– Все хорошо. Бойцы, вы отлично справились с работой. Я – ваш генерал – приказываю вернуться назад. Езжайте прямо в центр Москвы, на Красную площадь. Когда услышите бой кремлевских курантов, вы ничего не будете помнить.
Это было поразительно. Нина не верила глазам. Десять бойцов послушно развернулись и стали удаляться от Алексея, который оставался на том же месте и пристально смотрел вслед уходящим.
Нина, осторожно передвигаясь, начала выбираться из кустов. Под ее ногами хрустнула ветка. Алексей резко обернулся и посмотрел на нее. Взгляд его черных глаз был чужой, страшный, тяжелый и властный.
Женщина выскочила на дорожку и побежала от него прочь.
Глава 4
– А еще клады в старину прятали не просто, абы как, а с зароком…
– С зароком? – переспросила молодая монахиня.
Мать Георгия и молодая послушница Анна сидели на задворках монастыря, у разрушенной стены. Здесь еще сохранились старые надгробия с витиеватой старославянской вязью, выдолбленной на каменных плитах, и царили безмятежность вкупе с тишиной. Анна и Георгия примирялись на древнем кладбище с миром живых и миром мертвых. Так и нужно…
Анна была из наркоманок, сюда ее привезли родители. От «бесовщины» монахини избавляли девчонку лютыми мерами: поливали ледяной водой во время приступов. Вот уже месяца два как девка выправилась, стала хорошая совсем, смирная. Георгия любила поболтать с ней о том о сем. Анна охотно слушала ее сказки…
– А так. Заклинание делали словесное. Хорошо, если на хозяина клада. А то, бывало, сделают заговор на того, кто этот клад случайно найдет. И тогда пиши пропало.
– А зачем так делали, мать Георгия?
– Ну как же! – поразилась та ее несообразительности. – В старину-то, поди, банков не было, никаких тебе дьявольских ухищрений, как сегодня… эти… электро-деньги…
– Ты про денежные переводы, что ли?
– Ну да. Все золотом при себе купцы возили. А разбоя хватало всегда. Вот и приходилось зарывать и прятать клады. А заклинания сильные делать умели. Даже, не поверишь, мне бабка одна сказывала, умели заговаривать на несколько голов. То есть клад достанется тому, кто сверх того числа. Вот, к примеру, загадают «на сорок голов»: все – сорок кладоискателей найдут только смерть. А сорок первый получит клад беспрепятственно.
– Ого! – удивленно воскликнула девушка.
– Вот тебе и «ого»… Мне старушка одна тоже еще рассказывала, что ее бабка видела. Да ты не поверишь…
– Поверю, мать Георгия! Я тебе теперь знаешь, как верю!
Девушка глубоко вздохнула. Страшно и жутко ей было поначалу в монастыре. Чему приписывать свои виденья, она не знала. То ли ломке – на игле она сидела уже пять лет, и все в монастыре поначалу были уверены, что осталось ей немного, – то ли, в самом деле, бесы ее искушали… Если б не доброта Георгии, наложила бы на себя руки. Старушка заговаривала ее, отвлекала.
– Так вот. По ночам над местом, где клад схоронен, будто свечка горит. А то, бывает, и икона привидится с лампадкой. И тут надо быстро сказать: «Аминь, рассыпься!» Тогда клад сам наружу выйдет. Только чаще клады те не к добру.
Григория вспомнила про проклятый голубой бриллиант и перекрестилась. Все-таки следовало бы поговорить с настоятельницей. И все ей рассказать…
– Бабушка, а вот если клад заговоренный, то неужели нельзя его расколдовать? Ну, снять программу, понимаешь?
– Знающие люди могли. Те, кто сам якшается с духами, кто с ними в сговор вступить может… прости, Господи. Дух по имени Блуд заставляет человека блуждать без толку. А Дух по имени Мара насылает на людей всякие страхи. А еще есть дух Ховала, он с двенадцатью глазами. Взглянешь, и ослепнешь ночью. Так что, перед тем как откапывать «нечистый» клад, нельзя ни молиться, ни креститься. Загубят эти духи человека моментально. А если человек все-таки нашел клад, нельзя его брать голыми руками и лучше – сбоку, а не сверху… Так что сначала, перед тем как начать искать, нужно узнать все: на кого клад заговорен, как зарыт и каким образом его взять можно без риска для себя. Понимаешь?
