Будильник показывал 8 часов 15 минут.

Хозяин квартиры, Иван Терентьевич Семушкин, нашарил ногами тапочки, запахнул халат и, с сожалением глянув на недописанный лист, подался на шум. «Правила техники безопасности при использовании роботокомплексов в быту» — труд, начатый им два года назад, — был снова отложен. Откровенное невезение, если не сказать больше. А ведь ему постоянно мешали. Но когда-нибудь это должно кончиться!

Иван Терентьевич опешил, попав в пыльный солнечный столб. Натуральные солнечные лучи — и где?! В прихожей! Да, но этим-то как раз и не смеют похвастать нынешние квартиры.

Он зажмурился: сквозь фильтры ресниц виднелась перина облаков. Под шлепанцами захрустела россыпь мелкого бетона. «Метеорит, однако, мог бы сработать поаккуратней», — посокрушался про себя Иван Терентьевич. В том, что здесь накуролесил шальной метеорит, он ничуть не сомневался. Уж больно неровной вышла дыра.

В поисках небесного безобразника Семушкин держал путь на кухню: скрежет проистекал именно оттуда. Ванная, туа…

Редкий смертный эпохи скоростей и нервов не растерял бы самообладания при виде столь беспардонного злодейства. Вот и наш Иван Терентьевич не совладал с эмоциями — вспыхнул от негодования,

обронив при этом на пол аглицкие, с позолотой в оправе очки:

— Что это вы себе позволяете?..

На кухне и в ванной одновременно вспыхнул и погас свет — сиреневый робот, раза в полтора выше и массивней хозяина, выжидательно замер, попридержав в правой клешне выдранную проводку. В его вызывающей позе сквозило недовольство: мол, занимайтесь своим делом и не суйте нос в чужие.

Иван Терентьевич примерно так и понял, посему отступил на шаг, а затем и вовсе прислонился к стене, потеряв дар речи. Право, было от чего…

Сразу за роботом поперек кухни покоился смятый в гармошку холодильник. И не просто лежал, а купался в луже наваристого борща. Компанию ему составило все то, что еще полчаса назад называлось самоваром, миксером, тостером и кофеваркой.

— Ой! — вырвалось у робота; беднягу скрючило в три погибели, а у Ивана Терентьевича перехватило дыхание, ибо обозрел он всю кухню разом. То ли «волновики» покуражились над «металлом», то ли ураган над мелководьем реки жизни пронесся. Вселенский хаос в быту. Кухонный гарнитур «Хозяюшка» стал похожим на детский конструктор «Разбери сам». Тут и там из-под обломков фарфора выглядывали беззубые вилки, сплющенные кастрюли, миски. Лишь чугунная сковорода выхвалялась безупречностью формы.

Робот выпрямился.

— Вы только не кипятитесь понапрасну, — возговорил он и, по нерасторопности, неуклюжести своей раздавил хозяйские очки. — Я все растолкую подробно — лишь управлюсь с квартирой.

Последовал рубленный, выверенный взмах манипулятора — и проводка оборвалась где-то под потолком. Обои разбежались бумажной бахромой, посыпалась штукатурка. Робот уверенно продолжал действо, считая разговор законченным.

— П-погодите, так вы не из этих, к-как их? — Иван Терентьевич полез в карман халата за успокоительным. — Я… мы ждали сантехника. И это что, капитальный ремонт? Э-э, позвольте, но ведь дом еще совсем новый!.. Вы — не из домоуправления! — догадался Семушкин.

Отполированная голова исполина без малейшего скрипа отринула чужие домыслы: «Поясню позже, потерпите самую малость. Ой!..»

Хозяин едва успел отпрыгнуть к стене, когда сиреневая громада, начав от входных дверей, вспорола линолеум и пошла плясать по прихожей, оставляя за собой рваные борозды. Красивый был линолеум, под паркет.

Минуту спустя робот уже хозяйничал в зале. Среди звуков, сопутствующих погрому мебели, отчетливо слышались короткие «ой!». Чем чаще гость ойкал, тем быстрее мелькали его манипуляторы и полированные колени, о которые крушил он мелкую утварь. Секция развалилась гораздо быстрее, чем ее достали, не выдерживало натиска стекло. Когда робот повис на хрустальной люстре с явным намерением покачаться, она рассыпалась на сотни махоньких брызг.

