К вечеру Андрей Петрович уже не находил себе места, а ночью так и не сомкнул глаз. К десяти утра он окончательно извелся и, когда стало ясно, что Максим не придет опять, побрел к видеофону.

— Номер отключен от обслуживания, — поведал механический голос.

Следующие несколько дней прошли как один скверный сон. Даже любимые книги не спасали от острой тоски и вновь появившегося чувства собственной никчемности, о котором Андрей Петрович полтора года не вспоминал. Обзвонить больницы, морги, навязчиво гудело в виске. И что спросить? Или о ком? Не поступал ли некий Максим, лет под тридцать, извините, фамилию не знаю?

Андрей Петрович выбрался из дома наружу, когда находиться в четырех стенах стало больше невмоготу.

— А, Петрович! — приветствовал старик Нефедов, сосед снизу. — Давно не виделись. А чего не выходишь, стыдишься, что ли? Так ты же вроде ни при чем.

— В каком смысле стыжусь? — оторопел Андрей Петрович.

— Ну, что этого, твоего, — Нефедов провел ребром ладони по горлу, — который к тебе ходил. Я все думал, чего Петрович на старости лет с этой публикой связался.

— Вы о чем? — у Андрея Петровича похолодело внутри. — С какой публикой?

— Известно с какой. Я этих голубчиков сразу вижу. Тридцать лет, считай, с ними отработал.

— С кем с ними-то? — взмолился Андрей Петрович. — О чем вы вообще говорите?

— Ты что ж, в самом деле не знаешь? — всполошился Нефедов. — Новости посмотри, об этом повсюду трубят.

Андрей Петрович не помнил, как добрался до лифта. Поднялся на четырнадцатый, трясущимися руками нашарил в кармане ключ. С пятой попытки отворил, просеменил к компьютеру, подключился к сети, пролистал ленту новостей.

Сердце внезапно зашлось от боли. С фотографии смотрел Максим, строчки курсива под снимком расплывались перед глазами.

«Уличен хозяевами, — с трудом сфокусировав зрение, считывал с экрана Андрей Петрович, — в хищении продуктов питания, предметов одежды и бытовой техники. Домашний робот-гувернер, серия ДРГ-439К. Дефект управляющей программы. Заявил, что самостоятельно пришел к выводу о детской бездуховности, с которой решил бороться. Самовольно обучал детей предметам вне школьной программы. От хозяев свою деятельность скрывал. Изъят из обращения… По факту утилизирован… Общественность обеспокоена проявлением… Выпускающая фирма готова понести… Специально созданный комитет постановил…»

Андрей Петрович поднялся. На негнущихся ногах прошагал на кухню. Открыл буфет, на нижней полке стояла принесенная Максимом в счет оплаты за обучение початая бутылка коньяка. Андрей Петрович сорвал пробку, заозирался в поисках стакана. Не нашел и рванул из горла. Закашлялся, выронив бутылку, отшатнулся к стене. Колени подломились, Андрей Петрович тяжело опустился на пол.

Коту под хвост, пришла итоговая мысль. Все коту под хвост. Все это время он обучал робота. Бездушную, дефективную железяку. Вложил в нее все, что есть. Все, ради чего только стоит жить. Все, ради чего он жил.

Андрей Петрович, превозмогая ухватившую за сердце боль, поднялся. Протащился к окну, наглухо завернул фрамугу. Теперь газовая плита. Открыть конфорки и полчаса подождать. И все.

Звонок в дверь застал его на полпути к плите. Андрей Петрович, стиснув зубы, двинулся открывать. На пороге стояли двое детей. Мальчик лет десяти. И девочка на год-другой младше.

— Вы даете уроки литературы? — глядя из-под падающей на глаза челки, спросила девочка.

— Что? — Андрей Петрович опешил. — Вы кто?

— Я Павлик, — сделал шаг вперед мальчик. — Это Анечка, моя сестра. Мы от Макса.

— От… От кого?!

— От Макса, — упрямо повторил мальчик. — Он велел передать. Перед тем, как он… как его…

— Мело, мело по всей земле, во все пределы! — звонко выкрикнула вдруг девочка.

Андрей Петрович схватился за сердце, судорожно глотая, запихал, затолкал его обратно в грудную клетку.

— Ты шутишь? — тихо, едва слышно выговорил он.

