«А, собственно, так и есть… Я для него — почти что неандерталец!» — потерянно заключил Лейтон, и даже любимая полулежачая поза в бортовом кресле, здесь, почти дома, в рубке пограничной станции, не доставляла ожидаемого удовольствия.

«Как у них все изменилось! Каких-нибудь двадцать лет — а этот птенец вскормлен на новых истинах!»

Но даже не сами по себе перемены огорчали — не то, что вместо мощного передвижного пункта по борьбе с астероидами была здесь теперь обычная захудалая погранстанция! А вместо прежнего штата сотрудников, положенного для всякого аннигиляционного пункта — тех, что провожали его двадцать лет назад, — один единственный желторотый практикант! Огорчали не перемены. А то что он, Лейтон, воспринимал эти неизбежные новшества болезненно — как самый обычный негативно настроенный консерватор. Черт побери! Во всем виноват мальчишка! Его школярская убежденность в правоте своего века рождала естественный дух противоречия.

Лейтон устроился поудобнее и, насвистывая модный когда-то мотивчик, принялся отыскивать утешительные моменты в окружающей обстановке.

Станция была почти заново перестроена. Но рубка слежения оставалась прежней — как символ неизменности и постоянства всего, что Лейтон оставил дома. Пусть там без него все черт знает как изменилось, но он верил, что обязательно найдется где-нибудь вот такая рубка, которая будет связывать его с прошлым… Как сейчас это знакомое кресло и ничуть не изменившиеся экраны слежения.

Заработала сигнализация. На главном экране вспыхнула яркая точка астероида.

— Большой! — с волнением в голосе сказал Наута. — Через час окажется в зоне захвата.

Лейтон подавил возмущение. С этим он смириться не мог. Сколько бед наделали астероиды в его время! А теперь… Какой-то мальчишка показывает ему инструкцию об охране естественных космических тел. Додумались! О борьбе с ними и девизе «За чистоту космоса!» — никто уже и не помнит!

— Сохраняете! — все-таки, не сдержавшись, буркнул Лейтон, позволив себе впервые высказаться вслух.

В раскосых глазах практиканта мелькнуло растерянное детское удивление.

— Что открыли вы за двадцать лет кроме гипотез? Что ценного в этих булыжниках?

Оторвавшийся от расчетов Наута, словно недоумевающий школьник, смотрел на Лейтона, чуть глуповато раскрыв рот.

— О ценности… говорят биологи… — как что-то до неприличия очевидное и о чем неловко напоминать старшему, выдавил наконец Наута. — В глубинах пород…

— В глубинах пород! Чепуха! — оборвал Лейтон. — Еще комиссия на Юпитере после гибели двенадцатой экспедиции доказала, что шансы встретить органику на глубине ничтожны и не оправдывают риска! Потому и приняли тактику полного уничтожения!

— Но ведь позже… — удивился Наута снова, — решение признали ошибочным…

— А мне наплевать! Наплевать, что вам некуда девать деньги и вы окружаете защитным полем каждый метеорит! Генерируете антигравитационную подушку вместо того, чтобы сжигать этот мусор!

— Но гипотеза о вредном влиянии аннигилляции…

«Что еще за гипотеза?..» — уязвлено притих Лейтон.

— … О нарушении равновесия вещества и энергии во Вселенной.

— Ах, вот что! Вы заботитесь о Вселенной! Побыли б с ней двадцать лет с глазу на глаз! Горсть пыли — все спасенные вами обломки!

— Но в Солнечной системе астероиды почти уничтожены! В год открываются единицы!

— Так вы совершили открытие?! — расхохотался Лейтон. — Вас можно поздравить?

Наута смешался.

— Я сообщил в центр защиты космоса. Астероид назовут моим именем…

— Прекрасно, молодой человек! И хотя в наше время всякий уважающий себя звездолетчик имел как минимум сотню премий за уничтоженные астероиды, я вас поздравляю! С одним.

— Какое варварство! — прошептал Наута.

— А кстати! — вдруг воодушевился Лейтон. — Есть ли у вас обычай брать образец на память? Пробу грунта для спектранализа, подтверждающую право открытия! Премии без этого не выдавались! Были любители и схитрить…

Наута молчал, опустив глаза.

