Он подождал еще несколько минут, напряженно вглядываясь в зеленое море по тот край тракта. Поле молчало. Тогда Охотник натянул тетиву и, держа лук наготове, вышел из леса. Вороны взлетели, захлопав крыльями. Осталась только одна, нажравшаяся, видно, настолько, что не могла даже улететь. Она только хрипло каркнула и уставилась на человека круглым черным глазом, склонив голову набок.

Охотник посмотрел, куда же идут следы. Следы выходили на тракт и там терялись. К своему удовлетворению, Охотник отметил, что по ту сторону дороги следов нет.

Он подошел к трупу, все еще не ослабляя тетивы.

Толстая ворона неторопливо, бочком, покачиваясь как утка, отошла в сторону и продолжала смотреть на Охотника.

Труп был мужской. Тонкая льняная рубаха, заляпанная кровью, темные штаны хорошего сукна. Сапог на нем не было. Не было также и кафтана, а должен бы быть — убитый походил на человека зажиточного. Охотник еще больше убедился в этом, когда осмотрел его руки. Эти руки никогда не ковырялись в земле, не знали ни плуга, ни молота. На двух пальцах белели лишенные загара полосы следы колец. Труп уже начинал разлагаться, но сквозь смрад гниения Охотник учуял и специфический запах конского пота. Человек, очевидно, ехал на лошади. Куда он мог ехать? Тракт одним концом уходил к владениям герцога Ригетского, второй же конец вел к большой развилке, от которой расходились несколько дорог, в основном ведущие к крупным городам — Тавитору, Лирску и Триграду.

Но труп на этот вопрос ответить не мог. Он смотрел пустыми, выклеванными воронами глазницами в небо и хранил молчание. Ясное дело, умер он не своей смертью, вот только указать на своих убийц было ему уже не под силу. Очевидно, разбойники, подумал Охотник. Убили и обобрали. Странно. В этих местах разбойники встречались редко — здесь просто не было крупных банд, а мелкие если и были, то не могли наделать много шуму. Охотник услышал шаги заранее, но предпочел не подать виду. Он даже снял стрелу с грифа лука и отпустил тетиву, только не стал убирать стрелу в колчан.

— Ты что здесь делаешь? — услышал он за спиной наглый голос.

Охотник обернулся.

Перед ним стояли трое. Они только что вышли из лесу и теперь увидели незнакомца. Все трое были вооружены. Не для охоты. Первый, костлявый и низкий, держал в руках кистень, у второго, крепкого, густо заросшего волосами, висели на поясе кинжал и короткий меч. Третий был вооружен длинным рыцарским двуручником, который он воткнул острием в землю, опершись на рукоять.

— Не слышу ответа! — с треском сказал костлявый.

— А вы что за люди такие? — протянул Охотник. — Перед кем это я ответ держать должен?

Костлявый вылупил глаза.

— Ты что, шибко храбрый? — процедил он, делая шаг вперед.

Охотник быстро вскинул лук и натянут тетиву, направляя его на костлявого.

— Стой, где стоишь!

— Неужто выстрелишь? — тем не менее, костлявый остановился.

Третий, верзила в темном кафтане, который был ему несколько мал, вытянул меч из земли и криво улыбнулся.

Лишь волосатый стоял неподвижно, засунув руки за пояс.

— А ты как думаешь? — спросил Охотник. — Конечно, выстрелю. Я не люблю встречать в лесу вооруженных бродяг и еще более не люблю, когда мне эти бродяги задают наглые вопросы.

— Ты кого это бродягой назвал?! — прорычал верзила в кафтане.

— Обижаешь нас, человек, — сказал костлявый, поигрывая кистенем. — И очень даже зря. Мы не бродяги, мы — честные разбойники. Промышляем как раз в этих местах, так что ты на нашей территории. Но мы не обидчивые, — подмигнул он. Да, ребята?

«Ребята» не подтвердили.

— Мы только чуток обчистим тебя и отпустим, — продолжал костлявый. Убивать не станем. Я вот вижу кинжал у тебя на поясе добрый, да и жилет кожаный. Не жмет ли?

— Неа, не жмет, — ответил Охотник. — А вон тому, я вижу, жмет, — он указал на верзилу. — Маловат кафтанчик, да и грязноват маленько. Не с этого ли молодца снят? — Охотник кивнул в сторону трупа.

