«Во лесочке да на бережке с милым я встречалась», – такими словами начиналась задорная песня, и по сей день заставлявшая девушек с визгом выскакивать из-за столов, увлекая в хоровод парней. Молодая кровь, разгоряченная вином и перечислением мест, где можно предаваться сладострастию, принималась бурлить в жилах.
Старики же, подперев кулаками морщинистые щеки, наблюдали, как резвится молодежь, да предавались воспоминаниям о давно ушедшем.
Заполночь девушки с визгом разбегались в разные стороны, чтобы спрятаться среди купасовых зарослей, а парни бежали следом, чуток выждав. Чем больше красавицы шумели, тем легче удавалось их разыскать, а если договориться заранее, то и вовсе не нужно тратить время впустую. И были эти ночи самыми важными в году – всякая девица, что после праздника урожая понесла, выходила замуж. Самые предприимчивые хитрили: встречались с парнями и до, и после седмицы. Главное ведь – плодородие, и всем известно: не удобришь – не взрастишь.
Салитэ не повезло, боги лишили ее возможности иметь детей. В незапамятные времена с северо-запада из-за моря пришла к людям Великая ночь, и принесла она лютую стужу и страшные болезни. Дети рождались уродами, а многие женщины и вовсе утратили способность иметь потомство. Прошло много лет, прежде чем жизнь вошла в привычное русло. Но до сих пор в этих землях, вновь ставших благодатными, рождались бесплодные дщери, участь которых была незавидна. Среди местного населения о проклятых немало слухов ходило, в большинстве своем не имевших под собой основания, но почему-то невероятно живучих.
Салитэ улыбнулась удача, когда на Тарнисе поселился молодой маг, не разделявший глупых суеверий. Набралась она смелости и попросилась к нему в услужение – в дверь не стучала: вдруг правда беду какую накличет – позвала. Маг вышел, посмотрел будто сквозь незваную работницу, кивнул и впустил ее в дом.
Поначалу Салитэ побаивалась хозяина, уж больно мудрено изъяснялся, порой неграмотная островитянка и вовсе не понимала, о чем он говорил. Но стоило ей обосноваться на кухне, как женщина почувствовала себя на своем месте. Маг оказался неприхотлив, и всякая горячая пища была ему в радость. Чистота его не особенно заботила, но противиться наведению порядка в доме не стал. Только в кабинет и подвальную лабораторию запретил заходить.
С тех пор много воды утекло. Состарились и маг, и Салитэ, а вот поверья и приметы, судя по всему, открыли секрет вечной молодости. «Любовь и свет – основа бытия, – говорил жрец Лита на каждой проповеди. – Бог заповедал нам любить всех живущих». В общине так и жили: с любовью ко всем, только подобные Салитэ не входили в категорию «все». Тут суеверия оказывались куда сильнее божественных заповедей.
Но грешно жаловаться, ведь в далекие суровые времена таких как Салитэ сжигали в очистительном огне. Много позже появился пророк по имени Эре, который возвестил, что Литу противны человеческие жертвоприношения. Сказания о судьбе самого праведника, повернувшего ход истории, были противоречивы. Одни летописи указывали, что вернулся пророк в свои земли, другие утверждали – отправился по ледяным торосам туда, откуда пришла Великая ночь, третьи – что остался жить на одном из островов. Многие искали его обитель, хотели поставить храм на том священном месте, но так и не нашли.
Уже много веков не замерзают воды, но на северо-запад от островов не ходит ни один корабль. Поговаривают, что там, где море соединяется с небом, начинается мир, в коем людям нет места – одна лишь погибель.
Был случай – штормовой ветер пересилил поток от каменного ветродуя и от торгового каравана штормом отнесло несколько судов далеко за границу, очерченную столпами. Когда волнение моря стихло, корабли поставили паруса, чтобы присоединиться к остальным. Ни с того, ни с сего канули они в море, ушли на дно без малейших повреждений, словно морской демон утянул. Враз пропали, и не единой вещицы не всплыло на поверхность.
Салитэ вздохнула и прочитала заупокойную молитву. Вскоре и она присоединится к погибшим морякам. По таким, как Салитэ, не отправляют молебен в храме, не высвобождают душу для нового воплощения, чтобы та не принесла в этот мир болезнь. Старуху это не огорчало. Она бы никому не пожелала подобного существования, полного унижений и одиночества, тем более, дважды. Но Салитэ никогда не жаловалась.