— Ну, что ж! — улыбнулся Лейтон. — Я живу по старым законам. Для меня они действовать не перестали! А так как я тоже участвую в открытии астероида — мне положена премия! Я отправляюсь за образцом для анализа!

Наута встревожился совсем по-детски:

— Но, постойте… Вы не пойдете туда один… До комиссии… Она уже вылетела с Земли…

— Экспертиза из десяти человек! Ради жалкого каменного обломка! Через час я сделаю все, что нужно!

— Но это…

— Нарушение техники безопасности? — едко закончил Лейтон. — Вы забываете, кто здесь старший!

— Поменяйте хотя бы скафандр! — умоляюще воскликнул Наута и, прижав руки к груди, заслонил дорогу. — Пожалуйста, возьмите новый!

«К черту! — подумал Лейтон, молча устраняя практиканта. — В своем я провел двадцать лет!»

— Следите-ка лучше за своими экранами! — и с саркастической улыбкой направился в шлюзовой отсек.

Астероид казался гигантским. Вопреки расчетам мог напомнить обломок целой планеты с податливым мягким грунтом… Словно это была земля — уже мертвая, но помнившая следы босых ног и бушевавшее море трав.

«Не споткнуться бы!» — думал Лейтон, стараясь не наступать на правильной формы камни — цилиндрические и конические, причем не лежащие на поверхности, а прочно и глубоко вросшие в грунт. Черт знает на что это было похоже! Он прогонял мысль о пугающей искусственности их происхождения! Словно кто-то густо вбивал в землю каменные трубы, да так и оставил торчать их здесь — доходящие Лейтону почти до щиколотки! Впервые темнота испугала его не на шутку! Силуэты ближайших скал казались странными и угрожающими — словно в глазах мутилось… словно угадывались сквозь туман…

Он глянул в небо и готов был поклясться, что видит движение облаков. Они смутно вырисовывались в темноте, меняя свои контуры — легкие, перистые, чуть тронутые алым на горизонте! И речи не могло быть об атмосфере… и тем не менее, небо делалось предрассветным — горизонт светлел и далекие зарницы предвещали утро!

Засмотревшись вверх, он споткнулся. «Проклятые камни! — подумал сквозь острую боль в ноге. — Образец! Хоть какой-нибудь образец!» И, вгрызаясь пальцами в землю, судорожно зажал в ладони маленький каменный голыш.

Резкий рассвет проник сквозь веки. Ослепил! Над головой было яркое земное небо — голубизна и белые северные облака. Не поворачивая головы, каким-то образом он увидел в застывшей перспективе всю жуткую панораму этого мира. На безжизненно бурой равнине — словно созданные рукой сюрреалиста — нелепые цилиндрические сооружения поражали искусственностью и однообразием. У близкой линии горизонта огромный черный паук верхом на колодезе медленно перебирал лапами паутину. А правее — похожий на опрокинутую воронку — лежал на боку полый конус, белея внутри разорванной паутиной. И вдруг его объял ужас: сверху смотрели на Лейтона огромные остановившиеся глаза… Широкие серые колодцы со всех сторон уходили в прозрачную синеву. С ближайшего, к которому прислонился Лейтон, спускался чудовищный черный паук! Превозмогая нечто, парализовавшее тяжестью волю, оттолкнувшись от глиняной стенки, Лейтон бросился прочь. Он бежал замедленно, как бывает во сне, когда тело не слушается, скованное страхом. У скал мир кончался! Словно за пойманной наконец линией горизонта обрыв в голубое ничто. Земля ушла из-под ног. Там была бездна, и белые горы кучевых облаков подступали к обрыву. От головокружительного падения в пропасть, в эти легкие облака, он снова потерял сознание.

После долгих месяцев беспамятства в земном госпитале Лейтон беседовал с человеком, который стал ему близким, связывал с прошлым и настоящим. «Клянусь, он готовит сюрприз!» — радостно думал Лейтон, выслушивая сияющего Науту.

— Образец уникальности! — кивком подтверждал тот, протягивая коробочку из прозрачной пластмассы. — Все выяснилось благодаря ему… Вы так крепко сжимали тогда в кулаке…