Он ждал ответа.

Симон был в панике. Он нашел Уорвика вовсе не через приятеля, но как отнесется мистер Каванаг к его признанию, что он лично знаком с людьми такого сорта? В то же время он боялся лгать Американцу. Уорвик и раньше выполнял конфиденциальные поручения Симона. У него, конечно, мелькнула мысль о том, чтобы назвать вымышленное имя, но он почти не сомневался в том, что обман вскроется. Достаточно было посмотреть на Американца, чтобы убедиться в этом.

Впервые в жизни Симон вынужден был признать, что самый безопасный и к тому же единственной приемлемый для него вариант — это сказать правду.

— Мм… я обратился к нему напрямую, сэр, — вымолвил он.

Американец что-то записал в своем блокноте. Джек Каванаг был все так же мрачен, но ничего не сказал.

— Полное имя этого человека?

— Уорвик ОʼКоннор.

Те поручения, которые Уорвик выполнял для Симона, по большей части были связаны с проблемами его приятелей, попавших в переплет. Ставка Уорвика составляла пятнадцать тысяч долларов, если речь шла о том, чтобы заткнуть кому-то рот — как, скажем, той девчонке, из-за которой у них могли быть неприятности. Это была хорошая цена, устраивающая, если быть точным. Как правило, Уорвик брал половину суммы авансом. Симон вдруг задался вопросом, известно ли Джеку о том, что его сын заплатил Симону в общей сложности пятьдесят тысяч. Дополнительную сумму, которую Симон предусмотрел для себя, можно было считать административными расходами, но Джек мог посмотреть на дело иначе, особенно с учетом того, как складывалась ситуация. Симон даже подумал о том, не вернуть ли те тридцать пять тысяч, что он запросил сверху. На самом деле ему совсем не хотелось расставаться с этими деньгами.

Симон решил рассказывать только то, о чем его просят.

— Итак, вы имели дело с Уорвиком ОʼКоннором напрямую, — подытожил Американец.

Симон кивнул.

— А Дэмиан?

— Дэмиан никогда с ним не встречался…

— Хорошо, — перебил его Джек Каванаг. — Значит, других концов нет? Только ты и этот Уорвик — больше никто не замешан?

Симону стало неуютно при упоминании о «других концах», но он снова кивнул.

— Что за записывающее устройство было у женщины? — задал Американец очередной вопрос.

Симон выглядел совершенно растерянным.

— Я никакой видеокамеры не видел. Думаю, ее и не было. Но… мм… на вечеринке она пользовалась мобильником, и я видел, как она им снимает. Так что это вполне могла быть видеокамера телефона.

— Хорошо. Будем надеяться, что запись низкого качества. А вы помните марку и модель телефона?

— Мм… нет. — Симон не обращал внимания на мелочи. По крайней мере, при таких обстоятельствах.

— Нам нужно найти телефон. Вы знаете, где он сейчас может находиться? — Американец исподлобья взглянул на Симона.

Тот закусил губу:

— Я его разбил. Увидев, что она снимает, я выхватил у нее аппарат и наступил на него ногой.

Американец продолжал записывать.

— А что потом было с телефоном?

— Он был сломан, и я его выбросил, — объяснил Симон.

Американец посмотрел на него, как на слабоумного.

— Значит, вы видели, что на вечеринке женщина снимала на видео, и вы «наступили» на ее телефон. Вы что же, не потрудились проверить, есть ли в памяти аппарата какой-либо компрометирующий материал, прежде чем выбросить его? Вы не проверили, сохранилась ли в нем запись, или, может, женщина успела отослать какие-то сообщения?

Симон почувствовал, как кровь отхлынула от лица.

— Нет, сэр. Аппарат был сломан. Я просто избавился от него.

— Куда вы его выбросили?

— В мусорное ведро в доме.

Джек Каванаг с силой ударил кулаком по столу, так что Симон в испуге подскочил в кресле. Сердце у него забилось еще сильнее. Он чувствовал себя приговоренным к повешению перед казнью.

— После вечеринки вывозили мусор? — обратился Американец к Джеку.

— Да. Эстель, горничная, выносит мусор ежедневно. Его давно уж нет, — с явным недовольством произнес мистер Каванаг.

