На мелководье вблизи острова – крошечного и необитаемого: скалы, с приютившимися кое-где корявыми деревцами, да полоска песчаного пляжа – хищники отстали. Зона, по словам шкипера, была судоходной, и это обнадеживало. На закате они причалили к берегу, вернее, Карисмус дотолкал ящик до суши, Тум уже долгое время не приходил в сознание. Юноша с трудом перенес его в жидкую тень под деревцем, уложил и осмотрел ногу. Вокруг раны образовался отек, пораженные ткани изменили цвет на землисто-серый – заражение началось. Не впустую Карисмус потратил время, посещая прекрасных знахарок. Девицы были говорливыми и обожали делиться интересными случаями из медицинской практики. Так что, гангрену он распознал без труда.

Карисмус беспомощно оглянулся на ящик, хоть знал наперечет его содержимое – для Тума в нем не было ничего подходящего. Да и поздно уже припарки прикладывать. Спасти шкипера могла только ампутация ноги. Или убить – быстрее, чем заражение крови.

– Тум! – Юноша потряс его за плечо. Безрезультатно. Не жилец. Один шанс на тысячу. Карисмус принял отчаянное решение: огненный клинок, тонкий и дрожащий как горячее воздушное марево, полоснул выше раны. Крик Тума, звериный, полный боли, огласил окрестности и мгновенно стих: шкипер провалился в беспамятство еще более глубокое, чем до этого.

Карисмус в ужасе уставился на прижженный срез, тот не кровил. Воняло горелой плотью. Карисмус поднялся, прихватил ампутированную конечность и, пошатываясь, побрел вдоль кромки воды. Подумал – надо захоронить. Нехорошо – Тум очнется, увидит…

Он опустился на колени и принялся разгребать песок, чувствуя, что сам вот-вот упадет без сил. Посторонний звук отвлек его от работы.

Из воды, бренча цепью, прикрепленной к металлическому ошейнику, выполз морской демон – чудовищная пародия на ластоногих. Тварь злобно ощерилась, раззявила клыкастую пасть. Выше передних ластов торчали не то рудиментарные, не то недорощенные руки. По песку морской демон передвигался толчками, слегка заваливаясь задней частью туловища на левую сторону, где пузырем вспучилась плоть: отрастала отрубленная нога. Правая – полноценная задняя конечность работала тем же манером, что у человека, ползущего по-пластунски.

Намерения чудовища Карисмус понял яснее ясного: оно пришло мстить. Сожрало бы их еще по пути к острову, но хищные рыбы отпугнули. Он вскочил и попятился, точно меч держа перед собой ногу шкипера. Позади возвышалась почти отвесная скала, справа ее отрог уходил в море – путь перекрыт. Налево? Но там шкипер. У Карисмуса тряслись поджилки, он прикидывал далеко ли убежит с Тумом на закорках. И как долго ему придется так бегать по крошечному островку.

Когда Карисмус уперся в каменную твердь скалы, морской демон замер в полутора метрах от него, принюхался. Хотелось надеяться, что он сменил гнев на милость.

– Я не съел ни кусочка твоей плоти, – прошептал Карисмус, – не убивай.

Чудовище сделало резкий выпад и схватило то, что приняло за подачку. Карисмус едва не закричал. Он медленно скользнул вдоль скалы, отошел, чтобы не провоцировать животное. Сочтет ли тварь себя удовлетворенной таким бартером: одна конечность ее мучителя за множество собственных?

Некоторое время морской демон гипнотизировал человека, потом развернулся и направился к морю. Видимо, питаться ему было удобнее в воде. Карисмус проследил его путь и обнаружил в скальном отроге под водой грот. Как видно, туда и занырнул треклятый морской демон.

«Обосновался, ёфф подери, еда и жилье, – с тоской подумал Карисмус. – И чем откупаться в другой раз?»

Тум по-прежнему лежал без сознания и выглядел так, что на погребальный костер краше кладут. У Карисмуса от усталости и вынужденной голодовки последние несколько дней подкашивались ноги. Но как он мог уснуть, не позаботившись о безопасности. Прежде всего ящик Рансура, лишь до половины вытащенный на берег. Нельзя допустить, чтобы приливом его унесло в море. Но в одиночку ближе к скалам его не отволочь, пришлось развеять запирающее заклинание. Рансур лежал внутри все тем же безжизненным изваянием, безучастный к мирским заботам. Сначала Карисмус перетащил его, а следом ящик с нехитрыми пожитками. Среди снадобий отыскалось обезболивающее для Тума.

