– Силой веры тот, кто служит Литу, получает дар исцелять.

– Понятно, – Анаис пожевала губу, прикидывая, возможно ли говорить со старичком, не касаясь религии. – Я знакома с литарийскими принципами и постулатами, – попыталась она прервать поток красноречия Рубиуса, дескать имею представление, в ликбезе не нуждаюсь.

– Как приятно встретить образованного человека! – восхитился он. – Сейчас покажу тебе кое-что.

Рубиус принес полотно, украшенное вышивкой, и расстелил на столе.

– Над этим трудилась моя жена, но не успела закончить. Не могла бы ты доделать работу?

Анаис пробежала взглядом по строчкам, увитым диковинными цветами:

«Бог есть Свет, дарующий жизнь. Бог есть Любовь, дарующая жизнь. Любовь и Свет – основа бытия. Человек есть отражение образа Творца в мире, наделенный бессмертной душой. Человек, живущий во грехе и не понимающий Бога в сердце своем, после смерти возрождается в новом теле до тех пор, пока бытием и верой не очистится в прозрении от греха – и лишь тогда сможет достигнуть Бога, слиться с ним в Сущности Его Духа и Разума. Сотворение новой жизни – величайший дар Лита, распространение Слова Бога Лита – святая обязанность каждого».

– Это Откровения – постулаты веры и заповеди Лита, что пришли в видении клирику Люминору. Позднее они были собраны в свод догматов под общим названием «Прозрение», – как по писанному отчеканила Анаис, продемонстрировав свои познания.

Рубиус прослезился:

– Сильна в тебе искра божья!

Анаис лишь отмахнулась, отчаявшись увести хозяина с опасного в Харанде пути проповедования литарийской религии.

– Сумеешь закончить вышивку? – спросил Рубиус.

– Э-э-э… трудно сказать, – честно призналась Анаис.

– Пойду составлю договор, – проигнорировал ее слова Рубиус, – а ты приступай. Вот нитки, иголки, в верхнем ящике комода найдешь пяльцы. Как твое полное имя?

– Анаис Кхакай.

По крайней мере, так было написано в документах. «Ну, влипла! – подумала девушка. – И оплату вперед взяла». Анаис прикрыла глаза и бросила мысленный клич о помощи. Оказалось, вышивать умела только бабушка Вергейра.

Когда вернулся Рубиус, гостья уже укрепила незаконченную вышивку в пяльцах и подобрала нитки нужных цветов.

– Вот, написал, – он положил перед ней договор о найме Анаис Кхакай для выполнения художественной вышивки с предоставлением в качестве оплаты крова, пищи и небольших карманных расходов. – Завтра сходим к нотариусу, он заверит подписи и рассчитает сумму налога.

Анаис расписалась и, тяжело вздохнув, принялась за работу. Она сосредоточилась на внутренних ощущениях, собирая по крупицам бабушкины знания. Легкое оцепенение, состояние полудремы, так легко возникающее после сытной еды, и покалывание в кончиках пальцев возвестили о появлении Вергейры. Анаис привычным жестом взяла иголку, вдела нить и сделала первый стежок. Работа спорилась: выплетались диковинные узоры, буйство красок заполняло канву, когда в дверь грубо постучали:

– Открывай, умалишенный болван!

Рубиус пожал плечами, как бы говоря: «Вот так всегда», – и отпер дверь.

***

Осматривать замок, в особенности его темницы, Анаис не планировала. Но по намекам охранников поняла, что ей на пару с Рубиусом предоставят оные помещения в пользование. На вопрос, чем она заслужила подобную милость, служители правопорядка огласили перечень, куда вошла порча городского имущества, торговля недоброкачественными малярными устройствами и участие в запрещенном вне стен храма литопоклонническом обряде.

– Однако… – только и смогла произнести она, сраженная числом и тяжестью свершенных преступлений. «Провела в городе каких-то полтора часа, а послужной список потянет на судебный многотомник», – с досадой подумала Анаис и недобро покосилась на Рубиуса. Он, конечно, никогда не лжет, да только окружающим нет дела до того, что говорит безумец.

То, что Рубиуса давно занесли в анналы истории как городского сумасшедшего, стало очевидно, когда дети принялись корчить рожи и дергать старичка за одежду. Взрослые не обращали на это безобразие никакого внимания, дескать, поделом. Рубиус мягко улыбался наглым сорванцам, и даже метко брошенный в голову камень не изменил его отношения к ним.

