни, отдали один голос за него, но второй — за Джефферсона. В результате Адамс всё-таки победил, набрав 71 голос, однако второе место занял Джефферсон с шестьюдесятью восемью голосами, а Томас Пинкни получил 59 голосов. Впервые президент и вице-президент принадлежали к разным партиям[34]. Президентство Адамса обещало быть нелегким.

Седьмого декабря Вашингтон в черном бархатном костюме и со шпагой на боку вошел в резиденцию Конгресса, чтобы выступить перед ним со своим последним обращением. Вся галерка была забита мужчинами и женщинами, которых здесь прежде никогда не видали. Речь длилась с полчаса; президент сделал в ней акцент на эвакуацию британцами северо-западных фортов и освобождение алжирскими корсарами американских моряков. Он также заострил внимание на необходимости создания в новой столице Военной академии и национального университета. Закончил же воспоминанием о том времени, когда американские институты власти находились в стадии становления.