Борис отложил рукопись. Теперь он знал, что делать дальше.

Следователь быстро собрался, запер кабинет, спустился по лестнице…

– Куда летишь? – спросил дежурный.

– В женский монастырь, – бросил на ходу Борис.

Дежурный что-то сострил за его спиной, Борис услышал хохот. И хлопнул входной дверью.

– Куда его везут? – крикнула Нина.

Бронированная машина с мигалкой остановилась прямо у лестницы. Из нее выскочило трое бойцов, они взяли Алексея в кольцо.

– Куда его везут?!

– Девушку вниз, – ожила и выплюнула фразу рация в руках усатого инспектора.

– Пройдемте со мной. За вами тоже прибыли. – Гаишник посмотрел в окно.

Нина проследила за его взглядом. На площадке у здания поста припарковалась иномарка представительского класса с тонированными стеклами. Увидев ее, женщина рванула дверь, выскочила наружу и понеслась вниз по лестнице.

– Стой! – метнулся за ней инспектор.

Поздно. Алексей обернулся на ее бег, но бойцы тут же стали впихивать его в машину, нажимая на голову. Он оказался внутри автомобиля, и машина сразу же отъехала с воем включенной сирены. Нина замерла на последней ступеньке.

– Вам туда. – Ее взяли под руку и подвели к черной иномарке.

Дверца открылась, Нина упала на кожаное сиденье.

– Нинка… Здравствуй, что ли… – произнес знакомый голос.

Нина повернула голову. Рядом сидел Кирилл Петрович. Она сжала губы и качнула головой: знал бы отец!

– Поехали! – дал команду адъютанту, и тот завел двигатель.

Какое-то время сидели молча. Женщину переполняла ненависть. Злоба была настолько сильной, что Нина чувствовала, сидя рядом с Бессоновым, холод, исходящий от его тела. Это была энергия его вины, во всяком случае, так ей казалось. Она вообще вдруг стала какой-то сверхчувствительной в эти дни…

– Нинка, ты меня не бойся, – заговорил генерал, – ты же знаешь, какую должность я занимаю. Я могу и уничтожить. А могу и новую жизнь дать. Нам бы только понять друг друга. Давай начистоту. На кого ты работаешь?

Она прыснула от истеричного хохота.

– Вы серьезно?

Генерал насупился. Ладно, плавали, знаем.

– Нина, – заговорил он усталым смягчившимся тоном, – я ведь понимаю, что ты не виновата. Что ж ты думаешь, я – бездушная скотина, что ли? Ты мне как дочь. Так и останется, даже если ты…

Нина молчала. Она размышляла. Из этой ситуации следовало извлечь хоть какую-то пользу.

– В общем, видишь, какая штука получилась. По нашим данным, камень больше восьмидесяти лет находился за границей. И это косвенно подтвердила экспертиза: в тобольском монастыре он оказался лет десять назад, не больше. Долго объяснять, там проверили кладку, известку и так далее… – Он помолчал, обдумывая, что говорить, а что придержать. – Нинка, это игра с большими ставками. Надеюсь, ты не вполне отдаешь себе отчет…

– Я все вам расскажу. Если вы мне пообещаете… – оборвала Нина.

– Говори.

Она сделала глубокий вдох:

– Я бы на вашем месте предпочла решить все полюбовно.

– Так я, собственно, о том же…

– Полюбовно, это значит – нужно пойти на компромисс…

– Компромисс? Что за условие?

– Везите меня к Андрею Пронину.

Генерал шумно и, как показалось Нине, искусственно вздохнул:

– Я понимаю. Ты думаешь, я бесчувственный солдафон? Но это невозможно… Он подозревается в краже бриллианта. Скандал, Нина… Пока я делу официального движения не дал… Но я не могу держать паузу долго. Я должен вернуть камень и наказать виновных…

– Никто не знает, где бриллиант.

Бессонов усмехнулся и грубовато взял ее за подбородок, развернув к себе лицом.

– А если ты ошибаешься? Лучше скажи сама, где он, пока не поздно.

Нина улыбнулась.

– А я не пророню ни слова, пока не увижу Андрея. И еще его…

– «Его»?

– Того человека, которого вы объявили моим похитителем. У вас богатая фантазия, я смотрю.

Она откинулась на спинку сиденья, глядя в окно.

– Значит… англичанин был прав… Ну что ж.

– Какой англичанин?

