Солнце уже опускалось за горизонт, как в деревню въехали три всадника. На них были монашеские рясы, густой слой дорожной пыли свидетельствовал о долгой дороге. Трактирщик окликнул их с крыльца:

— Издалека путь держите, отцы?

Один из всадников остановил идущую шагом лошадь и посмотрел на трактирщика.

— Скажи, добрый человек, это Овраг?

— Он самый, он самый, отче.

Монах откинул капюшон рясы и вытер взмокший лоб. Лицо его, чуть полноватое и довольно добродушное, с маленькими хитрыми глазками и каким-то неуловимым выражением (лукавства? подозрения?) расплылось в приятной улыбке.

— А что, добрый человек, хороший у тебя трактир? Достойно поесть и переночевать можно?

— Милости просим святых отцов, на наш стол еще никто не жаловался, — без запинки соврал трактирщик. — А что до ночевки, то я могу предложить сеновал: сарай большущий, не жарко и воздух свежий…

— Ну что ж, сеновал так сеновал, — согласился монах, слезая с лошади.

Спутники его за это время успели удалиться достаточно далеко. Трактирщик бросил им вслед сокрушенный взгляд.

— Что ж ваши товарищи, не присоединятся к вам?

Монах привязал лошадь к воротам, подтянул рясу.

— Товарищи? — переспросил он. — Товарищи присоединятся, но позже, хвалу вот только Господу воздадут в вашей церкви, да иконе чудотворной помолятся да со священником вашим побеседуют. Ну а мы пока давай к их приезду подготовимся: состряпай-ка покуда ужин и позаботься о лошади…

— Конечно, конечно, отец…

— Иова, — подсказал ему монах. — Отец Иова из Посадского аббатства, со мной же мои братия: отец Нардух и отец Варахасий.

— К нам приехали, в Овраг? — полюбопытствовал трактирщик, жестом приглашая гостя войти в трактир.

— Нет, сын мой, проездом мы. Держим путь в Обрыв-город, Святой реке поклониться, да вот притомились в дороге, на пару дней у вас остановиться придется.

Трактирщик понимающе покивал. Отец Иова вошел в трактир. Здесь было немноголюдно: пара крестьян потягивала брагу, четверка солдат резалась в карты, обильно сдабривая игру вином, да какой-то челядин, по виду — гонец, уплетал яичницу с салом так, будто три дня не ел. Монах выбрал себе столик в углу помещения, поближе к стойке и принялся с безразличным видом перебирать четки. На него никто не обратил внимания. Вскоре подошел трактирщик.

— Пристроил вашу лошадку, засыпал ей овса, — сообщил он. — Прикажете подавать ужин?

— Нет, подожду, пожалуй, братьев, — произнес отец Иова, но как-то нерешительно.

Опытный слух трактирщика уловил интонацию.

— А может, пока промочить горло желаете? — предложил он негромко, заговорщицки подмигнув. Он знал, что монахам в принципе запрещено пить вино, но упускать возможный доход тоже не хотелось. Отец Иова окинул быстрым взглядом посетителей.

— Ты-ы-ы, вот что… Принеси-ка мне, гм… кружку пива — что-то в горле пересохло у меня.

— Сию минуту.

Трактирщик направился за пивом.

— Только холодного! — кинул ему вдогонку монах.

Пиво оказалось действительно холодным, даже, пожалуй, чересчур. Отец Иова выпил кружку, затем еще одну. Черты его лица расслабились, взгляд замедлился и потяжелел. Не успел он заказать третью кружку, как в трактир вошли его спутники. Первый, отец Варахасий, был росту среднего, широк в плечах и довольно крепкого для монаха сложения. Взор имел строгий, хоть и несколько отрешенный, но все же видно было, что человек он требовательный и жесткий. Соломенного цвета волосы, подстриженные в кружок, выдавали в нем уроженца Севера. Второй компаньон отца Иовы, высокий и худой, напротив, имел волосы угольно-черные и нрав, по-видимому, более веселый — кривая усмешка почти не сходила с его уст, глаза не задерживались долго на одном месте, даже в разговоре имел он обыкновение только изредка поглядывать на собеседника. Вот и теперь, еще не зайдя в трактир, он уже успел подсчитать количество пустых бутылок из-под вина на столе у солдат, угадал герб хозяина гонца и, разглядев в дальнем углу икону, сотворил знамение. Иова заметил товарищей и сделал им знак. Варахасий подошел, присел рядом. Посмотрел на пустые кружки, поморщился, но промолчал. Отец Нардух в это время подробно разъяснял дочери трактирщика пожелания относительно ужина.

