«Но… но что-то в этом тоже было», – думал он, сидя на руле и меланхолично разглядывая берега. Дорога – хорошая штука. Дает время подумать, поразмыслить над какими-то важными вопросами, привести мысли в порядок. Вот сейчас, к примеру.

«Мне не хочется туда, – понял он. – Мне совершенно туда не хочется, и в то же время – хочется. Откуда этот парадокс, и что именно такое я чувствую? С этим местом что-то связано. Что-то неприятное. Очень неприятное. И в то же время – оно привлекательно для меня. Чем?»

– Рыжий, – тихонько позвал он. – Слушай, ты не открывал старые считки?

– Не-а, – отозвался тот. – Тебе тоже не по себе, что ли?

Ит кивнул.

– Надо, наверное, открыть и посмотреть, что было на этом месте, – предположил он. – Потому что по ощущению там что-то действительно важное.

– Не хочу, – поморщился Скрипач. – Во-первых, мы будем очень долго искать точку в архиве. Во-вторых, я не помню ни одной считки, которая шла бы меньше десяти часов. В-третьих, я сто процентов захочу запить то, что увижу, а мы с тобой решили не пить, если помнишь. И, в-четвертых, и у тебя, и у меня после этих «открытий» срывается крыша, а нам сейчас это совсем ни к чему.

– Согласен, – кивнул Ит. – Может, потом все-таки посмотрим?

– Потом – да. Но явно не сейчас. Ит, знаешь, – Скрипач пересел поближе, – я тебя помню, после того как ты, будучи тут один, наоткрывал эту дрянь. У тебя было лицо как у наркомана в ломке, и ты еле ноги таскал. Оно надо?

– Да нет, конечно. Открывал… ну да, открывал. Только я попадал по большей части на всякую ерунду, – признался Ит. – Ночевки в подвалах, вокзал, вагоны, ящики. Зима. По-моему, тут постоянно была зима, и мне все время было холодно, – он повернулся к рыжему, придерживая руль коленом. – Такой диссонанс. Тут лето, а я иду, и вижу сугробы на улицах, представляешь?

– Представляю. Ит, лодку веди, а? – попросил тот.

– Да веду я… Ну и вот. Вокруг лето, жара, а меня трясло почти постоянно, – Ит поежился. – А это место… Когда ребята сказали про Балаклавку, меня словно иголкой кольнуло.

– В смысле?

– Не знаю. Подумал – оно. Просто подумал, и все…

– Это вы о чем? – поинтересовалась Роберта.

– Да ассоциации всякие, с прошлой жизнью, – отозвался Ит. – Бертик, понимаешь, у меня эта Балаклавка не просто так… Я это чувствую. Но почему-то совершенно не хочу знать, что именно там было. Не по себе.

Берта задумалась. Неуверенно пожала плечами, нахмурилась.

– А сейчас это нам может что-то дать? – спросила она наконец.

– Не думаю, – с сомнением ответил Ит.

– А вот и может, – вдруг сказал Тринадцатый.

Оба Мотылька спали в просторной сумке на коленях у Джессики, которая тоже дремала, прислонившись плечом к плечу Ри. Тот пока что молча слушал разговор, не вмешиваясь, и было непонятно, о чем именно он думал в тот момент… и думал ли вообще. Ри отрешенно и рассеянно смотрел куда-то вдаль, и в беседу не вмешивался.

– Почему ты так считаешь? – с интересом спросила Берта.

– Принадлежность, – хмыкнул Тринадцатый. – У нас у всех тут принадлежность. К чему-то.

– То есть? – спросил Ри, продолжая смотреть в никуда.

– То есть смычки, – пояснил Тринадцатый. Из сумки высунулась тоненькая рука, пошарила в воздухе, ухватила Тринадцатого за шиворот, и потащила обратно. – Чего тебе надо?! Отвяжись, урод, не видишь, я занят!..

– Если ты чем и занят, то исключительно демагогией, – проворчал Брид. Тоже высунулся из сумки, залепил товарищу оплеуху, правда, не сильную, скорее в воспитательных целях, и сообщил: – Он, как всегда, торопится. Рано пока что говорить.

– Наговорили вы уже достаточно, – проворчал Ри, опуская глаза. – И при этом умудрились не сказать ничего. Итак?

– Итак, мы спим дальше, – решительно ответил Брид. – Поговорим на месте, дорогой начальник.

– Когда-нибудь я тебя выпорю, – пообещал Ри. – Ремнем. С пряжкой.

