Подобные домыслы неудивительны в той напряженной ситуации, которая сложилась вокруг мирной конференции. Однако царь действительно занемог. За несколько дней до турнира Александр танцевал на балу в популярном Мельгрубе на Нейер-Маркт и внезапно упал. Падение его было настолько неожиданным и необъяснимым, что нашлись люди, предположившие, будто царя отравили (одного повара даже выгнали из дворца Хофбург). А инцидент объяснялся, видимо, усталостью, недосыпанием и стрессами. Царь, по свидетельству очевидцев, танцевал на балах тридцать вечеров кряду. В день турнира Александр не поднимался с постели.

На верхней площадке Испанской школы верховой езды оркестр заиграл марш, и на арену выехали двадцать четыре рыцаря на вороных венгерских скакунах, нервно перебиравших копытами по матам, покрывавшим пол арены на случай, если кого-то из молодцов выбьют из седла.

Избрание рыцарем, по определению Ла Гард-Шамбона, означало аттестацию в грациозности и элегантности. Им мог стать только представитель древнего дворянского рода. К участию в турнире были допущены, например, князь Винсент Эстергази, князь Антон Радзивилл и любовник герцогини де Саган Альфред фон Виндишгрёц. В рыцари записался и князь Леопольд Саксен-Кобург-Заальфельдский, будущий король Бельгии.

Конечно, карусель была имитацией рыцарства — и даже не времен Высокого Средневековья, а, скорее, начала XVI столетия. Поэтому Эстергази, Радзивилл, Виндишгрёц и их компаньоны облачались в короткие штаны, чулки и камзолы с пуфами, а не в душные, тяжелые пластинчатые доспехи. Вместо громоздких шлемов на их головах красовались широкополые шляпы с плюмажами и бриллиантовыми застежками.

Рыцари в сопровождении оруженосцев и пажей, с развернутыми знаменами прошествовали по арене, останавливаясь перед каждым монархом. Поднимаясь в стременах и склоняя головы, они отдали им почести, а затем опустили копья перед императрицами и королевами. Уважив таким же образом «дам сердца», рыцари приготовились к турниру.

Первое испытание, pas de lance, заключалось в том, что всадники на скаку и с копьем наперевес должны были поразить кольца, свисающие на ленте. Затем рыцари бросали дротики в муляжи голов сарацин и кривыми саблями разрубали яблоки, раскачивающиеся в воздухе.

После этого началось главное действо карусели Средневековья — потешные рыцарские поединки. Они даже отдаленно не походили на настоящие рыцарские схватки, когда бойцы действительно могли погибнуть на ристалище, и гибли, как это случилось в 1240 году, когда за один турнир лишились жизни восемьдесят рыцарей.

Задача рыцаря Венского конгресса состояла в том, чтобы, пустив коня в галоп, выбить противника из седла, но сделать это, как требовали судьи, с максимальной любезностью. Все поединки завершились благополучно. Произошел лишь один инцидент — в бессознательном состоянии с арены унесли князя Лихтенштейна.

После того как рыцари продемонстрировали «под музыку что-то вроде танцев», сюзерены, «дамы сердца» и их заступники покинули школу верховой езды и отправились во дворец на банкет. Для коронованных особ был накрыт отдельный стол, сервированный только позолоченными предметами — от вилок до фруктовых корзинок. Вокруг банкетных столов кувыркались акробаты, показывали свои фокусы шуты и жонглеры, распевали серенады менестрели с арфами в руках. Празднество завершилось грандиозным балом, на котором танцевали более трех тысяч человек.

Устраивая турнир, фестивальный комитет хотел «увековечить блистательный конгресс незабываемым событием», и, похоже, сделать это ему удалось. Организаторы даже собирались повторить его для «занемогшего» царя. История в этом не совсем уверена, но, говорят, сюзерены остались довольны. По инициативе комитета для тучного короля Вюртемберга даже было оборудовано специальное место «пять футов высотой и шесть футов шириной». Многие авторы дневников утверждают, что для его внушительного живота в обеденном столе пришлось вырубить что-то вроде «полумесяца».