Бессонов не ответил. Прищурившись, он смотрел на Нину и раздумывал. Хотя решение созрело у него еще несколько часов назад…

Алексея втолкнули в подвал. Еще в машине ему завязали глаза. Это было даже лучше. Они не хотели, чтобы он видел, куда его везут. Значит, они действуют не в рамках закона. Так легче будет уйти…

Он шел, ступая точно в след впереди идущего человека. Точь-в-точь, соблюдая ритм его движений. Если копировать чьи-то движения, можно узнать чужой замысел. Мысли конвоира не отличались оригинальностью. Он был просто конвоир. От него ничего не зависело.

Алексей знал: за его спиной идут еще несколько человек. Они молчали, но ему нетрудно было понять, что их четверо. Опять же, по звуку шагов, по частоте дыхания. Да, из-за повязки он не мог видеть. Но вынужденная слепота лишь еще более сосредоточила его внимание.

Коридор, по которому они двигались, был узок, вдвоем здесь разойдешься с трудом. Это тоже хорошо.

Идти в полной тишине пришлось несколько минут. Значит, это изолированный коридор, не имеющий ответвлений. Отлично.

Но чувствовал он не только это. Энергетический поток идущего перед ним человека вмешивался в его собственный. Так обычно бывает, когда люди находятся на расстоянии вытянутой руки. Алексей мог считывать информацию о состоянии чужого организма, не прикасаясь к нему. Такого дара не было даже у его прадеда.

Впереди идущий был молод, лет тридцати пяти. Два перелома, рука в детстве и шея… Шея – около пяти лет назад. Да, судя по сдавленной форме позвонков, человек попал в дорожно-транспортное происшествие. Видимо, фронтальное столкновение, голова резко качнулась вперед. Здорово ему не повезло, полгода нетрудоспособности. У него, должно быть, нарушена чувствительность пальцев…

Те, что шли позади, представляли большую угрозу. Эти люди были сильнее и агрессивнее. Солдаты-наемники, живое оружие. Так…

Впереди обозначился тупик. Конец коридора Алексей почувствовал как вернувшийся удар потока. Конвоир звякнул замком, открыл дверь.

– Принимай, – сказал тот, что с переломом…

– Куда его? – прозвучал хриплый голос.

Алексей невольно подался вперед. Он почувствовал кровь, много крови, ее запах исходил от чужой обуви, от брюк говорившего. Вибрация его голоса выдавала лишь недавно потухший всплеск ярости… Неужели опоздал?!

– Да туда же.

Вновь звякнули ключи. Открылась другая дверь. Алексей ощутил присутствие смерти…

– Повязка, – попросил он.

– Тебе лучше не видеть, – ответили ему и втолкнули в комнату.

Дверь за спиной закрылась.

Он стоял на пороге. На глазах – черная повязка. Руки сцеплены наручниками.

Он сделал четыре шага вперед. И коснулся ногой распростертого на полу тела.

Алексей опустился на колени, наклонился и прислушался, стараясь уловить дыхание. Слабая, неуловимая для непосвященного, нить жизни еще привязывала человека к миру живых. Руки… Нужно было освободиться от наручников.

Он не сопротивлялся в тот момент, когда на него надевали браслеты. Бросил взгляд на них, запомнил конструкцию. Слава богу, это были обычные кистевые, а не пальцевые наручники, марки «Нежность» – у ветеранов МВД тоже присутствует чувство юмора.

Алексей сконцентрировался на кистях рук. Если попытаться их выкрутить? Он аккуратно, без резких движений, чтобы руки еще больше не распухли, стал ворочать кистями. Но быстро понял бесполезность затеи. Оставался другой элементарный способ. Но для его осуществления нужна была хотя бы скрепка… Или…

Он вспомнил о заколке Нины, которую закрепил на воротнике своей рубахи. Мешочек с травами он тогда отцепил. А вот невидимку забыл вернуть… Можно достать зубами…

После того как заколка оказалась на полу, он нащупал ее рукой и разогнул. Отмерил чуть-чуть, примерно три миллиметра, на конце, сделал сгиб в виде крючка. Развернул руки в наручниках так, чтобы они смотрели ладонями друг на друга, вставил крючок в скважину браслета и медленно повернул вокруг штифта, опасаясь налететь на фиксатор снизу. Все получилось. Нащупал и легко отжал защелку, удерживая ее, пока дуга не выйдет из замка. Наконец, запястье освободилось.