– За что?

– За издевательство. – Ри зевнул.

– И сама доброта посмотрела сейчас на меня большими синими глазами, – хихикнул Брид. – Ладно, ладно. Ну давай, говори, – милостиво разрешил он Тринадцатому.

– Говорю. Мы с Джесс и Рокори смотрели карту. И у нас получилось, что на этой карте есть места, которые звучат так же, как вы. Звучат, выглядят, ощущаются. Например, Ит выглядит, как часть той точки, которую мы едем сейчас смотреть. Что-то темно-красное, разбитое на несколько частей, и потом получился словно бы столб в небо и в землю, даже нет, не столб… Джесс как-то иначе сказала и увидела, но она спит, жалко… Ты, дорогой начальник, выглядишь, как снег в горах, как синяя, кобальтовая такая лавина, которая дошла до определенной точки и стала увеличиваться, но не до бесконечности… продолжать?

– Продолжай, – попросил Скрипач.

– А ты выглядишь, как что-то разноцветное, расходящееся во все стороны, не имеющее формы и границ, ты один и тебя одновременно много, очень много, и твое место совсем даже и не здесь…

– А где?

– Тунгуска, – хмыкнул Брид.

– Понял, спасибо. Еще что-то?

– О, да. Мы сами. Мы выглядим, как два серебряных прута, которые на самом деле один прут – нас вбивают в землю чем-то тяжелым, и земля рвется. Только земли очень мало. Земли мало, а вокруг много воды.

Ри молчал.

– Джессика выглядела, как пушистый световой шарик, из которого во все стороны бьют такие лучики… как стрелы. – Брид улыбнулся. – Но мы не успели посмотреть, где она на карте. Артем вошел, настройка слетела. Жалко. Потом еще посмотрим.

– Теперь по порядку, – попросил Ит. – Моя точка, по твоим словам, – это Балаклавский проспект?

– Ага. Точка Ри – это фирновое плато. Точка рыжего – Подкаменная Тунгуска. Наша точка – Змеиный остров. А точку Джессики мы не нашли.

– Вот даже как… Хорошо, давайте доберемся уже, в конце концов, и посмотрим на месте, – предложил Ри.

Аппаратуру по всем правилам расставить было невозможно, поэтому выбрали несколько узловых точек, и сняли с них по очереди показатели. Потом перебрались в лес, в тенечек, сели на маленькой полянке, и под бутерброды с газировкой стали делать анализ. Вернее, его делали Берта и Ри, а остальные, перекусив, разбрелись кто куда.

Джессика решила посмотреть на лошадей – совсем неподалеку располагался ипподром, на котором, судя по неразборчивому громкоговорителю, сейчас шли какие-то соревнования, Брид и Тринадцатый, конечно, увязались с ней; Артем и Тимур ушли в город, поискать магазин и купить еще сока или газировки, на дорожку, а Ит и Скрипач отправились к проспекту – потому что Ита тянуло туда, и то, что он при этом чувствовал, ему нравилось все меньше и меньше. Он хотел разобраться в ощущениях, но почему-то вместо понимания испытывал все большую растерянность, да еще и спина ко всему прочему стала болеть. Боль пришла сначала неожиданно, когда он с одним из датчиков переходил дорогу, чтобы отснять один из сегментов, определенных Бертой, и была в первый момент настолько сильной, что он чуть не уронил прибор. Потом она вроде бы стихла, но не до конца – вспыхивала временами, словно спину жгло огнем.

– Давай лучше посидим с ребятами, – предложил Скрипач.

– Успеем еще посидеть, – возразил Ит. – Не бойся, вполне терпимо. Пошли, поглядим еще раз. Рыжий, пожалуйста. Ну болит спина, ну подумаешь?

В результате они все-таки ушли к проспекту, и Берта с Ри остались вдвоем.

– …Это очень странно, – говорила Роберта. – Очень. Вот смотри сам – мы сняли характеристики с девяти сегментов, и каждый сегмент имеет в частотных характеристиках какие-то отличия. Видишь?

– Вижу, – кивнул Ри. – Часть вибраций сходна, часть различна. Но в то же время я ощущаю, что в этом всем есть закономерность. Странное место.

– И это не площадка, в общепринятом понимании. У площадок, как ты знаешь, общее «звучание» всегда однородное. «Ноты» регистрируются только при активации площадки, и всегда в одной и той же последовательности. А тут… – Берта замялась. – Оно делится. В пассивном состоянии, замечу. И я не вижу закономерности.