Как бы то ни было, скользя и кружась на балах, охотясь или услаждая себя зрелищами вроде карусели, короли, князья, герцоги и дипломаты на какое-то время забывали о своих проблемах.

Миротворцы предавались развлечениям, а проблемы оставались нерешенными, и осведомители барона Хагера докладывали о нарастающем недовольстве за стенами дворцов, бальных и банкетных залов. «Умники» и «лоботрясы», собиравшиеся на Грабен, открыто поносили конгресс за праздность. Почему делегаты не занимаются проблемами мира с такой же энергией, с какой они устраивают балы и банкеты? Почему бы дипломатам не договориться обо всем, пока император Франц столь великодушен и накрывает пятьдесят банкетных столов чуть ли не каждый вечер?

Австрийских патриотов беспокоила неуемная щедрость императора, которая дорого обходилась казне. Им не нравилась явная неблагодарность гостей. Некоторые союзники, вроде русского царя, вели себя не как друзья, а, скорее, как враги. По заключению одного агента, австрийское гостеприимство наносит вред экономике и может обанкротить государство. «Появилась новая разновидность войны, — то ли в шутку, то ли всерьез писал он, — объедать противника».

Если эксклюзивность встреч за закрытыми дверями раздражала, то несуразная борьба за старшинство просто смешила. Предводители пререкались по малейшему поводу — кто должен первым войти или выйти из комнаты, подписать документ? Кто и с кем должен сидеть за ужином? По одной легенде, Меттерних прорубил в свой офис дополнительные двери для того, чтобы участники переговоров могли входить и выходить из него одновременно. Это скорее всего выдумка, но проблема протокольных отношений стояла остро.

В дипломатическом протоколе отражалась степень могущества и влияния державы: дипломаты представляли не столько государство, сколько монархов, и они болезненно реагировали на любой знак пренебрежения. Известен такой исторический факт: в сентябре 1661 года в Лондон прибыл шведский посланник, и посол Испании, не пожелавший следовать за французским коллегой в процессии экипажей, вырвался вперед, чем вызвал скандал и чуть ли не объявление войны.

Из-за подобного рода соперничества немало дел застопорилось и на Венском конгрессе. Декларация, принятая 8 октября, о переносе открытия конференции на 1 ноября так и осталась неподписанной отчасти по той причине, что посланники не могли прийти к согласию о порядке ее подписания. Проблема старшинства постоянно мешала работе германской комиссии, и в результате ее заседания прекратились.

Давно назрела необходимость выработать такие нормы дипломатических процедур, которые способствовали бы международным переговорам. Однако не существовало даже общих подходов к решению этой задачи. К примеру, насколько в таком протоколе должна учитываться мощь той или иной державы? Должны ли различаться по статусу представители королевства и республики? Или посланники древнейших и самых легитимных династий и новых государств, созданных по прихоти Наполеона? В этих и других подобных вопросах предстояло разобраться одной из комиссий конгресса — комиссии по дипломатическому старшинству, которая начала заседать в середине декабря.

В венских гостиных не было недостатка в животрепещущих темах. Людей старшего поколения, например, смущало то, что якшанье с королями умаляет достоинство и престиж коронованных особ. Даже Талейран находил «неприличествующим» видеть трех или четырех королей и еще больше князей на балах и за чаепитием в частных домах. Иногда доходило до абсурда. Женевский банкир Жан Габриель Энар рассказал, что однажды короля Пруссии, стоявшего одиноко у стены, он принял за официанта и чуть ли не попросил его принести бокал шампанского.

Самые оживленные и откровенные дискуссии разгорались, конечно, в тавернах. Дворяне-космополиты, уставшие от придворного этикета, шли в «Императрицу Австрии», молодые немцы облюбовали кафе «Три белых льва», где свое красноречие они запивали вином с устрицами.