Самые упорные обитатели замка все еще толклись у дверей, перешептывались, комментируя действия травницы. То ли не догадывались, что в помещении удивительно хорошая слышимость, то ли им дела не было до чужих чувств. Анаис ничего иного не оставалось, как делать вид, что ей наплевать на мнение черни. Хоть в Харанде с его свободами такого понятия не существовало.

– Ой, глянь-ка, она посуду варит. Хи-хи.

– Дура, это травники ее так моют. Ну, те, что неопытные в заклинаниях.

– Наварит эта арестантка дряни какой-нибудь, раз в магии не понимает!

– У этой девки диплом не харандский. В толк не возьму, как хозяйка ей такое дело доверила.

– Госпоже что, – тяжелый вздох, – горожанином больше, горожанином меньше.

– А я, между прочим, недавно покойному травнику рецепт принесла, что лекарь хозяину выписал. Не хочешь ли ты часом в чем-то обвинить госпожу?

– Вот язва баба!

Анаис на секунду замерла, перехватила ступку поудобнее и принялась еще энергичнее разминать пестиком густую массу, предназначенную для изготовления суппозиториев. Она просматривала только составы, не обращая внимания на имена пациентов. А емкости, в которых замешивала, растворяла и перетирала лекарственные компоненты, для удобства маркировала номерами, указанными на рецептах. Анаис, выждав немного, принялась нарочито медленно перебирать рецепты. «Дарг Лебериус», – значилось в одном из них.

В глазах у травницы потемнело, голоса окружающих растворились в шуме крови в ушах. «Я помню твое перекошенное злобой лицо, Дарг Лебериус, и щипцы в твоих руках. – Девушка облизала в момент пересохшие губы. – О, как заманчиво было бы отравить это чудовище». От подобных мыслей голова пошла кругом, а сердце пустилось в бешеную пляску. «Что там выписал лекарь? Мазь от геморроя. Ха! Твоя смерть вошла бы в историю как самая долгая и мучительная, – мстительно думала она. – Нет, растягивать „удовольствие“ не будем – разберутся что к чему и спасут. Как насчет быстрой, но ужасающе мучительной кончины?».

Анаис подошла к котелку и принялась медленно помешивать слабо кипящее варево, сосредоточенно размышляя о способах убийства. «Не за этим я пришла», – с сожалением подумала она и попыталась утешиться мыслью, что вскоре заклятый враг и сам загнется, без ее участия: он ведь пожилой. «Вот ведь, как нескладно выходит, – тут же возмутилась Анаис. – Умри он в ближайшее время и подозрение падет на меня: никто не доверяет чужакам». Удобно повесить все на пришлого человека, еще и в шпионаже обвинить… «Так, прекрати нервничать, – приказала она себе, – а то действительно отравишь кого-нибудь ненароком из-за невнимательности». По всему выходило, что Даргу следует жить и здравствовать, как это ни противно. Анаис перешла к другому камину, где кипятились флаконы.

– Мне бы решетку для сушки посуды, – громко сказала она, ни к кому конкретно не обращаясь. Через некоторое время принесли то, что она потребовала.

Глубокой ночью, когда все – и даже стражи у дверей лаборатории, – уже спали, Анаис наконец закончила фасовать приготовленные снадобья. Она пнула заливисто храпевшего бугая, что сидел на полу, привалившись к дверному косяку, и потребовала проводить ее туда, где можно отоспаться. Стражник с трудом разлепил веки и неприязненно посмотрел на свою подопечную.

– Плохо вы за мной приглядываете, – пожурила его Анаис.

– А какой тебе резон убегать? – хмыкнул стражник, поднялся и растолкал второго. – Вокруг замка защитный контур, пересечешь его – мы тут же проснемся. Так что далеко тебе не уйти, догоним.

– Тоже верно, – пробурчала девушка.

Ее проводили до комнаты, более напоминавшей келью аскетичного отшельника. Грубо сколоченный лежак без матраца, подушки и одеяла не вызывал ни малейшего желания преклонить на нем голову. Когда стражник запирал дверь, оставив Анаис в одиночестве, она опомнилась и крикнула вслед:

– Хлеба и воды принеси! Эй! И не надо меня запирать, сам же сказал, что нет мне резона сбегать.

