– Аккорд? – полуутвердительно спросил Ри. Задумался. – Да нет, опять лажа какая-то. Бертик, тут что-то еще. Мы снова не видим деталей.

– Не видим, – согласилась та. – Нет, Ри, это не аккорд. Аккорд был бы гармоничен…

– Согласно каким законам построения? – хмыкнул Ри. – Нашим? Бардовским? Гармоничен – в какой системе?

Берта задумалась. Почесала кончик носа.

– Если так, то, может быть… да нет, не может. Опять не может. Ри, дорогой мой, мы действительно не видим, потому что мы посмотрели только одну эту площадку, но если мы посмотрим еще…

– Вон тащатся те, кто нам посмотрит еще, – сообщил Ри. Ит и Скрипач действительно показались на тропинке, Скрипач что-то доказывал, размахивая руками, а Ит шел медленно, словно бы с трудом, и молчал, не возражая, но и не соглашаясь. – Берта, а то, что сказал Брид…

– Дома спросим, они, кажется, сейчас отвечать были не расположены, – пожала плечами Роберта. – Джесс тоже… Ри, мне показалось, или она расстроена чем-то?

– Не показалось. – Ри нахмурился. – Ей тяжело тут находиться. До того как уйти, она сказала, что Ит сильно тут пострадал когда-то, и она хочет сейчас быть подальше от его боли, чтобы вечером нормально работать.

– Ит тут вообще никогда в жизни не был, – удивленно заметила Роберта.

– Был, – мрачно сообщил Ит, подходя и садясь рядом с ними на землю. – В прошлой жизни, но был. Считку мы не открывали, не понадобилось. – Он повернулся к Ри. – В прошлой жизни мне тут сломали спину. Бертик, извини, неприятно… я знаю. В общем, это даже в памяти нашлось, как у тебя на Анлионе про твой этот треклятый замок, в котором ты черт-те сколько лет прострадал. Это то самое место, из-за которого у меня шрам на спине по сей день. – Он криво усмехнулся. – Так что мне самому связь с этим местом становится более чем очевидна. Ммм… ребят, мы тут еще надолго?

– Какое-то время придется пробыть. – Ри с сомнением посмотрел на него. – Может, вам лучше нас у лодки подождать? Как думаешь?

– Потерплю, – отмахнулся Ит. – Мне тоже интересно.

– Сильно болит? – с тревогой спросила Роберта.

– Сильно. Бертик, это фантомная боль, на самом деле болеть у меня нечему, – пояснил Ит. – Это… память. Причем даже не моя, Пятый-то умер черт-те сколько лет назад.

– Слишком сильное потрясение, видимо, – проговорил Ри словно бы про себя. – Я тоже… с этим сталкивался. На Анлионе есть несколько мест, которые для меня – табу. Место, где на меня покушались и тяжело ранили. Где погибла Джессика…

– Типун тебе на язык, – огрызнулся Скрипач.

– Не эта Джессика, а та… неважно. Ит, шел бы ты к лодке, правда.

– Перебьюсь, – успокоил тот. – Что у вас получается?

– А ничего, – хмыкнула Берта. – Данных не хватает.

– Будут вам данные, – успокоил Скрипач. – Пока мы там бродили, пришло сообщение на оба коммуникатора. Через неделю мы вас покидаем. Есть машина, ее уже отправили на плато. Налетать осталось по три часа, и – вперед, заре навстречу. На три месяца в Херсонес.

Двое суток блаженного ничегонеделания.

Автопоезд из четырех пассажирских БЛЗ, «командирское» двухместное купе, мягкие полки, окошко с занавеской, и даже пластиковая вазочка с пластиковым же тюльпанчиком, прикрученная к столику – комфорт. Тюльпанчик этот здорово развеселил Скрипача, который не преминул ляпнуть, что такие вот тюльпанчики он видел на Миусском кладбище, в венках, за что тут же схлопотал от Ита увесистую затрещину – нишкни, мол, договоришься. Собранная Бертой в дорогу сумка с едой: жареная курица, бутерброды с копченой колбаской, три банки сгущенки, причем одну даже удалось сварить (ой, родная, спасибище тебе огромное!), про запас – пара банок заказной ветчины «с ключом», и три пачки индийского чая, желтых, с синим слоном. Снаряжение, которого набралось три объемных кофра, аккумуляторы для датчиков, три новых анализатора, которые Ри с Бертой сваяли «на коленке» за эту неделю, «это все не влезет в самолет, Ри, пойми!» – «А ты придумай что-нибудь, ты же умный». Оружие разобрано согласно правилам, уложено в чехлы и убрано подальше, а сверху в ящиках под койками – сумки с личными вещами, перестиранными, чистыми, и до сих пор пахнущими домом. Горячий утюг, французская лавандовая отдушка для полоскания, и Бертины духи – чуть-чуть, едва-едва…

– Благодать, – констатировал Ит, когда колонна тронулась. Он сидел на полке, подоткнув под спину подушку, и рассеянно листал газету, прихваченную на терминале. – Рыжий, мы с тобой обленились все-таки по самое не могу, ты заметил?