«Этот блаженный легко увильнет от суда, – подумала Анаис. – А вот мне это вряд ли удастся. Знала же, что в Харанде нужно держаться подальше от литариев!»

Чем ближе они подходили к замку, тем больше разрасталась толпа любопытствующих, и когда арестованных ввели во двор, он тут же заполнился горожанами. У распахнутых настежь ворот стражи не оказалось, и людской поток беспрепятственно затек внутрь. Анаис огляделась. Память кого-то из предков услужливо развернула перед ней картину: квадрат ночного неба в обрамлении серых каменных стен, а в северном крыле вход в подземелье и решетка над жаровней для пыток огнем. Девушке стало нехорошо, колени подогнулись, но в плотной толпе оказалось некуда падать.

Из кухни выскочили ошалевшие стражи.

– Господин Лебериус уехал, а госпожа приболела, – сообщил начальник караула, стараясь перекричать гул толпы. Потому стражники и расслабились: покинули пост. – Сегодня разбирательства не будет, – разочаровал он пришедших и елейным голосом обратился к старику:

– Добро пожаловать, Рубиус, давненько ты к нам не заглядывал, темница по тебе скучала.

Люди начали расходиться, но так неохотно, с таким разочарованием на лицах, что Анаис поняла – для них суд над сумасшедшим литарием излюбленное развлечение. Когда двор почти опустел, на втором этаже южного крыла с шумом распахнулось окно. Взоры не успевших разойтись с жадностью обратились туда.

– Хозяйка.

Анаис почудились нотки ужаса в голосе пожилой горожанки, что спешно осенила себя знаком Нэре и попятилась.

Женщина в густой вуали поманила начальника караула пальцем. Тот ушел в дом, а когда вернулся, велел вытолкать всех зевак и запереть ворота.

– Госпожа рассмотрит ваше дело, – сообщил он. – Обвинителей она просит прийти через час, а обвиняемые пока посидят в темнице.

Узкий каменный мешок, похожий на колодец, у стены одинокое бревно – вот и вся обстановка. Ни тебе цепей с оковами, ни… Что там еще бывает? Мало познавательно, в общем, не стоит потраченного времени. Анаис уселась на трухлявый ствол и тяжело вздохнула. Рядом пристроился Рубиус.

– Часто здесь бываешь? – спросила она.

– Приходится. Хочешь, скоротаем время за притчей?

– Благодарю покорно, не стоит.

– Очень поучительная история. Вот послушай, как мудрец литарий наставлял сына: будь безгрешным, чтобы не испытывать страха, будь благодарным, чтобы быть достойным, будь благоразумным, чтобы быть богатым…

Анаис прикрыла глаза в попытке отрешиться от происходящего. Под монотонный голос литария заснуть оказалось минутным делом. Но, войдя в экстаз, тот поднялся и громко, нараспев принялся читать Символ веры. Анаис вздрогнула и моментально проснулась.

– Клятвой обязуюсь вершить добрую мысль, клятвой обязуюсь вершить доброе слово, клятвой обязуюсь вершить доброе деяние, – закончил Рубиус.

«Сижу я сейчас твоими деяниями в каменном мешке, – с раздражением подумала Анаис. – Верно говорят: бесплатный сыр, тьфу ты, пирожки…» Додумать она не успела: распахнулась дверь и вошел стражник, чтобы проводить заключенных на суд. Кое-что делалось в Харанде очень быстро.

В покоях госпожи Лебериус оказалось на удивление прохладно, несмотря на то, что на улице жара достигла апогея. Сам воздух тут казался древним, как и камни, из которых много веков назад сложили замковые стены.

В массивном кресле восседала хозяйка. Ее лицо по-прежнему скрывала густая вуаль. По бокам стояли стражи. Анаис и Рубиуса вывели на середину зала. Только теперь она заметила, что у стены между окон сидят на низких стульчиках «маляр» с супругой. За столом, на котором лежала выпотрошенная сумка Анаис и ее документы, расположился писарь – щуплый человечек с колючим взглядом. Он обмакнул перо и приготовился вести протокол допроса. С первого же взгляда он вызвал у девушки неприязнь: «Мелкая сошка, мнящая себя чем-то большим».