Однако шефа проняло не на шутку.

— Ну вот! Вот они, последствия чрезмерной специализации! Нет, я знаю, что ты прекрасный программист, лучший в фирме…

«Ха!»

— …лучший, может, и в городе…

«Ха… а собственно, почему — „может“?»

— …да и по стране наверняка входишь в первую десятку.

«Хм. Ну, здесь он, пожалуй, прав…»

— Но означает ли это, что все остальное для тебя не существует?

— А что, собственно, остальное? — спросил я уже вслух. — Водка, бабы и наркотики?

Шеф поперхнулся. Вообще-то он нормальный парень, старше меня на пару лет, вот только о смысле жизни у нас представления все-таки разные. Ему бы мои мозги — был бы президентом. Мне бы его таланты — программы бы уже через год разве что зады б нам не подтирали. А поскольку обмен все же невозможен, то и сидим вот. Друг другу на нервы капаем. То ему программа не так работает, то мне зарплату не той валютой заплатят.

Бардак.

А в стране бардак оттого, что в головах у людей тоже бардак. А отчего у людей бардак в головах?

Я, например, не знал. А некоторые, говорят, знали. Видел недавно одного такого умника по телевизору — бородатый, а чушь такую несет. «Все, — говорит, — оттого… что люди забыли Бога!»

Во. А шеф, видно, считает, что все оттого, что люди забыли Кларка.

Кстати, раз начав, шеф уже долго не успокоится. Теперь я узнал, что был такой писатель Кларк, писал хорошую фантастику (странно… какая фантастика, если компьютеров не существовало? А оказывается, существовали, только печатали на бумаге, каждую строчку, каждый символ, каждый пиксел… ужас! Это же сколько ждать надо было, пока хоть одно окно прорисуется?) и в одном своем рассказе написал, как тибетские монахи заточили комп под перебор массива из девяти элементов во всех возможных комбинациях. Компы, судя по всему, были тогда механическими, вроде арифмометра, который я в виртуальном музее видел, потому что на простенькую эту задачу им понадобилось несколько месяцев.

— Так вот, у Кларка в конце рассказа, когда комп их вывел все возможные имена из этого списка, наступил конец света!

Оставалось пожать плечами. Пока шеф рассказывал, я быстренько соорудил девять вложенных циклов и вывалил на монитор все возможные комбинации.

Конец света не наступал.

— Может, надо перебирать не девять букв? А все буквы из всех алфавитов? Тогда это задачка посерьезнее…

— Да нет, я думаю, что Бог, создавая людей, хотел, чтобы они сами перечислили все комбинации. Чтобы каждый или хотя бы почти каждый принял участие. Это не Богу нужно, а людям, а Богу нужно, чтобы люди дошли до такого состояния, что смогли бы их перечислить, и это означало бы, что они стали достойны Бога, что, в свою очередь…

Я снова пожал плечами. Шефа иногда несло, и объяснения становились путаными, длинными и невыносимыми. Опровергнуть же их (в данном случае) экспериментально было не так просто — то, что я делал с ящиком, сделать с человеком не представлялось возможным. Плоть слаба. Иногда я просто ненавидел наше несовершенство, затем вспоминал, что зато компы пиво пить не умеют, и становилось полегче.

Однако какое-то рациональное зерно в идеях шефа все же было.

— Распределенные вычисления! — невежливо перебил я его. — Шеф, нас шесть миллиардов. Из них, правда, пять миллиардов недочеловеков, которые за ящик никогда не садились, однако даже если миллиард человек возьмется… Вон так сейчас ЦРУ под видом поиска инопланетян японские пароли ломает…

— Ни шиша не выйдет! — он тоже мотнул головой. — Было. Проходили. Раньше даже говорили: если миллиард обезьян посадить за пишущие машинки, то есть вероятность, что в конце концов они напишут «Войну и мир». Развитие Интернета показало, что это не так.

Про «Войну и мир» я знал — там в одном месте было классное описание заставки «виндов». Кроме того абзаца, правда, больше ничего не читал — уж очень расплывчатый, архаичный язык. Сейчас все душевное состояние той девки, когда ее впервые на тусняк вывели, можно выразить парой смайликов.

Но зачем же портить хорошую идею?

— Не… — Я почесал подбородок. — Сами по себе они, конечно, осмысленный текст не набьют. А просто перебор — почему бы и нет. Легко. Только надо идею какую-нибудь замутить, такую, чтобы всем интересно было.