– Ага, – расслабленно отозвался тот. – Это тебе не в кабине за рулем…

– И я про то же. Гревис сказал, что еще и ситро разносят два раза в день. Просто так.

– Да? – удивился Скрипач. – Странно. Его, кажется, только на международных рейсах носили.

– Угу, – подтвердил Ит. Положил газету на столик, со вкусом зевнул. – Помнишь, когда мы во Францию?..

– Помню, конечно. Лафа, в общем, что говорить, – констатировал Скрипач. – Слушай… у меня мысль! Мы же с этой беготней так ни с кем и не познакомились в «Боре» толком. Надо исправлять положение. Пойдем погуляем?

– Давай попозже, – попросил Ит. – Народ небось пока что устраивается. Пока вещи разберут, пока туда, пока сюда…

– Лентяй, – упрекнул его Скрипач. – Ладно, позже так позже. Ты чего, ложиться собрался?

– Ага, – безмятежно отозвался Ит. – Ты же меня знаешь, обожаю на ходу поспать.

– Знаю, как же, – хмыкнул Скрипач. – В общем, ты пока что спи, а я пошляюсь, пожалуй.

– Угомонись, – попросил Ит.

– Не, не могу. У меня это… деятельность, и все такое.

– Шило тебе попало куда не надо, – проворчал Ит, отворачиваясь к стене. – Ладно, шляйся, раз так хочется.

Скрипач щелкнул его по макушке, и вышел из купе. Мягко прикрыл за собой дверь. Ит поудобнее вытянулся, закрыл глаза. Прислушался к ровному шуму мотора, отсюда, правда, плохо различимому; еще раз зевнул. Да, лентяй. Да, спать. Да, да, да. Да пошло оно все, наконец! Что я, поспать права не имею, что ли?

Прогулка по верхнему ярусу результатов не принесла – часть купе оказалась закрыта, а во второй части и вовсе никого не было. Скрипач прошелся до водительской кабины, немного потрепался со сменными шоферами (общие темы нашлись тут же, и рыжего быстро признали за своего), а потом отправился на нижний ярус – оттуда доносились чьи-то веселые голоса, и он справедливо рассудил, что рауф, видимо, собрались именно там. Вниз вела узкая металлическая лесенка, на которой он немного замешкался, уж больно знакомой она показалась. Присмотревшись, понял – не иначе как конверсия. Лесенки эти, как он отлично помнил, были на грузовых БЛЗ, и вот, пожалуйста, – их теперь ставят на пассажирские. И как тут мужики протискиваются, интересно? Особенно рауф. Люди, пусть даже толстые, все-таки пониже.

Компания из четверых пилотов и четверых боевиков обнаружилась в первом же купе, и, к великой радости Скрипача, в этой компании сидел Гревис, который как раз в этот момент что-то объяснял. Рыжий прислушался.

– …и если получится, переведу своих к научникам, сечешь?

– Двадцать процентов прибавка, говоришь? – с интересом спросил кто-то. Ага, это как раз летчик, один из двоих гермо, с которыми они шапочно были знакомы по «Бору».

– Именно, – подтвердил Кир. – А вот, кстати, и он. Скрипач, заходи, чего ты там?

– Я бы зашел, если место найдется.

– Да не вопрос, подвинемся…

В купе было ужасно душно, несмотря на открытое окно, и тесно – Скрипач оказался в компании девятым. Двое рауф с комфортом разлеглись на верхних полках (хотя комфорт был, конечно, относительным, полки им были коротки), а все остальные кое-как разместились внизу, причем Кир в результате сидел на столике, который был для него, по его же словам, «в самый раз как скамейка». Оба пилота-гермо сидели рядом, и на колене у одного из них лежала рука сидящего рядом светловолосого мужчины, причем второй пилот смотрел на эту руку с явным неодобрением. Однако ничего не говорил.