Прежде чем верзила успел взмахнуть мечом, стрела свистнула и вонзилась костлявому в глаз. Тот завизжал и выпустил кистень. Вторая стрела прошила верзиле живот. Он остановился, удивленно поглядел на стрелу, затем с усилием выдернул ее и отбросил. Третья стрела попала ему в шею. Он снова попытался ее вынуть, но не сумел, а только тяжело ворочая головой, опустился на землю.

Волосатый был уже слишком близко, поэтому Охотник отбросил лук и выдернул кинжал. Отбивать удар мечом он не стал, а кинулся волосатому под ноги и сбил его.

Волосатый умер молча.

Ребятишки с криками бежали за ним вслед.

— Гляди какой!

— У-у-у, медведище!

— Страшный…

Охотник с улыбкой поглядывал на них. Шкура была тяжелой. С нее уже не капала кровь, но она еще была теплой. Он держал шкуру обеими руками, осторожно, чтобы не испачкаться.

Возле ворот его встретил Севастьян.

— Ого! Никак, медведя убил? — Ага, — ответил Охотник. — Открой-ка калитку, а то у меня руки заняты…

Севастьян торопливо распахнул калитку, и Охотник вошел во двор.

— Может, чего надобно? Чтоб шкуру-то упорядочить, — пояснил Севастьян, видя, что Охотник шарит глазами по двору, словно что-то ища.

— Да, ты, пожалуй, кинь вот тут соломки, — указал глазами Охотник.

Севастьян сбегал в сарай и принес охапку соломы. Расстелил ровным слоем на земле.

Охотник положил шкуру мехом на солому, затем вытер руки.

— Соли у тебя много, Севастьян? — спросил он.

— А много надо ль?

— Ну хотя бы пару горстей.

— Сейчас принесу.

Севастьян пошел за солью.

Тем временем Охотник стал счищать ножом остатки жира с внутренней стороны шкуры.

— Хватит? — Севастьян вернулся с полной миской соли.

— Угу, — кивнул Охотник.

Зачерпнув руками соль, он принялся натирать ею шкуру. Севастьян стоял рядом, с интересом наблюдая за его работой. Детишки тоже сбежались и глазели на медвежью шкуру.

— Севастьян, — сказал Охотник.

— Да?

— Гвозди у тебя в хозяйстве водятся? Небольшие.

— Найду.

— И… Вот еще что: нужно мне четыре доски. Узких, но длинных, примерно в твой рост. Сделаешь? — Понято, — ответил Севастьян.

Он скрылся в сарае.

— Что, интересно? — спросил Охотник хозяйских детей.

— Ага, — ответил один из них, наиболее смелый. — А скажи, дядь, ты медведя сам убил?

— А как же! — усмехнулся Охотник.

— И не убоялся?

— Медведей бояться — в лес не ходить.

— А ты его как, из лука застрелил?

— Нет, ножом. Видишь? — Охотник показал кинжал.

— Не может того быть! — засомневался хозяйский сын. — Чтой-то нож у тебя дюже маленький…

— Ну и что? Зато острый!

В это время появился Севастьян, неся доски, молоток и горсть гвоздей.

— Пойдет?

— Давай.

Охотник сложил доски четырехугольником и принялся сколачивать их. У него получилась прямоугольная рамка. На эту рамку он положил шкуру.

— Теперь гляди, Севастьян: ты будешь шкуру натягивать, а я гвозди забивать стану…

Вскоре медвежья шкура оказалась натянутой на рамку, как на барабан. Охотник удовлетворенно крякнул и понес ее на чердак — сушиться.

— Куда прешь?

Дружинник направил на Охотника копье.

— Ну у вас и порядки! — весело воскликнул Охотник. — Заместо приветствия людям копья в живот тычут! Не бойся, вояка, не разбойник я и не висельник. Я Охотник. Принес вот шкуру медвежью. Может, хозяева захотят купить? Шкура добрая!

Охотник развернул тряпку и извлек шкуру. Она была огромной. Мех рыжевато-бурый, не очень, правда, густой — летний все-таки. Но товар выглядел броско.

— Ладно, погоди тут, я за управляющим схожу, — сказал дружинник и ушел.

Охотник свернул шкуру и, посвистывая, принялся ждать. Но безразличие, изображенное на его лице, было обманчивым — на самом деле он внимательно оглядывал замок. Надо сказать, что замок его не удивил, во всяком случае, ничего необыкновенного Охотник не заметил. Замок как замок. Старый. Хмурый. Впрочем, все старые замки вечно хмурятся. Надоедает, видно, им жизнь.