– А нечего ночью по замку шататься. Еще сопрешь чего.

– Не обеднеете, – проворчала Анаис.

Через некоторое время явилась заспанная девушка с подносом.

– Госпожа травница, – она поставила ношу на лежак за неимением другой меблировки, – не могли бы вы мне помочь…

Анаис отпила родниковой воды из жестяной кружки, откусила изрядный кусок от краюхи и принялась сосредоточенно жевать, разглядывая девушку. Та переминалась с ноги на ногу и зябко куталась в шаль.

– И чем же я могу помочь? – прожевав, поинтересовалась Анаис. – Небось, приворотное зелье требуется? – предположила она.

– Нет, – улыбнулась девушка, и очаровательные ямочки появились у нее на щеках. – Мне бы яда немного. Без мучений чтоб…

Анаис поперхнулась и раскашлялась. Что она слышит от этого белокурой очаровательной малышки? Немножечко яда. Совсем чуть-чуть, капельку, но чтобы самого страшного и эффективного. Анаис вытерла проступившие слезы и отдышалась.

– Я правильно поняла, ты просишь изготовить для тебя хорошей отравы?

– Не для меня лично, – замялась девушка. – Батюшка сильно болен, и лекарь сказал – ему не выкарабкаться. И денег нет для прерывания жизни, – девушка всхлипнула, и ее лицо пошло пятнами, – даже на обряд освобождения души из плена мертвого тела не набирается.

– А сколько стоят в Харанде ритуальные услуги? – спросила Анаис, посерьезнев.

– Двенадцать золотых – прерывание и десять серебряных – обряд, – девушка судорожно вздохнула и шмыгнула носом.

– М-да, – глубокомысленно изрекла Анаис, – накладно и весьма. Но ты ведь знаешь – самоубийство богами не приветствуется.

– Это не будет самоубийством, – решительно сказала девушка.

Анаис призадумалась. Не очередная ли это попытка проверить ее на вшивость? Если выяснится, что она стала соучастницей убийства, в лучшем случае ее выставят за пределы государства и никогда больше не впустят.

– У меня нет ядов, – сказала она. – Но завтра я навещу твоего отца, возможно, смогу как-то облегчить его страдания.

– Лекарства уже не помогают! – в словах сквозило разочарование и злость.

Анаис молча подала служанке поднос. Девушка ссутулилась и понуро вышла за дверь. Лязгнул о петли навесной замок, проскрипел в скважине ключ.

***

Магистр Петерик Слэг остановился у окна, сложил руки на груди и посмотрел вверх, туда, где проглядывал между башен Академии затянутый тучами клочок неба. Слэгу никогда не нравился кабинет на первом этаже с видом на двор-колодец. Он мечтал перебраться в другое помещение, куда хоть изредка заглядывает солнце. Хоть «мечтал» – не вполне подходящее слово. Лет десять-пятнадцать назад Слэг еще мог его употребить, но с тех пор много воды утекло.

Петерик хорошо помнил тот день, когда впервые вошел сюда. Он был полон дерзких замыслов и радужных надежд. «В точности как эти двое», – подумал Слэг, бросив косой взгляд на студентов. Те корпели над свитками. Обычное дело – раз в несколько лет подпорченные плесенью трактаты приходилось переписывать, ведь невозможно бесконечно подновлять их заклинаниями. Проклятая сырость! Проклятый кабинет! Слэг зашелся кашлем. От мучительного приступа тело содрогалось, а внутренность болела и саднила. «Однажды я выплюну легкие», – мрачно подумал он, отдышавшись.

Студенты лишь первое время отрывались от работы, предлагали воды и любую другую посильную помощь. Наставник отказывался, иногда – в довольно резкой форме, и они перестали обращать внимание на его приступы.

Слэг подошел к столу, налил из графина воды, которая пахла тиной – так ему казалось, – накапал в стакан целебной настойки. Вкус кореньев и трав, набивший оскомину, заставил поморщиться. Слэг давно заметил, что зелье перестало помогать. Не то чтобы совсем, дома или в поездках оно действовало, но стоило принести флакон в кабинет – теряло силу, после чего приходилось заказывать новое. Такая же история с зачарованными от порчи свитками. У коллег они хранились десятилетиями, но в его кабинете, наверное, была какая-то особая сырость.