— Спасибо за совет. Желаю приятного вечера, — холодно произнесла она. — Или вы еще о чем-нибудь хотели спросить меня?

— Нет. Это все, — сказал он, но глаза выдавали обратное. — Тони может быть очень опасен. Если он опять попытается встретиться с вами, сразу же дайте мне знать. — Детектив Флинн вновь нацепил маску профессиональной беспристрастности. — Спасибо, что уделили мне время, мисс Вандеруолл. — Он повернулся, собираясь уходить, но тут взгляд его остановился, прикованный к чему-то, и глаза округлились. Он медленно прошел в гостиную.

— У вас на полу кровь.

Она почувствовала, как кровь прилила к щекам, когда она двинулась следом за ним.

— О, ерунда… женские дела. — И в тот же миг устыдилась своей откровенности.

Он изобразил гримасу и попятился.

— Нет-нет. Не то, о чем вы подумали, — заверила она его. — Я просто порезала щиколотку бритвой.

— О! — расхохотался он. — Сейчас все в порядке?

— Да. Рана кровоточила, потому что я мылась под горячей водой. Но сейчас уже все прошло. Ничего серьезного. А как ваша рука?

— Прекрасно. — Он посмотрел на заклеенные пластырем костяшки руки. — Все в порядке. Ну… я тогда пойду.

Неловкое молчание повисло в воздухе, но уже через мгновение оно было нарушено, поскольку он повернулся и пошел к двери.

Она попрощалась и долго смотрела ему вслед, пока он не скрылся из виду.

Ему не нужно было лезть в записную книжку.

Номер ее телефона, так же как и ее имя, прочно врезались в память. Он медленно набирал телефонный номер, смакуя каждый щелчок и гудок, раздававшиеся в трубке, словно это были звуки любовной прелюдии. Вот так просто он мог дотянуться до нее, и она непременно отложит все свои дела, только чтобы ответить на его звонок.

— Алло?

Голос ее звучал устало. Она явно была одна в квартире.

— Алло? Кто это? — спросила она.

Он вслушивался в ее дыхание, представляя, как входит и выходит воздух из ее легких, горла, рта, а потом ее мягкие губы передают теплые волны в его ухо.

— Я сейчас повешу трубку… — раздраженно сказала она.

Неужели в ее голосе разочарование? Может быть, ей хочется, чтобы он пришел к ней? Или ему стоит подождать?

Когда она повесила трубку, он перевалился на другую половину кровати, где в свете ночника поблескивало тонкое лезвие бритвы.

Сегодня?

Нет. Она особенная. Тут нельзя действовать в спешке.

Завтра будет в самый раз.

Ему захотелось еще раз послушать ее дыхание. Он взял холодное лезвие в руку и стал крутить диск телефона его остро заточенным кончиком.

Макейди шла по многолюдной улице, направляясь к фешенебельному универмагу на Элизабет-стрит. Тяжелым взглядом она окидывала снующих по улице деловитых горожан, и ей хотелось только одного — забраться обратно в постель. Какой-то психопат всю ночь изводил ее телефонными звонками, воруя у нее драгоценный сон. Все кончилось тем, что ей пришлось снять проклятый телефон с крючка и отсоединить шнур.

Несколько окон универмага были отданы под рекламные плакаты Бекки Росс — двадцатиоднолетняя звезда «мыльных опер» на плакатах размером выше человеческого роста представляла продукцию своей торговой марки. Тщательно продуманный имидж Бекки служил первосортным материалом для австралийских и английских таблоидов, которые с упоением смаковали, в чем она одета, какую пластическую операцию сделала и, разумеется, с кем спит. Настоящее сумасшествие в прессе вызвал ее роман с известным регбистом, но вскоре интерес к нему был потерян, поскольку на подходе была новая сенсация. Регбиста предали забвению.

Бекки обожала перекрашивать волосы и с завидной периодичностью представала на людях то платиновой блондинкой, то огненно-рыжей бестией. И еще она питала слабость к сексуальным нарядам, максимально обнажающим тело, что неизменно привлекало к ней внимание папарацци и глянцевых журналов. Со времени своего приезда Макейди постоянно видела Бекки на обложках и в телерекламе фастфуда. И вот теперь ей каким-то образом удалось убедить клиентуру консервативного универмага в том, что она — модный товар.

