— Заткнись, — бросил парень.
— Не надо истерик, — не оборачиваясь, попросил мужчина.
— Разве можно так обращаться с беззащитными женщинами? — всхлипнула Нина Николаевна. Убивать и грабить не будут, это она уяснила, но надо же при такой ситуации попытаться выяснить еще хоть что-нибудь. — Если тронете, я закричу!
— Помолчи, — брезгливо бросил мужчина. — Мужу-рогоносцу будешь заправлять арапа про то, как сохранила фигуру. Если он совсем дурачок, то поверит, а дочку твою мы и так сможем, когда захотим.
Слезы бессильной злости потекли по щекам Филатовой, оставляя черные дорожки оплывшей туши.
— Хам! — не помня себя, выкрикнула она.
— Заткнись! — угрожающе придвинувшись, повторил парень.
Взглянув в его лицо, Филатова поняла: с нею не шутят…
XX
Филатов сидел в кабинете, когда опять позвонил знакомый баритон. Вежливо поздоровавшись, он осведомился, чем намерен заниматься сегодня вечером Николай Евгеньевич и не будет ли он так любезен принять у себя дома гостя.
— Какого гостя? — насторожился Филатов.
— Занесут бумаги, — лаконично пояснили ему.
— А кто зайдет? — быстро спросил Николай Евгеньевич, прикидывая, как избежать назойливого любопытства жены.
— Приличный молодой человек. Всего доброго.
Жена, на его счастье, собралась встречать дочь, отправившуюся сегодня в гости. Николай Евгеньевич, узнав об этом, вдруг разозлился: все развлечения на уме, доразвлекалась уже один раз, неужто мало? Но зато отпала необходимость волноваться по поводу ее ненужного любопытства.
В ожидании обещанного визита, интересовавшего и пугавшего его одновременно, Николай Евгеньевич слонялся по квартире, проводя пальцем по тщательно протертой приходящей домработницей мебели — нет ли пыли? Потом начал дразнить старого попугая. Птица разозлилась, пришлось накинуть на клетку темный платок.
«Вот и я так же, — выходя из комнаты, подумал Филатов. — Только его, беднягу, посадили сюда силком и решетка вполне реальная, а я сам залез в клетку, незримую, но, пожалуй, более страшную, чем его…»
Размышления были прерваны звонком в дверь. Николай Евгеньевич поплелся открывать.
В прихожую вошел молодой парень лет двадцати, рослый, чуть не на голову выше Филатова. На плече сумка.
— Просили передать, — вместо приветствия сказал он, доставая из нее большой пакет.
Мгновенье поколебавшись, Николай Евгеньевич взял — ему было профессионально любопытно, что придумали дружки обладателя оперного баритона, как хотят изменить планы?
— Пойдемте, — бросил Филатов незваному гостю и прошел в кабинет. Уселся за стол, вскрыл пакет. Краем глаза заметил, что парень присел на кончик стула. Это Николаю Евгеньевичу понравилось — не развалился, как у себя дома. Попробовать поговорить с ним, узнать, от кого он, с кем знаком? Глядишь, потянется ниточка к загадочному баритону. Нет, не стоит: ничего этот лоб не скажет, иначе его не посылали бы сюда.
Принесенные выкладки и расчеты поразили Николая Евгеньевича дьявольской экономической изощренностью и доскональной осведомленностью о положении дел его треста, свободным владением тонкостями строительной технологии, безошибочным определением узких мест. Тот, кто подготовил цифры, знал дело блестяще. Филатову стало даже страшно: если все сделать так, как хочет обладатель бархатного баритона, то неведомые люди — теперь он был убежден, за баритоном стоит целая группа людей, — получат возможность украсть у государства миллионы.
— Вы когда-нибудь слышали о том, что план может сам стать тягчайшим преступлением? — сдернув очки, Филатов упер взгляд в парня. — Знаете, что вы принесли?
— Я? — парень совершенно искренне удивился. — Не знаю. Просили вас ознакомиться, все ли так, и вернуть.
— Ознакомился, — вымученно улыбнулся Николай Евгеньевич. — Возьмите. Что еще просили передать?
Филатов не сумел сдержаться, и последний вопрос прозвучал с издевательской интонацией. Гость это почувствовал.