— Свеча горела на столе, свеча горела, — твердо произнес мальчик. — Это он велел передать, Макс. Вы будете нас учить?

Андрей Петрович, цепляясь за дверной косяк, шагнул назад.

— Боже мой, — сказал он. — Входите. Входите, дети.

Пациент сидит в кресле напротив и пьет кофе. Возьмет чашечку в руки, покрутит, отхлебнет, поморщится, снова покрутит, поставит на столик. Морщится — потому что не любит кофе без сахара, но отказаться от поставленного перед ним напитка счел невежливым, а попросить сахар — постеснялся.

Некоторое время молчим. Не жду, что он заговорит — они обычно не начинают первыми. Так что я молча изучаю его. Ага, отставил наконец кофе. Руки скрещены в области гениталий, плечи ссутулены, а взгляд прямой. Пытается смотреть мне в глаза, хотя это стоит ему некоторых усилий.

Улыбаюсь. И начинаю:

— Итак. Вы пришли ко мне за советом, я правильно понимаю?

Кивает.

— Я — Патриция Альба, психокорректор. Расскажите мне немного о себе. Как ваше имя? Чем вы занимаетесь?

Все это я, разумеется, прекрасно знаю — в анкете написано. Но он должен сказать сам.

— Меня зовут Николай Бронин. По профессии я — специалист по оптоволокну, руководитель строительного отдела.

Говорит бодро. То и дело поднимает глаза к потолку, но потом опять смотрит прямо на меня.

— Это интересная профессия. Она вам нравится?

Пожимает плечами.

— Не особенно. У меня профильное образование такое.

— А почему вы его выбрали?

— Да я как-то особенно не выбирал. Просто надо было где-то получать высшее, а на эту специальность оказалось легче поступить. Да и деньги вроде неплохие.

— Но тем не менее вы хотите что-то изменить?

— Хочу.

Смотрит в пол. Ему стыдно признаваться. Каждый второй пациент — такой же, и я никак не могу этого принять, несмотря на свой опыт.

— И что же вы хотите изменить?

— Я хочу быть успешным.

— А сейчас вы не считаете себя успешным?

— Нет. Я — руководитель отдела. Парни хорошо работают под моим началом. Но если бы на этой должности оказался кто-то еще, они бы работали не хуже, и я это понимаю. Может, даже лучше. Не будет меня — будет другой.

Киваю. В этом отношении его позиция ясна.

— Вы женаты?

— Нет.

Сожаление в его голосе.

— Почему же?

— Никак не могу встретить. Да и, сказать по правде, — не нравлюсь я девушкам.

Критически оглядываю его. Он миловидный, с хорошей фигурой. Но действительно — да, не «цепляет».

— Я поняла вас, Николай. И все же уточню: чего именно вы хотите?

— Ну, я хочу наконец заняться тем, что мне действительно нравится. Может быть, открыть свой бизнес. Встретить интересную девушку.

— И что же, по-вашему, вам мешает? Почему вы не можете делать то, чего хотите?

— Не знаю. Как-то не выходит.

— А вы пробовали?

— Что пробовал?

— Заняться бизнесом, например?

— Ну… нет.

— Почему?

Качает головой:

— Ну и вопросы вы задаете, доктор.

— Патриция, — поправляю я.

— Патриция… Я не знаю. Что-то мне мешает. Вроде и идея есть, и не могу. То одно надо сделать, то другое. А к выходным устаешь, и ничего уже не хочется, только отдохнуть немного. С друзьями нужно встретиться, по дому что-то — и времени не остается.

— А скажите, Николай, зачем это вам?

— Что — «зачем»?

— Менять образ жизни.

— Ну как «зачем»? — опешил он. — Человек должен поднять свой уровень жизни. Должен быть счастлив. Не могу же я жить, чтобы варить оптоволокно. Это как-то… мелко.

— То есть вы не счастливы?

Смотрит на меня в упор.

— Нет. Не счастлив.

— И вам не хватает для счастья денег и женского внимания?

— Ну, — улыбается он, — и этого тоже.

— А чего еще?

Пожимает плечами:

— Не знаю…

— Это важно, Николай. Чего вы действительно хотите? Какая у вас цель? Иметь много денег и красивую жену? Предположим, вы получили желаемое, и что вы станете делать с вашими деньгами?