Приятные впечатления от встречи Нового года вместе с родителями остались в моей душе надолго. Собственно, эти воспоминания и согревали меня холодными зимними вечерами. Холода ничуть не успокоили мою похоть, и я регулярно приносил жертву магии.

Наши отношения со Светой протекали в прежнем русле. Однако я стал замечать, что на мою давнюю подругу все чаще стали нападать приступы хандры, которые могут длиться от нескольких часов до нескольких дней. В этих случаях Света спасалась старым проверенным способом: безумным сексом. Я знал, что изредка у нее бывают другие мужчины, но никакого чувства ревности по этому поводу не испытывал. Я знал, что все ее мужчины приходят и уходят, так же как и мои женщины. Мы оба прекрасно осознавали, что наши отношения можно назвать дружбой, привязанностью, взаимопониманием, но любовью здесь и не пахло. Но, тем не менее, нам хорошо было вместе, потому что мы устраивали друг друга.

Но Света отчаянно хотела завести семью и, чем ближе к ней подступала старость, тем чаще она заводила об этом разговоры. Однажды она даже попросила меня пожить у нее два дня под предлогом того, что ее в последнее время мучают жуткие кошмары. Мы провели вместе ночь, затем еще одну. Она спала, как и обычно: на спине, ровно дыша и практически не ворочаясь. На третью ночь я ушел к себе. Я привык работать дома, да и вообще я не любил ночевать в чужих квартирах.

Когда через день я позвонил Свете, то почувствовал какие-то совсем странные интонации в ее голосе и тут же пришел к совершенно удивительному выводу: Света была пьяна, причем пьяна порядочно. Мне стало страшно.

Я повесил трубку и отправился прямо к ней. Она очень долго не хотела открывать. А когда открыла, то, стараясь не смотреть мне в глаза, тут же ушла в ванную. Под раковиной я обнаружил две пустые бутылки из-под хорошего армянского коньяка, а в самой раковине гору немытой посуды, которую я тут же принялся перемывать.

Света вернулась через час. Вид у нее был жалкий. Под глазами залегли синие круги, пальцы слегка подрагивали. Она посмотрела на меня с видом провинившейся младшей сестры, я улыбнулся, а затем мы оба рассмеялись.

— Глупо, правда?

— Правда, — сказал я.

— Не оставайся у меня больше чем на одну ночь. Пожалуйста, не оставайся, даже если я тебя очень сильно попрошу. Даже если угрожать буду.

— Хорошо. — Я пожал плечами. — Как скажешь. Только ты, наверное, работу запустила.

— Да нет, у меня заказ был хороший. Можно расслабиться. Но так нельзя. Я знаю: так нельзя.

— Ты просто устала.

— Да, устала. Ведь дальше ничего нет. Понимаешь, Андрюш, для таких как мы с тобой ничего дальше нет. Я старости стала бояться.

— Я тоже, хоть и младше тебя. Мне не так страшно, что на меня девушки не будут обращать внимания, и то, что я один останусь, меня тоже не пугает.

— Тогда что?

— Беспомощность, вот что меня страшит. Когда я вижу всех этих бедных, несчастных, одиноких и оттого злых на весь мир стариков в Сбербанке или в магазине, я невольно представляю себя на их месте. А ведь нас много, нас очень много. Таких вот, считающих себя умными, самодостаточными, уверенными, что нам никто не нужен. Думающих, что у нас всегда будут силы для борьбы. А если нет?

— Будут, будут! — Глаза Светы зло заблестели. — Недаром мы платим такую цену магии. Но все равно, с одиночеством иногда очень трудно справиться. ОЧЕНЬ!

— Иди ко мне! — только и смог я сказать ей в ответ. Ведь кроме секса я ей не мог дать больше ничего. Или просто не хотел?

Ближе к концу января на меня неожиданно напала бессонница. Я никогда не жаловался на плохой сон. А после секса вообще засыпал мгновенно. Но тогда мне не помогало ничего. Я часами лежал в постели, таращился в темноту, затем зажигал ночник и читал лежа в кровати или же садился работать. Под утро мне удавалось забыться тяжелым, тревожным сном. И мне снова снилась война.