— Есть ли вероятность, что она или кто-то из обслуги нашел запись?

— Нет, нет, — попытался заверить их Симон. — Телефон был разбит вдребезги, клянусь. Никто бы не смог им воспользоваться.

— Нам необходимо выяснить, что именно было записано на телефон, — сказал Американец. — И если там был некий компромат, не был ли он отослан кому-нибудь.

— Но я даже не представляю, как такое возможно, — взмолился Симон. — Телефон был разбит. Я просто не подумал…

— Да уж, это точно, — прошипел Джек Каванаг.

— Позвольте, я займусь этим, — взглянул на него Американец.

Мистер Каванаг был вне себя от ярости. Он указал пальцем на Симона. Если бы у него в руках оказался пистолет, он бы, не колеблясь, нажал на спусковой крючок, Симон в этом не сомневался.

— Раз ты не соизволил явиться ко мне, когда возникла проблема, угрожающая безопасности моей семьи, теперь на тебе лежит ответственность за благоприятный исход, — мрачно произнес мистер Каванаг. — Только так ты сможешь вернуть мое доверие, Симон. В этот уик-энд приезжает человек из Мумбая. Он будет введен в курс дела и свяжется с тобой. Боб проследит за тем, чтобы ты был под рукой. Ты расскажешь Бобу все, повторяю, все, что тебе известно об этом Уорвике ОʼКонноре, который вздумал шантажировать мою семью. Все. Все, что знаешь об этой видеозаписи, о тех, кто был снят, о том, чем они там занимались, и как запись могла оказаться в чужих руках. Ты расскажешь Бобу все об этих людях и о том, что там делал мой сын.

Американец сидел молча, с раскрытым блокнотом в руках.

— Я не хочу, да и ни к чему мне знать детали. Ты все расскажешь Бобу и выслушаешь то, что он скажет.

— Мм… да, сэр, — с запинкой произнес Симон.

— Я дам инструкции и распоряжусь насчет денег, а ты доставишь их ему лично. Боб будет контролировать процесс, чтобы не было ошибок. Все ясно? — Симон не ответил. — Я спрашиваю, все ясно?

— Мм, да, сэр, все ясно. Но… как он выглядит? Как я узнаю…

— Не хочу слышать никаких вопросов от тебя — только ответы. Ты дашь Бобу всю информацию, которую он попросит. Я не хочу знать никаких подробностей грязной истории, в которую вы с моим сыном влипли. Оставляю вас двоих беседовать дальше.

Джек Каванаг поднялся из-за своего массивного стола красного дерева.

— Я очень разочарован, Симон. Очень разочарован. И запомни: ни с кем об этом деле не говори, никогда. Даже со мной, если только я сам не спрошу. Это понятно?

Симон кивнул:

— Да, сэр, понятно.

— Если я узнаю, что ты был не до конца честным здесь со мной и мистером Уайтом или что ты проговорился кому-то об этом разговоре… Что ж, думаю, мой сын будет очень огорчен потерей друга.

Симон получил инструкции, и Джек Каванаг оставил его наедине с Американцем, его блокнотом и ощущением, что все происходящее было более чем серьезно. Симон понимал, что ему придется рассказать все начистоту. На одном обаянии из этой ситуации ему было не выкарабкаться.

Было уже восемь вечера, а Мак все сидела в детской спальне покойной Меган Уоллас, беседуя с ее безутешной матерью и просматривая альбом за альбомом с семейными фотографиями. Она ловила себя на том, что ее все больше засасывает горе этой женщины. Все эти фотографии Меган — вот она еще младенец, вот делает первые шаги, вот идет в первый класс, — они не помогали расследованию. Разговор ушел в никуда, но Мак уже не могла прервать его. Казалось, этой женщине было необходимо ее присутствие. Ей просто хотелось, чтобы рядом был кто-то, кто слушал бы ее рассказы о дочери. Хотелось, чтобы кто-нибудь рассматривал эти альбомы, видел Мег такой, какой ее видела она.

Мак покосилась на настенные часы и ужаснулась.

Черт.

В восемь часов они с Энди должны были встретиться за ужином в ресторане «Айсберг». Она уже опаздывала на полчаса, и при этом так и не получила того, ради чего пришла в этот дом. Нужно было закругляться.