— Передали, что упрямиться не стоит. У вас, кроме дочери, есть сын…
— Хватит! — хлопнул ладонью по столу Николай Евгеньевич, но, быстро овладев собой, буркнул: — Извините… — и повел гостя к выходу.
Зажег свет в прихожей — быстро стемнело, даром что летнее время, — начал возиться с многочисленными запорами на двери: Нина Николаевна панически боялась воров.
— До свидания, — сухо сказал Николай Евгеньевич, распахивая дверь на лестничную площадку. Парень прошел мимо него, обдав запахом табака и дешевого одеколона.
Тихо притворив дверь, Филатов обессиленно прислонился к ней спиной.
XXI
Ирина словно закаменела. Нина Николаевна потихоньку положила ладонь на сцепленные пальцы дочери. Не меняя позы, Ирина сбросила ее руку. Тогда Нина Николаевна подтянула к себе сумку, щелкнула замочком, достала валидол. Сунув под язык таблетку, она спросила.
— Долго нам так сидеть?
Вопрос остался без ответа. Нина Николаевна откинулась на спинку сиденья, полуприкрыла глаза. Парень забеспокоился, сунул в салон голову, вглядываясь в ее лицо.
— Думаешь, помирает? — хохотнул мужчина на переднем сиденье. — Такую стерву отбойным молотком в лоб не убьешь.
Нина Николаевна собиралась достойно ответить, но тут в воротах гаража мелькнула тень, послышался тихий разговор.
— Все, бабоньки, до скорого, — выбираясь из машины, пообещал мужчина. — Ключики у гаража положим.
Он быстро вышел, за ним последовал парень, стоявший у дверцы их «жигулей». Вскоре где-то неподалеку заурчал мотор отъезжавшего автомобиля.
Нина Николаевна достала зеркальце, поправила волосы, вытерла подтеки туши на щеках. Приведя себя в порядок, приказала дочери:
— Дома ни слова! Иди подбери ключи…
XXII
Выйдя из подъезда, Фомин, как и наказывал Виктор Степанович, направился в сторону центра. Буквально через сотню метров его обогнал знакомый синий «жигуленок» и притормозил у кромки тротуара. Юрка сел.
— Ты домой? — выруливая в левый ряд, спросил Виктор Степанович. — Могу до центра подбросить, а дальше извини… Как мужичок, что сказал?
— Дерганый, — пожал плечами Фомин. — Читал бумаги, считал на калькуляторе, потом снял очки и говорит, что план может быть преступлением.
— Молодец! — засмеялся Виктор Степанович. — Что еще?
— Орал «хватит», когда я ему про дочь и сына сказал.
— Не любит, подлец, — процедил Виктор. — Пакет вернул?
— Ага, — Юрка приподнял сумку на коленях.
— Давай пакет, а сумку оставь себе, пригодится, — держа руль одной рукой, Виктор Степанович взял пакет, сунул его под себя, плотно припечатав бумаги задом, вынул из кармана пиджака конверт, бросил Юрке. — Твой гонорар. Я тебя здесь сброшу. Ну, давай, позвоню…
Юрка пожал его твердую, как деревяшка, ладонь и вышел.
Мимо прокатил троллейбус с ярко освещенным салоном. Фомин успел разглядеть номер маршрута: троллейбус шел почти до Жоркиного дома. Поехать? Зайти побалакать о том о сем, заодно порасспросить.
Когда Жорка открыл дверь, Юрка сразу заметил, что тот сильно навеселе. Пройдя в комнату, Фомин с усмешкой глядел, как хозяин безуспешно пытается прикрыть разбросанные по столу листки писем газетой.
— Не суетись, — Юрка плюхнулся в старое кресло. — Я все знаю.
Жорка, не оборачиваясь, глухо спросил:
— Что знаешь?
— Про письма. Как ты несуществующие долги просишь вернуть. Зачем надрался?
Жорка медленно провел ладонями по лицу, словно стирая с него налипшую паутину, прошаркал к стулу, тяжело сел. Достал стоявшую около ножки стола початую бутылку коньяка, налил в грязный стакан, жадно выпил.
— А так жалостливей, выходит, — хрипло пояснил он. — Слезливей, что ли? Нужные слова как будто сами выскакивают.
— Зачем эти письма? Разве Виктор тебе не платит? — удивился Юрка.
— Ты пришел узнать, сколько мне дают? — криво усмехнулся Жорка. — Выясняешь, не продешевил ли?