Литмир - Электронная Библиотека
A
A

В итоге через год она родила ему еще одного ребенка, а невзрачный очкарик, преобразившись под чарами любви, превратился в довольно солидного мужика, который после окончания педагогического института, в компании со своими друзьями открыл туристическое агентство. Настю и ее мужа я вижу довольно часто. Они живут в соседнем подъезде. И их темно-вишневый «Опель» припаркован прямо у меня под окнами.

Что же касается Любы, то ее я не видел с самого выпускного вечера, где произошел большой скандал, связанный непосредственно с нею. Как правило, на выпускном вечере сильно напиваются как раз не те, кто после учебы частенько ходил выпить пива в соседний овраг, а как раз ярые ненавистники и ненавистницы аморального поведения. Стоит им выпить пару фужеров с шампанским, как у них тут же начисто стираются все представления о морали, а в голове образовывается временное помутнение рассудка.

В итоге получилось, что одна из учительниц застала Любу, теряющую свою невинность в ракообразной позе в одном из мужских туалетов в компании с парнем из соседнего класса. Скандал не стали выносить на всеобщее обозрение, но как-то так уж само собой получилось, что об этом узнала вся школа.

Говорили, что наутро девушка хотела даже наложить на себя руки, но вовремя одумалась, поскольку была уже зачислена в один из престижных ВУЗов благодаря победе на одной из городских олимпиад.

Я смотрел на Любу, рассеяно отвечал на ее вопросы и пытался понять, изменилась она или нет. Это была все та же изящная, стройная, красивая девушка, со вкусом одетая и благоухающая дорогими духами. Но в ее глазах был все тот же тоскливый блеск, говорящий о том, что она испытывает явный недостаток в мужском внимании. Говорят, что ослепительно красивых женщин мужчины так же сильно боятся, как и уродин. Иногда я тоже начинаю в это верить.

Узнав, что я учусь на журфаке МГУ, Люба уважительно закивала головой. Она же училась в Академии Управления, что в общем-то было на нее похоже. Она, как и я, была одиночкой, но одиночкой, которая не стремилась уйти подобно мне в свободное плавание. Нет, такие как Люба становились большими начальницами.

— И чем думаешь заниматься после окончания университета? — спросила она меня.

— Тем же, чем и сейчас. У меня специализация — газетная журналистика. Вот, сотрудничаю с рядом изданий. На жизнь хватает, да и чувствую себя свободным.

— Я бы на твоем месте попробовала как-нибудь устроиться на телевидение, — посоветовала мне Люба.

— А зачем? — Я пожал плечами. — Нас и здесь неплохо кормят.

— Не знаю, мне всегда казалось, что ты мальчик умный, целеустремленный. Хотя и немного легкомысленный. Не женился небось еще?

— Нет, пока не собираюсь и живу один, — это был намек.

— А я с родителями, — вздохнула она. — Ну давай, как-нибудь созвонимся.

— Люба, подожди, — попросил я. — Не хочешь домой ко мне зайти, по старой памяти?

— По какой такой старой? — удивленно спросила она.

— Ты мне нравилась в школе.

— Я многим нравилась, — увидев, что разговор приобрел вполне конкретный оттенок, Люба, по-своему обыкновению, начала строить из себя недотрогу.

— Больше, чем Настя.

Люба улыбнулась, поскольку это для нашей параллели, где шло вечное соперничество двух девушек, значило очень много. Однако улыбка быстро пропала с ее лица. В своей жизни Люба руководствовалась многими правилами, которые сама же для себя и придумала, поэтому ей было так же тяжело с мужчинами, как правоверному мусульманину соблюдать все намазы, живя в ритме европейского города. Тяжело, но все-таки можно.

— Ты льстишь мне, Андрюша, просто льстишь. Прости, я, наверное, пойду. У меня завтра будет очень тяжелый день.

Она развернулась, собираясь уйти прочь, и мне вдруг так стало ее жалко, что я готов был остановить ее, взять за руку, сказать что-нибудь ободряющее. Но в то же время я отчетливо понимал, что все тщетно. Я смотрел на ее ауру, где в разноцветных переливах смутно виделось ее будущее, ее блестящее, стремительное восхождение вверх по лестнице материального благополучия, машина с личным шофером, шикарная квартира, а может быть, даже и загородный дом, обставленный по последнему слову моды. Возможно что у нее даже будет ребенок, которого она будет воспитывать одна.