Мне было легко смотреть на войны далеких веков. Ведь это было так давно. Но когда мой экскурс в военную историю дошел до первой мировой войны, мне стало не до шуток. Первые громоздкие танки, давящие людей, разорванные снарядами тела, повисшие на колючей проволоке. Вместо кольчуг и доспехов — серая униформа. Вместо шлемов — каски и противогазы. Я просыпался в холодном поту и не мог больше уснуть.

У меня был знакомый психотерапевт, который помог мне сделать множество материалов, в основном касающихся разных фобий большого города. Однажды, когда я приехал к нему, чтобы обсудить очередной материал, он посмотрел на мое осунувшееся от бессонницы лицо и предложил мне попринимать снотворное.

Первые две ночи я спал отлично. Даже сны про войну были какими-то бледными и незапоминающимися, но наутро мне было очень тяжело вставать, за работой я терял нить повествования и меня постоянно клонило в сон. В итоге мне пришлось отказаться от снотворного и вновь ощутить горький вкус бессонницы.

Ночами очень хорошо писалась проза. Третий роман был почти закончен, и мне предстояла долгая и утомительная вычитка. Накопившееся портфолио работало на меня. Те статьи, что не содержали какого-либо устаревшего новостного материла, я переиздавал по два-три раза. Так что, если мне везло на переиздание, я мог позволить себе полностью переключиться на прозу. И это спасало меня, давало мне силы. Я чувствовал, как герои оживают среди ровных строчек на экране монитора. Порой, переделывая главы, мне казалось, что я переписываю жизни живых людей, хотя это было далеко не так. Ведь мои герои только начинали оживать, постепенно превращаясь из картонных марионеток в людей. Во всяком случае, мне очень хотелось в это верить.

Однажды, сидя около двух часов ночи за романом, я понял, что довольно прочно застрял. Что делать в таких случаях, мне было известно: на время оставить роман в покое. Я отложил роман, набросал вчерновую одну небольшую статью. На часах было около трех, но сон по-прежнему не шел. Я уже собирался что-нибудь почитать, но на глаза мне попалась реклама круглосуточного такси, которую вместе с прочим печатным спамом регулярно кладут в мой почтовый ящик.

Недолго думая, я набрал номер и заказал такси. В ожидании машины, я потеплее оделся и твердо решил гулять по ночному центру до тех пор, пока не откроют метро. Может быть, так удастся избавиться от бессонницы?

Таксист был очень удивлен, когда я попросил его остановить на пустынной улице, где-то в районе между Бауманской и Курской, и я, выйдя из машины, медленно побрел по улице.

В центре города ночью почти так же светло, как днем. Так светло, что только в очень темных переулках можно было полюбоваться звездами. Но в этот раз ни звезд, ни луны увидеть было нельзя. Все небо заволокли тяжелые зимние тучи. Шел мокрый, пушистый снег. Город спал, и его сон рождал странных чудовищ.

Если бы вы хотя бы один раз потратили три-четыре часа времени на ночную прогулку по центру Москвы, вы бы поняли меня. Странные тени то и дело мелькали в глухих подворотнях, изредка я слышал голоса, будто бы зовущие меня. Даже некоторые следы на свежевыпавшем снеге иногда наводили на меня ужас. Где-то в районе Горохового переулка я увидел цепочку следов, обрывающихся на полушаге, будто бы человек шел, шел и вдруг взлетел. Причем обувь, оставившая свой след в снегу, выглядела более чем странной.

Но ночной город принял меня. Принял в свои холодные крепкие объятия, и я растворился в нем, стал его частью. Я прислушивался к малейшим шорохам, ловил на самом краю зрения еле заметные движения фигур, лишь отдаленно напоминающих человеческие. Это постоянное напряжение, чувство страха, смешанное с любопытством, стало тем новым, что звало меня. И по три-четыре раза в неделю я стал выбираться на такие безумные прогулки.

Чем дольше я ходил, тем больше начинал видеть то, что обычному человеку, пусть даже и обладающему магическим даром, видеть не надо. У одного старого особняка, переделанного под офис крупной компании, я увидел человека в цилиндре и старинном плаще. Оглянувшись куда-то в сторону и будто бы кого-то там заметив, он приподнял шляпу и направился ко входу. Но, к моему удивлению, не вошел через дверь, а прошел сквозь стену чуть левее. Позднее я смог найти более или менее логичное объяснение этому. Видимо, этот дом много раз перестраивался и дверь раньше находилась именно там, где прошел призрак.