Иван Терентьевич растерянно уставился на свою давнишнюю свадебную фотографию — под стеклом и в рамке карельской березы. Варвар сшиб ее со стены: печальный треск, прощальный звон. Мало того, рифленые подошвы погромщика обратили снимок в жалкий мусор, годный разве что на ужин утилизатору. Левый глаз супруги, Марии Павловны, казалось, многообещающе сощурился… О ужас! И никого вокруг, кто посмел бы одернуть эту сиреневую железяку. Да что там одернуть?! Хоть бы один свидетель был!

Магический взгляд. Он не давал Ивану Терентьевичу покоя. Он притягивал к себе, он излучал гнев. И супруг Марии Павловны выступил супротив недруга, осерчал всерьез, в глубине души поражаясь своей разудалой смелости. Бросился Иван Терентьевич в атаку да так и повис на правой клешне неприятеля.

— Не мешайте, не то стукну ТОКОМ, — пообещал робот и, ничуть не таясь, сокрушительно и мощно ойкнул. Какой-то недуг ел его изнутри, не жалеючи.

Нельзя сказать, чтобы хозяин квартиры слыл любителем острых ощущений. Он поблагодарил за предупреждение (обошлось, правда, без желтой карточки) и ретировался из зала, поперед того затолкав под вездесущие обломки клочки фотографии. Особо тщательно тот, с укоризной во взгляде.

Эх, где только наше не пропадало?

Семушкин обрадовался внезапной тишине. Наконец-то! Но у пришельца были несколько иные планы. Машина восстала на машину: подошла очередь радиоэлектронной аппаратуры.

Взорвался телевизор (на семьдесят две программы), рассыпался магнитофон (на сто шестьдесят дорожек), последний раз полыхнула цветомузыкальная пирамидка (восемь цветов сразу), от проигрывателя уцелела крышка (одна).

Вот тут и заело. Сиреневая громада вдруг покачнулась.

— Не балуй… я сказал — не трожь! — неожиданно заговорил робот сам с собой. — Ну же! Это очень нежные фильтры. Не озоруй и выхода не касайся, слышишь?! Спалишь миллиом…

Иван Терентьевич невольно поискал глазами третьего, с кем будто бы переговаривался непрошенный гость. Да нет, никого, кроме них. К тому же, один из двоих одним протектором — явно ступил в мир иной.

Так и есть: робот загремел на пол, по сиреневому корпусу его завихрились голубые искорки.

— Р-розетка… Провод, — с видимым усилием произнес поверженный великан.

Семушкин подхватил протянутую вилку, потащил за собой:

— Сюда?

— Ско-рей…

Исполин опробовал подвижность суставов, сел, подобрав протекторы, шумно выдохнул. Как человек, которому предстояло ложиться на операцию, а аппендикс рассосался.

— Порядок, — молвил он, — ничего страшного: маленькое короткое замыкание. Всего лишь. Ну, а теперь за мной! — Робот оставил зал и переметнулся в спальню. И Иван Терентьевич беспрекословно поплелся за ним.

Три минуты потребовалось на спальню и две — на детскую. Через пять минут квартира приняла, наконец, вид, который удовлетворил его сиреневость.

— Поспел, хвала Аккумулятору. Садитесь, говорить будем. — Сказав это, робот выудил из багажного отсека точную копию себя. Отсек тот находился на груди слева, где у нас, людей, грустит и тревожится сердце. Роботенок (ну, вылитый папаша!) оказался росточка малого, чуть меньше обувной коробки. Он мастерил! Что бы вы думали? Изящную копию себя, по размеру собственного багажного отсека!

— А не рановато ли ты, Виртик, зачал себе подобного? — осуждающе заметил великан крохе. — Дайка его сюда, после доделаешь. Глянь, сколько работы привалило!

Малыш, едва очутился на полу, взялся за сборку кресел.

— Славный мальчуган, не правда ли? Чуть в лом меня не отправил. — Робот пригладил голову, как если бы там и вправду росли волосы. — Стоит ли говорить, что мы не здешние… как вы сказали? Сантехники?.. В спешке я даже позабыл представиться: Клавик с планеты Достославик.