Карисмус – человек просвещенный, не единожды не упрекнул прислужницу, более того, относился к ней, как и к другим жителям Тарниса. Долго он не женился, поначалу совсем на женщин не смотрел, но потом словно оттаял. Счастливый это был год, жаль, что один: умерла его жена в родах, подарив Карисмусу дочь.
«Лишь бы на ребенка не зыркали косо, в няньках-то – проклятая», – в который раз подумала старуха.
В общине конечно шушукались, каждый осенял себя знаком Лита, а то и вовсе замысловато сплетал пальцы, стараясь защититься, когда Салитэ проходила мимо, но очистительных костров уже давно никто не разжигал.
Запыхавшийся Карисмус – в последнее время стала его одолевать одышка – влетел во двор с сияющими глазами.
– Что случилось, хозяин? – удивилась Салитэ. – Что вас так обрадовало? И где рыба?
Карисмус хлопнул себя ладонью по лбу.
– Оставил у торговки! Велел выпотрошить, как ты просила, и посмотри, что обнаружилось внутри одной из рыбин.
Карисмус аккуратно вынул из кармана небольшой черный камушек.
– И что в нем такого ценного? – спросила Салитэ, после того как долго щурила подслеповатые глаза, чтобы рассмотреть находку.
– Это артефакт, редкая вещь. Я удивился, когда ощутил магические эманации от рыбьих кишок, и вот полюбуйся, какое диво там застряло. Но, похоже, это лишь осколок. Видишь, тут поверхность более темная и края неровные, а тут гладкая и скругленная.
Салитэ покивала, хоть ничего не смогла рассмотреть.
– Отнесу в кабинет и схожу за рыбой, – пообещал Карисмус.
Салитэ не стала расспрашивать хозяина, подумав, что камушек должно быть пригодиться ему в работе. Да и что могла понять неграмотная старуха из его объяснений.
– Хозяин, я могу сходить за рыбой, а вы посидите с девочкой.
Тот задумался на секунду, припомнил, как в прошлый раз без няньки ребенок исходил на вопли, и отказался:
– Нет, нет. Я сам схожу.
Салитэ улыбнулась, глядя, как хозяин спускается с холма. «Надо же, расшевелил его этот камешек, – подумала она. – Даст пресветлый Лит, перестанет хозяин тосковать и напиваться».
Да, поубавилось у Карисмуса жизнерадостности с тех пор, как умерла жена. Едва успевший воскреснуть огонек в глазах мага угас, а седые пряди резко выделились на фоне волос цвета воронова крыла. Впрочем, Салитэ не была уверена, что не существует иных причин для тоски, кроме смерти любимой. Карисмуса всю жизнь что-то терзало, по крайней мере, тот ее отрезок, что он провел на острове. Маг никогда не рассказывал о прошлом, оно ведь неспроста.
Карисмус всегда был порывистым и слыл натурой увлекающейся. С возрастом его характер мало изменился, а для Салитэ этот почтенный господин так и остался ребенком, каким показался ей при первой встрече. В самом деле, что такое двадцать с небольшим лет, если посмотреть глазами женщины, которая вполне могла бы уже иметь внуков, ниспошли ей Лит детей. С точки зрения одряхлевшей Салитэ, которая о своем возрасте могла судить лишь приблизительно, маг не особенно повзрослел и теперь.
Карисмус обернулся, помахал Салитэ и крикнул:
– Я быстро обернусь!
– Оно и хорошо, что сам пошел, – пробормотала прислужница, – меньше будут ныть мои старые кости. Обед, конечно, запоздает.
Старуха с кряхтением поднялась со ступеней, взяла Патрину на руки и вошла в дом. Салитэ с укором посмотрела на паутину, затянувшую углы под потолком. Не иначе как пауки только того и ждали, когда она станет немощной и не сможет, как раньше, управляться со всеми делами.
Медлительной стала Салитэ, все чаще хотелось ей присесть, а лучше прилечь да вздремнуть. То, что раньше делалось за несколько минут, теперь занимало у нее гораздо больше времени. Поначалу Салитэ все ждала, что хозяин ее выгонит, потому как работница она стала никакая, но Карисмус ни на что не обращал внимания. Он будто не видел засилья паутины, так же как раньше не замечал сверкающий чистотой дом.