– Так могли расколдовать-то?
– Могли. Я тебе секрет скажу. А ты никому, смотри, не передавай.
– Обещаю! – глаза девушки заблестели.
Георгия умилилась – полюбила ее, как дочку, своей-то Бог не дал…
– Ну, так вот. Есть щапец-трава. Ее выкапывали на Иванов день. Потом брали воск воскресной свечи, взятой в церкви на Пасху. Потом – корень щапец-травы и делили его на две части. Одну половину очерчивали воском свечи и клали на место, где примерно по слухам и спрятан клад. А вторую половинку тоже делили пополам. Одну часть прятали на ночь под подушку, а вторую привязывали чистым белым платком к сердцу. Во сне клад сам приходил. Оставалось только идти и копать. Потому как связаны в одно: земля, корень травы и воск свечи. Это – чтобы найти.
А вот чтобы освободить клад от замка заклятия, тут другие травы нужны. Есть такая плакун-трава. Растет по берегам рек. Вымахивает аж выше роста человека. Знахари корень той травы выкапывают на заре Иванова дня, в другое время он бессилен. Потом несут к нам в храм, держа в руке, вытянутой на восток. При помощи этой травы кладоискатели заставляют плакать и покоряться служителей тьмы. А еще есть трава Петров крест. Кустики такие по полметра высотой. Их копать надо между заутренней и обедней молитвами на Ивана Купалу. Еще есть разрыв-трава. Рвет она любой запор. Бывало ведь, сундуки железные запирались заговором на вечные века, а ключи выбрасывали в реку или болото. Нипочем такой сундук не открыть. Вот потому и нужна разрыв-трава. Только найти ее могут не все знахари…
– А как же папоротник? Я у Гоголя читала…
– Папоротник, конечно. Только ведь у него тысячи видов. А годится лишь один.
– Какой, бабушка?
– Женский папоротник, или кочедыжник. Он-то и цветет раз в году, на Иванов день. За пять минут до полуночи из куста кочедыжника появляется цветочная почка. Она растет на глазах. И вырастает в полночь. Тут она с треском разворачивается в алый цвет. То не просто цветок, а свет, огонек такой, девка… Только вот увидеть его редко кто может. На миллионы мужского папоротника лишь один-два женских…
Анна слушала с любопытством. Кажется, она уже никуда не собиралась бежать, вот и хорошо. И слава Богу… Куда бежать от самой себя?..
– А откуда ты столько знаешь всего, бабушка? – с наивной улыбкой спросила послушница.
– Знаю, милая. К нам в храм люди всякие приходят… Да и росла я в деревеньке одной, тут, на Тоболе. О той деревне я тебе еще такого могу рассказать! Года не хватит. Чудные там люди живут, милая. Они все травы знают, и лечебные, и от злых духов, и такие, которые клады находят…
– А вот наш-то клад, камень-то тот, что нашли недавно? Не они ли это помогли?
Георгия задумалась, стоит ли все говорить. Появление этого камня в стенах монастыря было, конечно, загадкой для всех. Но она-то, Георгия, точно знала…
– Нет, милая. Это мне неизвестно. Скажу лишь, что камень уже хранился в нашем монастыре почти сто лет назад. Сестрица моей мамки была тут старшей. Она помогала ссыльной царской семье. Продукты им посылала, утешала. А однажды Александра Федоровна передала ей этот бриллиант во время церковной службы. И записочку – куда его доставить и с кем…
– Мать Георгия! – услышали обе монахини грозный окрик за спиной.
Совсем рядом стояла Феодора.
– Поговорить надо. Идем-ка, мать Георгия…
Глава 5
Деревня осталась позади. Борис вывел машину на кое-как заасфальтированную дорогу и вздохнул свободно: он все еще не мог избавиться от ощущения, что побывал в другом измерении.
– У меня вопрос один. Что все это значит? – резким тоном спросил следователь у Конина.
Краевед откинулся на спинку сиденья и утомленно смотрел прямо перед собой на уходящее под колеса дорожное полотно. Под глазами у него появились темные круги.
– Я не буду спрашивать, зачем вы следили за мной, – тихо начал он, – это ваша работа. Я даже рад, что все вышло именно так. У меня гора с плеч. Только обещайте, что, пока я не расскажу всего, это останется между нами.