Шкипер пришел в себя к вечеру. Карисмус как раз концентрировал влагу из воздуха, чтобы собрать питьевой воды во флягу. Обезболивающее подействовало не сразу, до того, как вновь отключиться, Тум успел проклясть род мага-мясника от истоков и до последнего потомка. Карисмус потерпел позорное фиаско, пытаясь объяснить, что решение отнять шкиперу ногу было единственно правильным. Эта эмоциональная вспышка добила юношу, и он вырубился раньше своего пациента, как только напоил его и сам напился. Он вымотался до такой степени, что перспектива оказаться загрызенным во сне морским демоном виделась ему избавлением. Но защитный контур он установил еще днем.

Наутро Тум уже не пытался повторить вчерашнюю тираду, он вообще не хотел разговаривать. Карисмус его не осуждал и воздержался от упоминаний о морском демоне, хоть знал, что общий враг может сплотить их как ничто другое. Ему в этом виделась манипуляция и собственная позорная слабость: желание избавиться от тягостного противостояния мнений, и хоть свое он считал объективным, готов был им поступиться. Лучше худой мир…

Единственной доступной пищей на острове оказались мидии, скалистые отроги ими изобиловали. Карисмус во время отлива бродил по пояс в воде и обдирал с камней раковины. Морской демон, как хотелось надеяться, уплыл – уже сутки прошли, а он так и не появился. Но юноша бдительности не терял, готовый в случае малейшей опасности взобраться повыше, и защитный контур выставил чин по чину.

Парусник он мог и не заметить, увлеченной добычей пропитания, но с корабля уже спустили шлюпку, правда направлялась она вовсе не за потерпевшими кораблекрушение.

Морской демон едва задел контур, но Карисмус подскочил как ужаленный. Тварь оставляла за собой густой кровавый шлейф: на боку зияла большая рваная рана. Увидев парусник и шлюпку, бодро идущую от него к острову, юноша сообразил, что их демона загарпунили, хоть и неудачно: зацепись крюк за кость – соскочить не было бы шанса. Тварь предпочла разодрать плоть лишь бы снова не оказаться частью человеческого рациона уже на другом корабле. Но такая редкая находка в этих бесплодных водах не на шутку разожгла пыл охотников.

Карисмус проводил морского демона взглядом и запечатал грот, сформировав ледяную преграду, когда тварь в нем спряталась. Кровавый след он обесцветил, точечно преобразовав воду в перекись водорода. Какая тварь? Никого не видел!

С чувством выполненного долга юноша выбраться на берег и принялся очумело бегать, размахивая руками, с криками: «Спасите, помогите!».

Салитэ, сидела на крыльце, играла с малышкой Патриной. Девочке только-только исполнилось одиннадцать месяцев, и она училась ходить. Правда ползать Патрине нравилось гораздо больше: таким способом она передвигалась куда быстрее.

Старая прислужница и по совместительству нянька наслаждалась погожим днем, греясь на солнце. Ее суставы давно утратили былую подвижность, а глаза уже не так четко различали предметы, но покидать свой пост она не намеревалась. Нет для старого человека ничего страшнее, чем ощущение собственной ненужности и бесполезности.

Последние дни осени выдались на удивление теплыми. На островах Блавенского залива окончили сбор купасы, и теперь праздновали. Салитэ промокнула платком слезящиеся глаза и тяжело вздохнула. Когда-то и она пела застольные песни, посвященные празднику урожая, и пускалась в пляс у ночного костра.

Как и во времена ее молодости на протяжении седмицы селяне приходили на пологий холм, прозванный Лбом Лита, и предавались возлияниям, заслуженным нелегким трудом. Каждую ночь голоса молодок сплетались и возносились к небесам, пестрящим низко висящими звездами. Когда все положенные богам восхваления бывали исполнены, наставала пора славить купасу, что приносила хмельные плоды и хороший доход, и конечно же воспевать любовь.