— Ну как? — негромко спросил Иова.

— Часть работы уже сделана, — отвечал Варахасий, — есть там показания свидетелей, есть вроде и Знаки, но это еще надо выяснить… Я взял кое-что с собой, посмотрим после ужина.

Ужин не заставил себя долго ждать…

— Дело овражской ведьмы, протокол пятый: — читал Варахасий, свидетельство Взислава, сына Ионы, кузнеца. Свидетель утверждает, что неоднократно имел возможность наблюдать за своей соседкой, Маричкой, дочерью Саналия, случаи Одержимости, проявлявшиеся «трясучкою сильною, речью нечистой, богохульной, и воем сатанинским». Также сообщает, что соседка его, Маричка, «живет тайно, на улицу выходит редко, только в вечернее и ночное время, потому как света дневного не выносит, трясти ее от него начинает и Одержимость случается».

— А что кузнец этот, человек надежный? — поинтересовался Нардух.

— Священник за него ручается, прихожанин он, говорит, прилежный и пожертвования регулярно вносит… Во всяком случае, понапрасну наклеп возводить нет ему никакой корысти.

— Ну-ну, будем надеяться. Кто там еще?

— Вот, протокол седьмой: — продолжал Варахасий, — Ираида, дочь Визилия, свидетельствует, что видела «ведьму Маричку, ее корову ночью доившую». Выйти она «убоялась из страха перед ведьмой, а с того дня начала корова ее вместо молока доиться кровью».

— О Господи… — пробормотал Иова.

— Такое же свидетельство дает пастух Иозеф: видел он «ведьму, возле стада пасущегося бродившую и наговоры шептавшую». И вскоре та же картина — кровь вместо молока, но уже у всего стада. Тогда чуть было разъяренные крестьяне над ведьмой расправу не учинили, да она спряталась где-то. Дом ее, правда, таки сожгли. В общем, подобных протоколов тут одиннадцать штук, есть среди них и обвинения в сглазе, и в порче наведенной, но вот самое последнее, недельной давности. Протокол одиннадцатый. Свидетельство Филиппы, дочери Марка, старосты сельского. Она утверждает, что ведьма похитила ее ребенка, младенца годовалого возраста.

— Она сама видела? — быстро спросил Нардух.

— Утверждает, что видела со двора, как ведьма входила в дом. Когда же вбежала вслед за ней, обнаружила, что младенец исчез, а в дверь мимо нее прошмыгнула «здоровенная черная кошка». Староста поднял на ноги всю деревню, но ведьму так и не нашли.

— А где они ее искали?

— Ах да, я забыл вам сказать, — пояснил Варахасий, — что после того, как овражские крестьяне сожгли ее дом, ведьма в деревне не живет. Где она обитает, никто не знает, и выследить ее не удалось. Именно нам и предстоит это сделать…

— Здесь?

Гнилая сосновая дверь с треском отворилась. В избу вошли трое. Сергий вскочил, опрокинув лавку.

— Кто тут, кто это? — в слабом свете свечи он разглядел только серые монашеские рясы.

Один из гостей подошел, поднял перевернутую лавку, присел. Откинул капюшон, посмотрел на Сергия долгим взглядом. У него были светлые волосы и усталые глаза.

— Ты Сергий, лесничий? — сухо спросил он.

— Ну, я.

Сергий подтянул свечу поближе, сел. Первый испуг прошел, увидев, что гости — обычные монахи, он решил держаться смело, с достоинством. Опять ведь, небось, за лесом приехали… Так и скажу: «не дам», решил он.

Второй монах приблизился к столу, но садиться не стал, забегал глазами по избе. Третий застыл в дверях.