Макейди устало толкнула элегантные двери, ощущая, как давит на плечо тяжелая сумка с модельными принадлежностями. Это был ее первый рабочий день после той злосчастной пятницы. Пока она стремительной походкой пересекала торговый зал, несколько посетителей смотрели ей вслед. Она прошла к эскалатору, миновав прилавки с косметикой, переливающиеся всеми цветами радуги. Цокольный этаж универмага благоухал цветочным ароматом, в котором смешивались сотни оттенков дорогих духов.

Наконец она поднялась на последний этаж, где располагался демонстрационный зал. Вдоль длинного узкого подиума был натянут огромный плакат, на котором красовалось имя Бекки, окруженное ее фотопортретами трехфутового формата. Фотографии были слишком агрессивными, и Макейди подумала, что такой стиль не совсем удачен. Вокруг подиума стояло не меньше двухсот стульев — для журналистов и модной клиентуры. Желтая пресса, верная своим принципам, взахлеб преувеличивала творческий потенциал Бекки как модельера, однако Макейди все же пыталась сохранять объективность.

В правом углу сцены она заметила дверь в раздевалку. Стоило Мак зайти туда, как она сразу же оказалась под обстрелом оценивающих взглядов. Она увидела перед собой семь красивых хмурых лиц, совершенно ей незнакомых.

Это будет забавно.

Она вежливо улыбнулась и стала разглядывать одежду, развешанную на бесчисленных кронштейнах, втиснутых в маленькое помещение.

— Простите, — обратилась она к неприметной женщине, на именной бирке которой значилось: Сара. — Меня зовут Макейди. Вы не знаете, где моя секция?

Девушка (судя по всему, это была добровольная помощница) проводила ее к вешалке, на которой болталась табличка с надписью: Макейди.

Первым делом она изучила бирки с размерами на каждом предмете одежды. Стандартным размером модели считался австралийский десятый, но некоторые дизайнеры шили образцы восьмого размера. Макейди не обольщалась насчет своего размера — даже если бы ее жизнь зависела от этого, она все равно не смогла бы влезть в австралийский восьмой. Увидев кружевную юбку, маркированную роковым номером восемь, она закусила губу. Тайком она попыталась натянуть юбку, но кружево чуть не лопнуло, когда юбка застряла на середине бедер.

— Эта юбка слишком маленькая, — честно призналась Макейди стилисту. В присутствии стольких завистниц это было равносильно признанию в совершении тяжкого убийства.

— У нас проблемы с некоторыми размерами, — сказала девушка-стилист. — Не волнуйтесь, ваш первый наряд мы передадим кому-нибудь другому. — Она окинула взглядом других моделей и остановилась на самой костлявой. — Она утонула в этом платье на бретельках. А на вас оно будет смотреться гораздо лучше. Почему бы вам не поменяться?

Макейди испытала облегчение. Обычно в подобной ситуации стилист посмотрел бы на нее с презрением и произнес что-нибудь вроде: «О милая, да вы действительно полноваты. У вас месячные?»

Макейди частенько завидовала размерам и красоте других моделей, и плохо сидящая на ней одежда лишь усиливала ее комплексы. В глубине души она понимала, что у нее нет причин волноваться по поводу своей внешности, но все равно ловила себя на том, что неизменно замечает и чей-то правильный изгиб губ, и большие глаза, и тонкую талию, и аккуратные ягодицы. Она была самой крупной среди окружавших ее сейчас моделей и могла бы чувствовать себя ущербной, но только не сегодня. Ее тело выглядело особенно женственным и соблазнительным на фоне обтянутых кожей скелетов. Да, у нее десятый размер, но она была в хорошей форме и ни в коем случае не толстая при таком росте. Но все равно трудно было избавиться от неловкости, когда одежда оказывалась мала. Особенно если учесть, что за час ей платили столько, сколько большинство людей зарабатывает за неделю. Она подумала, что худые девушки испытывают те же чувства, когда не могут достойно представить бюстгальтер. Это сродни помешательству.