Времени на то, чтобы принять решение, оставалось мало. Еще немного и ей уже не будет слышно моего голоса. Магия трепетала во мне, силясь найти выход через мои слова, но меня смущало только одно. А вдруг она влюбится в меня? Вдруг я сделаю ей еще хуже этой нелепой связью с бывшим одноклассником? Ведь ей уже хватило одно позора, связанного со школой.

— Любовь! — крикнул я, и она тут же обернулась.

Я посмотрел на выражение ее лица и тут же понял, что ей нужно. Любе всего лишь надо было разрушить поставленный жизненными обстоятельствами барьер. Она не влюбится в меня, ведь я далеко не ее идеал, да и действие магии будет не очень долгим. Я воровато огляделся по сторонам и, убедившись, что поблизости больше никого нет, начал громко читать стихи.

Отчего нас всегда опьяняет Луна?
Оттого, что она холодна и бледна.
Слишком много сиянья нам Солнце дает,
И никто ему песни такой не споет,
Что к Луне, при Луне, между темных ветвей,
Ароматною ночью поет соловей.
Отчего между женщин нам дороги те,
Что бесстрастны в победной своей красоте?
Оттого, что в волшебной холодности их
Больше скрытых восторгов и ласк огневых,
Чем в сиянии щедрой покорной мечты,
Чем в объятьях доступной для нас красоты.[9]

Я видел, как стекленели ее глаза, как ее движения становились все более и более медленными и неуклюжими. И еще я понял, что до того, как ее окончательно поработила магия, она успела понять, почему я прочитал именно это стихотворение.

Мне стоило огромных усилий довести ее до дома. Второго секса в неподходящем месте она могла просто не пережить, едва магия перестанет действовать. Слишком высоких принципов был этот человек. Высоких, но не в плане нравственности, а в плане сложности следования им.

Едва за нами закрылась входная дверь, как она сама набросилась на меня, словно голодная собака на кусок мяса, который вдруг неожиданным образом упал с хозяйского стола. Она торопливо снимала с меня одежду. Когда же я начал снимать с нее плотно облегающее фигуру платье, она тихо застонала от нетерпения и стала нервно покусывать нижнюю губу.

— Давай скорее, — шептала она. — Умоляю, скорее.

Если бы кто-нибудь рассказал мне в классе десятом, что я займусь сексом с Любой, причем не с той юной девицей, чье тело еще не успело окончательно сформироваться, а с двадцатилетней ослепительной, стройной красавицей, то я бы не поверил. Но если бы вдруг так случилось, что меня бы все-таки смогли убедить в правдоподобности этого факта в моей будущей биографии, то я бы не смог уснуть пару ночей, воображая, каким блаженством станет это событие.

Но особого наслаждения я в тот вечер не испытал. Видимо я уже был пресыщен женскими телами. Причем, прошу заметить, красивыми женскими телами. Люба торопилась, очень торопилась, гормоны играли в ее крови. Она была неумелой, но очень страстной. И еще: она очень хотела получать, но давать ей пока, увы, было нечего. И я взял ее, словно школьницу, которая еще не знала мужчины, а она кричала и билась в моих руках, словно пойманная птица. Но меня уже ничего не радовало, даже власть над женщиной, которой я когда-то так гордился. Меня не прельщало ничего, кроме мыслей о том, что я оплатил ближайшие два дня своего существования без ломки.

Глава 2. Приобщение к быстрому интернету

Холмы, поросшие вереском, уходящие за линию горизонта. Серое свинцовое небо. Ветер, пробирающий до самых костей. Из-за ближайшего холма показались люди. Около пятидесяти. Все взрослые мужчины клана Мак-Кормак. Заросшие косматыми бородами, с длинными спутанными волосами. Все одеты в клетчатые тартаны клановых цветов. Лица угрюмые и напряженные.

вернуться

9

Константин Бальмонт «Отчего нас всегда опьяняет Луна».

30
{"b":"185288","o":1}