— А чего тут мутить? — искренне удивился шеф. — Как юзер последнюю комбинацию выведет — так голую бабу на экран и премию в миллион зелени. А чтобы интерес не угасал, можно за каждый миллиард комбинаций по куску голой бабы и куску зелени. А за программку перебора пусть платят, с каждого по три бакса — нам на «крей» хватит. Правда, два бакса из этих трех придется вбухать в рекламу…

Вот! Что я говорил. По части бабки наварить шеф такой же спец, как я — софт наваять.

Ну и что вы думаете? На голую бабу народ посмотреть успел, а вот миллион мы того… сэкономили.

На кой он теперь кому нужен, этот миллион, если конец света все-таки наступил?

Раз

Я, между прочим, винты да шурупы закручивать целый месяц учился. И ручными завертками, и механическими, и автоматами, плоскими и крестовыми, и фигурными всякими. Плюс еще ходил к Чин-Чину на трехдневный факультатив про болты. Я еще и резьбу всякую хитрую знаю. Так что с образованием у меня все, как любит говорить один товарищ, чин-чин. Вот толку от этого… Нет, работа хорошая. Форма, между прочим, красивая — синяя с оранжевыми полосами, взлетающими к плечу. Миха сказал, на какие-то там аксельбанты смахивает. Ну и зарплата, путевки, праздничные наборы. Скучно только. Одинаково все. Каждый день — подъезжает к тебе коробка феликсоблока без верха, ты берешь четыре винта, крышку к заготовке прилаживаешь и винтовертом вжик, вжик, вжик, вжик. Все. Дальше коробочка к Михе поехала, а ты следующую — раз, два, три, четыре — прикрутил. И следующую. У Михи работа на первый взгляд попроще моей, но это только на первый. Так, между прочим, разве что неуч может подумать, который всего и умеет, что молотком махать. Саморез ему уже ума не хватит вкрутить — квалификации-то нет. Так вот Миха вставляет в корпус сам модуль феликса, который к нему по другой линии приходит. Продел проводки куда положено, вставил наносхему до щелчка, отогнул зажимы, зафиксировал и дальше по конвейеру пустил. Готовый феликсоблок поехал себе на склад. Можно подумать, такому за неделю научишься? Хренушки! Миха, между прочим, успевает коробку осмотреть на предмет брака, проверяет цвета проводков, по щелчку понимает, как все соединилось, и зажимает так, что захочешь — не разболтаешь. А ответственность? На нем две линии заканчиваются — корпусов и наномодулей, тут халтурить никак нельзя. Миха — спец, что и говорить. Не то что Дрюня. Даже не знаю, сколько надо учиться, чтоб так управляться. У меня за месяц голова опухла, а Миха небось три учился или, страшно подумать, — все четыре. А Дрюня… Ну что Дрюня? Он передо мной на конвейере стоит. Учились вместе, но бригадир ему только правую стенку доверяет прикручивать — всего-то два винта. И все равно брака у него много. Особенно после получки, а это каждую неделю, между прочим. У меня тогда брудные ящики переполнены — насобачился я брак распознавать даже раньше, чем крышку прикручу. Вижу, Миха на меня за такое дело с одобрением поглядывает. И хоть не бригадир он мне и вообще не начальник, а приятно. Я, конечно, тоже пивнуху не пропускаю, но, как Дрюня, в трезвяке не ночую. Я туда вообще один раз только попал. Первую получку обмывал — традиция такая. А вот Миха не обмывал, и вообще — смурной он какой-то, сам с разговором не подходит и, кажется, совсем не пьет. Зуб даю. Был, правда, случай, когда Миха первый заговорил. Не так давно конвейер вдруг принялся брыкаться — вот тебе и нанотехнологии — тормозит, цепляется возле меня за что-то, на дыбы встает. Починить не могут — спецов такого уровня на заводе вообще нету, а с Машины когда еще выберутся. Так бригадиры как-то собрались, посмотрели, репы почесали (Миха потом сказал — «консилиум») и придумали: взяли ухватистый такой обрезок трубы, чего-то там этим ломом подпихнули, и конвейер опять ровно пошел. Когда через пару дней его еще раз перекосило, бригадир мне и говорит: ты, мол, ближе всех тут работаешь, вот тебе лом, поправляй. Я и так и сяк, не пойму, куда там и чего, я ж, между прочим, винты кручу, не мой это профиль. Вот тогда-то Миха и влез: